Безжалостный альфа

Слоан моргает в ответ, и на долгое, мучительное мгновение я просто застываю, плененный ее взглядом.

Я не могу пошевелиться.

Не могу думать.

У меня перехватывает дыхание.

Мое сердце бешено колотится.

Время замедляется, наши взгляды все еще прикованы друг к другу — затем выражение ее лица медленно смягчается, уголки плюшевых губ приподнимаются в легкой ухмылке.

— Эм, привет. Можно мне забрать свою руку? — спрашивает она, ее взгляд, наконец, отрывается от моего и опускается вниз.

Я прослеживаю за ее взглядом только для того, чтобы обнаружить, что моя рука все еще сжимает ее руку. Я быстро отдергиваю ее с хмурым видом, отшатываясь, как будто обжегся, только для того, чтобы врезаться в Рокси позади меня. Ее пластиковый стаканчик хрустит между нами, холодная жидкость пропитывает мою футболку сзади.

— Фу, какого черта?! — Рокси кричит, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что ее белое платье спереди забрызгано розовым, а раздавленная чашка все еще у нее в руке, и с нее капает на пол.

Она бросает на меня кинжальный взгляд, затем топает прочь, направляясь в туалет.

— Черт, я лучше пойду помогу ей, — бормочет Эйвери, устремляясь вслед за Рокси.

Мне требуется секунда, чтобы осознать, что они оставили меня стоять здесь наедине с моей бывшей, моя рубашка на спине пропитана выпивкой, которая пахнет чертовым солнцезащитным кремом.

Чертовски здорово.

Я крепче сжимаю горлышко бутылки виски, подношу ее к губам и делаю большой глоток, чувствуя, как Слоан придвигается немного ближе.

— Итак, э-э, я надеялась, что мы могли бы поговорить, — нерешительно говорит она.

Я проглатываю ликер, опускаю бутылку и вытираю рот предплечьем. Затем медленно поворачиваюсь к ней лицом, выгибая бровь.

— По поводу чего?

Она переминается с ноги на ногу, мой взгляд прикован к этому движению, и неудивительно, что она чуть не упала, когда я налетел на нее — у нее четырехдюймовые каблуки, пристегнутые ремнями. Она всегда была девчушкой, и когда она впервые начала носить каблуки, будучи подростком, она выбрала самые высокие — все, что угодно, лишь бы увеличить рост на несколько дюймов, — хотя она едва могла в них ходить. Она была похожа на новорожденного жеребенка, вся дрожащая, со стучащими друг о друга коленями. Я так много наговорил ей дерьма по этому поводу, но Слоан — ничто иное, как решительность, и ей не потребовалось много времени, чтобы усовершенствовать искусство ходьбы на каблуках, пока она не начала скользить в них, как чертова модель с подиума.

Это воспоминание вызывает на моих губах подобие улыбки, хотя я быстро возвращаю их обратно и меняю выражение лица, прежде чем она заметит.

Но Слоан этого не упускает. Она никогда ни черта не упускает.

В ее глазах вспыхивает слабая искра надежды, и я быстро прекращаю это дерьмо.

— Нам не о чем говорить, — ворчу я, качая головой.

Слоан хмурится, тяжело вздыхает и скрещивает руки на груди. Это действие приподнимает ее сиськи так, что они почти вываливаются из выреза ее облегающего платья-майки, и я мысленно проклинаю себя за то, что мой взгляд прикован именно к ним; кое-что еще, чего она определенно не упускает.

Черт побери.

Я, блядь, ненавижу то, что меня все еще так влечет к ней. Даже после того, как она уехала из города и полностью завладела мной, нельзя отрицать, что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и это не преувеличение. Я бы хотел, чтобы это было не так.

Сегодня вечером она выглядит, как на чертовом шоу с дымовой завесой. Нежно-желтый оттенок ее платья дополняет ее цвет лица, и я клянусь, она надела его, чтобы, блядь, подразнить меня. Раньше я всегда говорил, что люблю ее в желтом; что-то в этом оттенке придает ее коже золотистый оттенок. И тот факт, что у нее хватает наглости заявиться сюда в таком виде только для того, чтобы ткнуть мне этим в лицо, заставляет глубоко укоренившееся негодование всплыть на поверхность.

— Между нами не должно быть ничего странного, — отваживается Слоан, как будто она не сделала ничего плохого, а я просто веду себя неразумно.

Принцесса Слоан привыкла добиваться своего. Она всегда всех обводила вокруг пальца, так что, вероятно, предполагает, что я буду из кожи вон лезть, пытаясь вернуть ее теперь, когда она снова дома.

Она ошибается.

— Нет? — я бросаю вызов, искры гнева вспыхивают внутри меня. — Какими же наши отношения должны быть тогда, Слоан? Ты возвращаешься сюда спустя столько времени и ожидаешь, что все просто вернется на круги своя?

Она вздрагивает от моего тона, между ее бровями образуется небольшая складка, когда они сближаются.

— Нет, но…

— Но ничего, — огрызаюсь я, не давая ей закончить. — Слишком поздно. Я двигаюсь дальше.

— Что, ты думаешь, я этого не делала? — издевается она, явно оскорбленная. — Я вернулась не за тобой.

Ее слова звучат именно так, как она хотела — как чертов удар под дых. Честная игра, поскольку я сделал первый выстрел, но от этого ее слова не становятся менее жгучими.

— Хорошо, потому что ты зря потратила бы свое время, — горько бормочу я. — В моей жизни нет места для людей, которые встают и уходят, не оглядываясь.

Она хмурится, кудрявые волосы подпрыгивают, когда она качает головой.

— Ты же знаешь, что все было не так.

— Разве нет?

— Нет.

— Ну, я думаю, у тебя есть своя версия событий, а у меня — своя.

Слоан откидывает голову назад, проводит руками по лицу и раздраженно вздыхает.

— Мы не можем просто оставить это в прошлом? Теперь я здесь, так что мы должны сосуществовать.

Она делает маленький шаг ближе, выражение ее лица смягчается.

— Когда-то мы были друзьями, Мэдд. Разве мы не можем просто… начать все сначала?

— Что, ты хочешь вести себя так, будто последних восьми лет никогда не было? — рычу я, прищурившись на нее. — Я не против, Слоан. А еще лучше, как насчет того, чтобы притвориться, что ничего из этого не было? Просто иди вперед и забудь все это, потому что я чертовски уверен, что уже забыл.

Я разворачиваюсь и стремительно ухожу, так чертовски взволнованный, что моя кожа чешется от желания обратиться. Гнев всегда выводит моего внутреннего волка на поверхность, и ограничения на обращения делу не помогают. Чем злее я становлюсь, тем больше он толкается вперед, и чем сильнее он толкается, тем больше я раздражаюсь. Это похоже на порочный круг, заманивающий меня в бесконечную петлю моей собственной ярости, потому что я не могу просто позволить ему выпустить ее наружу.

Я направляюсь к куче мебели в углу, где всегда размещаются мои друзья, виски плещется в бутылке, болтающейся у меня в кулаке, при каждом шаге. За годы проведения здесь вечеринок мы перетащили в этот бальный зал барные стулья из ресторана и диваны из вестибюля, образовав грубый полукруг из разномастных кресел. Ивер, Тристан и Арес развалились там с напитками в руках, когда я с раздраженным стоном плюхаюсь на один из диванов.

Все трое смотрят в мою сторону, когда я подношу бутылку к губам, делая изрядный глоток виски.