Безжалостный принц

Глава восьмая

Массимо

Она права. Я монстр.

Я просто вел себя как настоящий монстр.

Но я ли это? Человек, которым я стал. Жажда мести превратила меня в того, кем я никогда не хотел быть? Годы ожидания возможности уничтожить Риккардо сделали меня человеком, который нападает на невинную женщину?

Женщина… чёрт возьми. Ей девятнадцать. Всего девятнадцать, а мне двадцать девять. Разница в десять лет. Я должен был понимать это лучше.

Мой чёртов член может хотеть её, и я мог бы жаждать довести её до потери сознания, но правда остаётся правдой. Она девственница во всех смыслах этого слова. Никогда не целовалась, никогда не была тронута — до тех пор, пока я не осквернил её своими грязными руками гангстера.

Если бы кто-то увидел, что я сделал сегодня, и назвал меня монстром, они были бы абсолютно правы. Я бы согласился. И я мог бы сделать это снова и снова, и снова чувствовать стыд, просто чувствуя, как ее пышная задница колышется под моими ладонями.

Это было неправильно. Все это неправильно. Она невиновна в этой неразберихе, но она необходимая часть плана по уничтожению Риккардо. Забрав его наследника, мы уничтожим его.

Она моя украденная невинная невеста. Я взял принцессу, украл ее из папиного гнезда и наблюдал, как он отдал ее мне. Первая фаза завершена.

Но черт… она сводит меня с ума. Эта женщина сводит меня с ума, если я могу заставить себя признаться, что испытываю толику ревности к ее жалкому другу.

Меня тянет к ней. То, что ее тоже тянет ко мне, не входило в мои планы. Это сводит меня с ума, и я понимаю, что не планировал эту часть.

Возбуждение, похоть и мое господство над ней. Прошло два дня, и я, кажется, не могу себя контролировать. Похоть похожа на жажду крови, которая заставляет меня хотеть большего. Я, черт возьми, не должен так себя чувствовать.

Я иду по коридору и прохожу мимо Кэндис, которая полирует стол на втором этаже. Она наблюдает за мной, пока я ставлю сумку с одеждой в комнату, которую использую для хранения вещей. Это через две двери от комнаты Эмелии.

Обычно Кэндис разговаривает со мной, но она ничего не говорит. Даже доброго утра. Большинство боссов моего калибра сочли бы это наглостью и убили бы ее за это. У нас здесь другие отношения.

Кэндис и Присцилла — единственные двое из моего домашнего персонала, к которым я отношусь как к членам семьи. Они также единственные из моего домашнего персонала, которые не боятся меня.

Они знают, что я не убью их, если они перейдут мне дорогу, потому что их семьи работали на мою поколениями, как и на Сицилии. Вот почему она сейчас ведет себя как младшая сестра, игнорируя меня.

Я вырос с Кэндис, так что она мне как сестра, и я отношусь к ней как к таковой, хотя она работает на меня. Мы оба знаем, что она не обязана этого делать.

Присцилла была моей няней, когда я был мальчиком. Когда я пришел вчера вечером с окровавленными руками, она не сказала мне ни слова. Она просто вручила мне тряпку и миску с горячей водой, не произнеся ни слова. Ни ей, ни Кэндис не нужно говорить мне, что они не согласны с тем, что я делаю с Эмелией.

Однако, как бы я к ним ни относился, они знают свое место и никогда не выскажут своего мнения.

Это Присцилла вчера написала мне, чтобы сообщить, что здесь происходит. Эмелия отказалась от всего.

Я думал, что было бы хорошей идеей, чтобы Кэндис и Присцилла присматривали за Эмелией. Кэндис двадцать пять, так что не намного старше Эмелии, а у Присциллы есть материнское чуство. Думаю, я ошибался.

Кэндис снова сосредоточилась на работе и проигнорировала меня. Однако румянец на ее щеках говорит о том, что она, вероятно, слышала крики Эмелии. Мы не были особенно тихими или внимательными к тому, что нас кто-то услышит, а ее комната находится прямо по коридору. Кэндис определенно услышала, и это звучало так, будто я ее пытал.

Может, лучше, чтобы она сегодня со мной не разговаривала. Я все равно не знаю, что сказать, и не хочу в итоге признаться, что выместил на Эмелии свое раздражение из-за недавнего дерьма с Пьербо.

Я не хочу сейчас ни с кем разговаривать, кроме парня, который ждет меня в холле. Когда я подхожу к двери, я вижу его. Тристан стоит у огромного камина, глядя на мою любимую картину, которую нарисовала Ма.

Эмелия — художница. Моя мама тоже была художницей. Она рисовала только для нас.

Когда мы все получили отдельные дома, Па разделил некоторые из наших любимых картин, чтобы у каждого из нас было по несколько. Мне досталось большинство, потому что у меня самый большой дом.

Увидев меня, Тристан оборачивается и приподнимает бровь.

— Господи Иисусе, что, черт возьми, с тобой случилось? Ты выглядишь так, будто тебя покусали волки, — размышляет он и смеется.

Я провожу рукой по щеке, где меня поцарапала Эмелия.

— Не спрашивай, — гневно отвечаю. Он качает головой.

— Какого хрена. Ты должен рассказать мне, что случилось, — ухмыляется он.

— Она дала мне пощечину, — отвечаю я.

Он смеется.

— Ты серьезно? У нее есть когти?

— Тристан, пожалуйста. Не надо. Это все дерьмо. Пойдем, выйдем на улицу. Мне нужен свежий воздух, чтобы остыть.

Я иду вперед через двойные двери, ведущие на террасу. Я был здесь ранее, занимался спортом, и оставил свою футболку на стуле на веранде. Я хватаю ее, надеваю на плечи и опускаюсь на ожидающее меня сиденье. Тристан садится напротив меня и достает документ из внутреннего кармана своей кожаной куртки.

— Что это? — спрашиваю я.

— Дерьмо, которое подтверждает, что мы правы. Это подтверждение, что Пьербо на самом деле не убивал себя. — Он протягивает мне документ. Я просматриваю его.

Это маршрут для пакетного отдыха, забронированного на выходные. Следующие выходные. В верхней части страницы, в колонке с контактными данными, указано имя Пьербо вместе с именем женщины. Шейлы Кармайкл.

— Шейла… кто она?

— Женщина, которая носит его ребенка. Он собирался забрать ее на выходные. Согласно предварительным записям вскрытия из офиса коронера, он разговаривал с ней за несколько часов до своей смерти. Шейла сказала, что он звонил, чтобы сказать ей взять с собой солнцезащитный крем. — Он хмурится и выпрямляется. — Это не похоже на человека, который покончит с собой через несколько часов, не так ли?

— Ни хрена, — отвечаю я.

Дело в том, что я не имею понятия, где искать дальше. Весь вчерашний день мы провели, пытаясь найти хоть какие-то ответы. Пока Доминик и Андреас копались в своих источниках, Тристан и я отправились на улицы.

Я ненавидел идти в морг и смотреть на парня, которому доверял, лежащего мертвым на холодном столе. Безжизненным.

Ещё больше я ненавижу это из-за того, что с девяностопроцентной уверенностью его смерть — дело рук Риккардо.

Хотя нет никаких доказательств. Весь чертов день мы перемещались из одного района в другой, разговаривали с одним придурком за другим, пачкая руки в крови, когда мне пришлось убить придурка, который пытался ударить меня ножом.