Безжалостные люди
Шрифт:
Он держал меня за руку, пока дышал.
— Давай начнем с чего-нибудь простого. Почему ты выскочил из окна своего гостиничного номера?
— Ты сжег мой дом.
— Меня не обвиняли, не судили и не арестовывали.
— Я знаю, что это был ты! Вы, Каллаханы, все разрушаете. — Его голос дрогнул, и я снова закатил глаза. — Но ты предупредил меня, и я должен был… Ты предупредил меня, и поэтому это моя вина, что они умерли. Эта маленькая девочка, ты больной ублюдок! Я рассказал тебе о ней! Это был я. Я… я…
— Пожалуйста, не поддавайся эмоциям, это был только первый вопрос. — Он был нужен мне живым сейчас.
— Никаких
— Я хочу знать все, что у тебя есть на Валеро. — Он смеялся, как сумасшедший, я снова поднес подушку к его лицу. Он боролся до тех пор, пока не стал слишком слаб, и именно тогда я отпустил ее.
— Давай начнем с начала. — Я держал его за лицо. — Расскажи мне об Эмори, Сейдж и Вэнсе, или, да поможет мне Бог, я заставлю тебя пожалеть, что ты не умер. Я позабочусь о том, чтобы ты был жив и здоров, заперт в своем собственном гребаном теле, как в тюремной камере. Каждый день я буду следить за тем, чтобы кто-нибудь лично отдавал мне кусочек твоей кожи, пока от тебя не останется ничего, кроме открытой раны. Что… ты… знаешь?
Он улыбнулся.
— Они хотят твоей смерти, твоей жены, твоего ребенка и всех Каллаханов до последнего. Они пытались уничтожить тебя законным путем, но я неудачник, помнишь? Они такие же безжалостные, как и ты. Ходят слухи, что личного врача твоей жены пытали, а затем расчленили.
— Слухи? — Мне хотелось сорвать улыбку с его губ.
— Это не меняет того факта, что они придут за тобой, — сказал он, и я схватил капельницу с морфием и заменил жидкость.
— Это адреналин. В малых дозах он блокирует боль. В больших дозах он делает обратное. Ты чувствуешь все. — Я похлопал по сумке. — Ты не отправишься в загробную жизнь в сладком безболезненном блаженстве. Ты все это почувствуешь, и как только твое сердце остановится, подумай о том, каким большим идиотом ты был, войдя в мой дом. В тот самый день, когда родился этот город, такие люди, как я, управляли Чикаго. Ты думал, что ты следующий, кто натворил дерьма. Но о тебе будут помнить лишь как об ублюдке, который потерпел неудачу в своем браке, потерпел неудачу на своей работе и даже не смог покончить с собой.
Схватив газету, я вернулся к двери.
— Это не заканчивается на мне. Ты не всегда будешь неприкасаемым. Ты всего лишь человек! — закричал он на меня.
— Все мужчины осязаемы, Эндрю, те, кто прикасается ко мне, просто теряют руки. Так что пусть они придут. Я только начинаю. То, что я сделал с тобой, — это даже не начало. Секунду спустя адреналин, должно быть, взыграл, потому что он затрясся и закричал, как рыба, вытащенная из воды… К большому удовольствию моих ушей.
Выйдя в коридор, Деклан, Нил, Монти и Федель стояли и ждали меня. Деклан подошел, протягивая мне телефон, когда мы выходили из больницы.
— Привет, солнышко. — Я ухмыльнулся.
— Ты никчемный сукин сын! — Заорала она на меня.
— Дорогая, мы не хотим, чтобы наш ребенок с рождения ругался, как моряк. — Я рассмеялся, когда Федель открыл для меня дверцу машины.
— Форма жизни, которая играет с моими эмоциями, высасывает мою энергию и крадет половину всей моей еды, определенно находится в мешке с жидкостью и не слышит ни слова из того, что я говорю. Ты ходил к комиссару без меня! — завизжала она, пока я листал документы передо мной.
_ Любимая, ты была в отключке утром…
— Тогда используй
свои гребаные руки и разбуди меня, черт возьми. Ты посадил меня на скамейку запасных! — Она даже не подозревала, что я пытался разбудить ее, но тогда ее уже не было в мире живых.— Любимая…
— Ты оставил меня здесь со своей матерью, которая теперь зовет каждого долбаного мудака с каплей ирландцев в жилах в дом. Я убью кого-нибудь, отрежу ему голову и положу ее на приборную панель твоей машины, если ты не исправишь это дерьмо. Я на одиннадцатой с половиной неделе, и это едва видно! — Ее гормоны могли стоить мне жизни… Или кому-то из моих родственников.
— Мел, милая…
— Назовешь меня «любимая» или «милая» еще раз, дорогой, и я выбью тебе зубы, — сказала она сладко.
— Я ничего от него не получил. Антонио и Эрик сказали мне, что поймали одного из людей Валеро, Кросса, в Мексике. Они должны быть в доме, и ты разберешься с ним, когда я вернусь. — На линии была тишина, и я молился, чтобы это означало, что с ней все в порядке.
— Я ненавижу это, — прошептала она в трубку. — Я ненавижу то, что я не могу контролировать свои чувства. Я как бомба замедленного действия, Лиам. Это выводит меня из себя.
— Я хорош в обезвреживании бомб, милая… — Я остановился. Я почти почувствовал, как она закатила глаза. — Я понимаю тебя. Шаг за шагом, и я сделаю все возможное, чтобы никто не раздражал тебя. Хочешь смузи?
— Это выводит меня из себя! — огрызнулась она. — С каких это пор ты подкупаешь меня угощениями, как гребаного ребенка.
Я застонал, сжимая переносицу.
— Значит, никакого смузи?
— Манго, банан, апельсин и немного киви, — ответила она, прежде чем повесить трубку.
— Отвези меня в Smoothie Hut, — сказал я водителю. Ни он, ни Федель не произнесли ни слова. Но что они могли сказать на самом деле? Дома меня ждала беременная и опасная жена.
МЕЛОДИ
Сделав глубокий вдох, я свернулась в клубок на своей кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — Спросила Эвелин, буквально крича, как птичка из диснеевского фильма, прежде чем сесть рядом со мной.
Я уставшая, голодная или раздраженная каждые десять минут. Первые недели я блевала в ванной Адрианы, просто чтобы скрыть это от Лиама, а теперь он обращается со мной, как с младенцем.
— Я в порядке, Эвелин, — холодно сказала я, садясь.
— Прекрати нести чушь, Мел. Я серьезно, я понимаю, что ты хочешь оставаться Боссом, но ты также скоро станешь матерью. Это важнее всего остального. Так что брось притворяться и говори со мной, как если бы я был Лиамом. — Если бы я говорила с ней так, как я говорю с Лиамом, я бы потеряла самообладание.
— Я не должна быть беременной, Эвелин. Я сделала все, кроме удаления матки, чтобы не забеременеть. И все это не помогло. Этот ребенок забирает всю мою энергию, и я все время чертовски устаю, — сказала я, откидываясь на подушки.
Черт бы побрал его и его ирландских пловцов.
— У тебя только первый триместр беременности. Усталость — это нормально. Дай себе еще три недели, и все исчезнет. — Она улыбнулась, взяв мою руку в свою. — Мел, ты не понимаешь, как это меня радует. Как это обрадовало всю нашу семью. Я буду бабушкой.
— Да, — сказала я без эмоций, потому что я не была взволнована.
— Ты не хочешь ребенка? — Я предполагаю, что она пытается не осуждать меня, но я могу видеть беспокойство в ее глазах.