Безжалостный принц

— Доброе утро, синьора, — говорит младшая с улыбкой. — Я Кэндис, а это Присцилла. — Она указывает на старшую даму.

— Buongiorno, — говорит Присцилла с легким акцентом.

— Привет, — отвечаю я, решив, что они кажутся безобидными. По крайней мере, я на это надеюсь.

Кэндис смотрит на нетронутую еду.

— Ты не голодна? — спрашивает она.

— Нет, — лгу я. Я умираю с голоду, но думаю, что если я что-нибудь съем, меня может стошнить. — Ты принесла мне еду?

Она кивает.

— Да. Тебе стоит попробовать что-нибудь съесть.

Я не отвечаю. Они обе кажутся приятными людьми, поэтому я не хочу никого из них обидеть.

— Не хочешь попробовать это? — спрашивает Присцилла. Я качаю головой.

— Мне ничего не нужно, — отвечаю я.

Они переглядываются. Интересно, что им сказал Массимо. Как я сюда попала и все такое. Он сказал им правду? Что он практически купил меня? Или правильнее будет описать это как похищение и удержание в плену против моей воли. Я представляю себя в ситуации в зале суда, когда судья выносит разные приговоры. Я почти уверена, что любой суд согласится со всем вышеперечисленным. Я никогда не соглашалась ни на что из этого. Все, что нужно было сделать кому-то, это открыть дверь, и я бы убежала далеко-далеко, чтобы никогда не вернуться.

— Я принесла тебе кое-что… э-э, одежду. Мистер Д'Агостино хотел, чтобы ты взяла ее, пока не прибудут твои вещи, — говорит Кэндис, протягивая мне сумку. Ее улыбка меркнет, когда я ее не беру.

Я качаю головой. К черту любезности. К черту всё. Они все заодно. Мне ничего не нужно.

— Мне ничего из этого не нужно. Он похитил меня и заставил жить с ним. Мне не нужна ни еда, ни одежда — особенно когда у меня есть всё своё. У меня вещей больше, чем достаточно, и мне не нужно ничего нового. — Слова слетают с моего языка, пока я сжимаю кулаки по бокам.

Они обе выглядят так, будто не знают, что сказать. Я не могу их винить, поскольку я тоже не знаю.

Губы Присциллы приоткрываются, как будто она собирается что-то сказать, но вместо этого она вздыхает.

— А что, если мы оставим их здесь? — предлагает Кэндис, ставя сумку в угол возле туалетного столика. — Может, к обеду ты передумаешь.

— Я не хочу обедать или ужинать. Я ничего не хочу. Я просто хочу домой. — Я морщусь. Я смотрю на Присциллу, которая, кажется, проявляет больше всего сочувствия.

— Мне жаль, дорогая. Нам сказали, чтобы ты чувствовала себя комфортно. Мы больше ничего не можем сделать, — говорит она.

Отлично. Просто отлично. Идеально.

Я подношу руку к голове и заставляю себя больше не плакать. Больше никаких слез. Я больше не могу плакать. Я сделала достаточно.

— Когда привезут мои вещи? — спрашиваю я.

— Мы не знаем, — отвечает Кэндис.

— Могу ли я позвонить? — Я хочу позвонить Джейкобу. Вызов полиции был бы разумным решением, но в моем мире я знаю, что копов вызывать не стоит. Если вы выпутываетесь из ситуации, подобной моей, вы отправляетесь в горы и молитесь, чтобы враг вас никогда не нашел. — Мне нужно позвонить моему другу.

— Боюсь, это невозможно, — отвечает Присцилла.

— Я не могу пользоваться телефоном? — задыхаюсь я. В моем голосе слышна агония.

— Мы поговорим об этом с мистером Д'Агостино.

У меня снова возникает это головокружение, как будто я сейчас упаду в обморок.

— Могу ли я выйти на улицу? Подышать свежим воздухом.

Когда Кэндис прикусывает внутреннюю часть губы, я получаю ответ.

— Пока нет, — говорит она.

— Где Массимо? Куда он делся? — мой голос звучит увядшим.

— Он весь день будет на деловых встречах.

— Сегодня воскресенье, — замечаю я, чувствуя себя глупо. Может, бизнес — это код, как обычно. Может, это код для того, чтобы валять дурака. Он богат. Зачем ему весь день быть на совещаниях в воскресенье?

— Мы уйдем и дадим вам немного времени. Я вернусь и проверю вас позже, — обещает Кэндис.

Двое выходят, и дверь захлопывается с громким звуком. Ключ проворачивается в замке, и это гулко отдается в моем сердце.

Я снова заперта.

Подойдя к стене, я со всей силы бью по ней кулаком. Боль пронзает руку, но мне всё равно — по крайней мере, это дает ощущение чего-то иного, кроме безысходности и бессилия.

Опустившись на пол, я прислоняюсь к холодной стене и вновь замираю в той же позе, что и прежде.

Часы тянутся бесконечно. Кэндис возвращается, как обещала. Она пытается заговорить со мной, но я остаюсь безмолвной и пустой. Позже появляется Присцилла, но её я тоже игнорирую. Я даже не ем. Не могу.

Наступает ночь. Я закрываю глаза, засыпая в своей новой тюрьме. Помню, как думала о жизни с отцом, как о содержании в золотой клетке.

Это было ничто. Мне тогда было хорошо. Я просто не знаю, почему он так хорошо обо мне заботился и позволил этому случиться. Я виню его, но я знаю в глубине души, что его заставили. Это единственное объяснение. Монстры Д'Агостино заставили его. Вот почему он вел себя так.

Но он меня продал.

Неужели не было другого пути?

Я не знаю, во что верить и что делать. Все это причиняет мне глубокую боль, и каждый раз, когда я думаю об Италии, мое сердце разрывается еще больше.

Я дрейфую и плыву в сон, затем жжение щекочет мой нос, и я шевелюсь. Дым. Табачный дым, как у дедушки. Папа тоже курит их, когда у него гости, но у моего дедушки всегда была сигара.

Мои глаза распахиваются, чтобы увидеть яркий солнечный свет. Наступило утро, и легкий ветерок ласкает мою кожу.

Бриз. Мои глаза широко распахнулись. Я поворачиваюсь к окну, но останавливаюсь на полпути, когда вижу его.

Массимо сидит на подоконнике без рубашки и курит сигару.

У меня перехватывает дыхание по двум причинам.

Первая — вид его без рубашки.

Вторая — страх.

Я боюсь его. Я не буду лгать себе или строить из себя героя, веря, что смогу его одолеть. Я не смогу.

Он вынимает сигару и встает, давая мне возможность лучше рассмотреть его тело. Татуировки покрывают всю левую сторону его пресса и все его руки. На левой груди вытатуирован ангел, а затем что-то похожее на арабские письмена по всей правой стороне его торса и левого бедра. Я не знаю, что там написано, и не собираюсь доставлять ему удовольствие пялиться слишком долго. Не тогда, когда он выглядит злым. Я встаю, когда он подходит ближе, и молча молюсь, чтобы мое сердце не выпрыгнуло из груди. И чтобы я не умерла от страха.