Безжалостный альфа

Хотя мое зрение все еще затуманено слезами, наши глаза встречаются — и хотя последнее, что я хочу сделать, это доставить ему удовольствие видеть, как я плачу, я не могу остановить крупные, обильные слезы, которые продолжают литься.

И тут Мэдд делает то, чего я от него никогда не ожидала.

Он резко разворачивается и топает обратно в мою сторону с безумием в глазах.

Я готовлю себя к худшему, как и те, кто меня окружает. Все замирают в состоянии анабиоза, наблюдая, как Мэдд пробирается сквозь толпу, мимо Айвера, Тристана, Энди и Ареса, его глаза сосредоточены исключительно на мне.

Я задерживаю дыхание, даже когда он вторгается в мое пространство — и прежде чем я успеваю осознать, что происходит, его сильные руки обвиваются вокруг меня, с легкостью поднимая с барного стула и крепко прижимая мое тело к своей груди. Словно давно дремлющий рефлекс, пробуждающийся при его прикосновении, мои руки автоматически обвиваются вокруг его шеи, а ноги — вокруг талии. Я утыкаюсь лицом в плечо Мэдда, рыдания сотрясают мое тело, когда его знакомый запах окутывает меня, мое сердце болит от воспоминаний, которые он вызывает.

Он так же быстро разворачивает меня и топает обратно тем же путем, каким пришел. Не говоря ни слова, он выносит меня из бального зала, таща по коридору заброшенной ложи, в то время как я цепляюсь за него изо всех сил, грудь болит, а слезы текут ручьем.

Он несет меня до конца коридора, пинком распахивает двойные двери президентского люкса, нас встречает затхлый запах, когда он входит внутрь и наклоняется вперед, чтобы уложить меня на старый кожаный диван сразу за дверями. Я прерывисто выдыхаю, когда он укладывает меня обратно, мои руки соскальзывают с шеи Мэдда, когда он прижимает предплечья к подушке по обе стороны от моей головы, чтобы выдержать его вес, его гораздо более крупное тело нависает над моим.

Его темные глаза встречаются с моими, челюсть крепко сжата, когда он смотрит на меня сверху вниз, хмуро кривя губы. Затем он поднимает руку, чтобы смахнуть слезу с моей щеки подушечкой большого пальца, подносит ее ко рту и слизывает.

Я моргаю, глядя на него, наполовину ошеломленная таким внезапным поворотом событий. В одну минуту он уничтожает меня своими словами, а в следующую я прижата к нему, жар его тела проникает в мое. Еще более неприятно то, насколько естественно для нас быть вот так близко; дышать воздухом друг друга, смотреть друг другу в глаза. На секунду кажется, что я никогда не уходила. Как будто и времени не прошло, и мы вернулись к тому, какими были всегда.

Если бы только это было правдой.

Его темные, ввалившиеся глаза так чертовски знакомы, и в то же время нет. Так много всего произошло за последние восемь лет, что наши жизни полностью разошлись. Только теперь они снова столкнулись, и я не уверена, что кто-то из нас готов пережить последствия.

— Перестань плакать, — хрипит Мэдд, ловя большим пальцем еще одну слезинку, когда она соскальзывает. — Черт, пожалуйста, перестань плакать. Прости меня, ладно? Просто… перестань плакать, Слоан. Прекрати.

Однако напряжение в его голосе производит эффект, противоположный его словам. От услышанного слезы текут еще сильнее, как и от теплой тяжести его тела на моем. Я плачу, потому что он причинил мне боль, но я также плачу, потому что скучаю по нему. Потому что я хочу его, вот так, даже если не должна.

Он большими пальцами вытирает мои слезы, когда они текут из моих глаз, и в его собственном взгляде отражается боль и противоречивость.

— Мэдд?

Женский голос доносится из дверного проема, и я поворачиваю голову, шмыгая носом, чтобы увидеть Рокси, которая стоит там и смотрит на нас в, должно быть, очень компрометирующей позе. Мои щеки тут же краснеют от смущения, глаза снова поднимаются, чтобы встретиться со взглядом Мэдда.

Он даже не смотрит в сторону Рокси. Его взгляд все еще сосредоточен на моем лице, когда он рычит:

— Отвали, Рокс.

— Но Мэдд… — хнычет она, протискиваясь в дверной проем.

Он откидывается на пятки, жар его тела покидает мое, когда он поднимается на колени и поворачивается к ней верхней частью тела.

— Я сказал, отвали!

Я вздрагиваю от дикости его крика, наблюдая, как он встает с дивана и топает к двойным дверям, хватаясь за них каждой рукой и захлопывая их перед ее лицом с такой силой, что они скрипят на петлях. Запирая замок, он разворачивается и шагает ко мне.

Я пытаюсь сесть на диване, боясь того, что случится, если он снова заберется на меня. По крайней мере, появление Рокси отвлекло меня настолько, что я перестала плакать. Я вытираю влагу со щек, надеясь, что мой макияж не растрепался, а затем удивляюсь, какого черта я вообще забочусь о своем макияже в такое время.

— Это было невежливо, — тихо говорю я, кивая головой в сторону дверей.

— Я не вежливый, — парирует он.

Я борюсь с желанием закатить глаза. Я не уверена, что он действительно такой бессердечный, каким изображает себя в наши дни. Если бы это было так, он бы оставил меня сидеть в другой комнате и плакать у всех на глазах, а не унес меня прочь и не слизывал мои слезы. Он бы не отмахнулся от Рокси таким образом, чтобы сохранить мое достоинство.

Я облизываю губы языком и нерешительно смотрю на Мэдда.

— Раньше ты был таким.

— Раньше я был кем угодно, — ворчит он.

Между нами повисает долгая пауза, пока он стоит передо мной, как статуя, его высокая, нависающая фигура заставляет меня чувствовать себя еще меньше.

— Она там с ума сойдет, — говорю я, бросая взгляд в сторону дверей.

— Позволь ей.

Моя грудь быстро поднимается и опускается в такт дыханию, сердцебиение выходит из-под контроля. Зная, что мне нужно установить некоторую дистанцию между нами, чтобы мыслить ясно, я резко поднимаюсь с дивана, протискиваясь мимо него, чтобы пройти дальше в комнату.

Раньше эта комната казалась дворцом, но теперь невозможно не заметить, насколько грязным и старым выглядит здесь все. Давным-давно это место было нашим; моим и Мэдда. Мы заявили об этом, когда впервые начали устраивать вечеринки здесь, в лодже, будучи подростками. Если вы внимательно посмотрите на большую дубовую дверь, то увидите наши имена, написанные на ней несмываемым маркером: Слоан и Мэдд, герцог и герцогиня Хаоса. Глупые титулы, которыми мы обвенчали друг друга и с гордостью заявляли о себе.

Воспоминания нахлынули, когда я оглядела комнату — так много воспоминаний о наших совместных ночах здесь. Мы потеряли девственность друг с другом на огромной кровати, расположенной у задней стены, просто два неуклюжих подростка, которые понятия не имели, что они делают, но были так влюблены, что это не имело значения. С практикой у нас это стало получаться лучше. То, как взгляд Мэдда скользит по кровати, говорит мне, что он тоже помнит значение этой комнаты. Жаль, что все пришло в такой упадок, но это также уместно, учитывая, что то же самое произошло и с нашими отношениями.