Безжалостный принц

Глава третья

Эмелия

Страх охватил меня в ту минуту, как я вышла из машины.

Затем я увидела дом. Особняк прямо на пляже. Темный и зловещий, как Массимо. Имение казалось огромным, как будто оно тянулось вечно, и в лунном свете я могу видеть только землю и нежное дыхание моря, набегающего и откатывающегося от береговой линии.

Богатство. Вот о чем это говорит. Деньги и власть. Денег и власти достаточно, чтобы купить человека.

Всякий раз, когда мне было страшно, я бежала к Джейкобу или, по крайней мере, звонила ему. Сегодня я не могу сделать ни того, ни другого. Я не могу покинуть это место, и мой телефон был первым, что забрали, как только мы вошли в дом. Пожилая женщина подошла к двери. Любопытство наполнило ее черты. Хотя она ничего не сказала мне, когда мужчины проводили меня внутрь, я уловила проблеск любопытства в ее глазах и то, что я распознала как страх.

Мужчины провели меня по широкой лестнице на второй этаж, где мы прошли в комнату, в которой я сейчас нахожусь. Они включили свет и оставили меня.

Прошло всего около получаса, но ощущение, будто минула целая вечность. Я не знаю, что хуже — оставаться наедине со своими мыслями или быть среди этих людей, охваченной страхом и ожидающей неизвестности.

Комната, в которой я нахожусь, огромная: пол из твердой древесины, кровать с балдахином, большая мебель из красного дерева и целая стена из стекла, из которой открывается потрясающий вид на море и скальные образования на фоне пляжа. В сиянии серебристого лунного света это похоже на проблеск сказки.

Но это не сказка. Я чувствую себя, как будто попала в ловушку из фильма Тима Бертона, застрял в кошмаре, из которого не могу выбраться.

Я опустилась на пол, прислонившись спиной к стене, и позволила себе заплакать. Мне страшно и меня тошнит. Меня тошнит.

В последний раз я чувствовала такое потрясение, когда мама болела, и мы знали, что ничего не можем для нее сделать. Мы знали, что она умрет. Именно Джейкоб был рядом со мной, потому что папа справлялся со своим горем, избегая всех. Включая меня. Я думаю о Джейкобе и знаю, что он будет волноваться. Он позвонит мне и не получит ответа, а потом будет волноваться еще больше. Я также готова поспорить, что он придет ко мне домой утром, чтобы проверить, просто чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

Расскажет ли ему папа, что со мной случилось? Сомневаюсь. Джейкоб сойдет с ума, и начнет задавать вопросы, что может кончится плохо.

Есть сторона моего отца, которую я мельком видела, но не видела в отношении себя до сегодняшнего вечера. Когда он сжал мою руку так, словно сломал бы ее, если бы я не подчинилась, я почувствовала отчаяние. Я никогда не хотела, чтобы кто-то пострадал.

Я никогда не хотела, чтобы Джейкобу причинили боль только потому, что он знает меня и пытается быть моим другом, защищая меня.

Не прошло и пары часов, как мои мысли были поглощены завтрашней поездкой во Флоренцию. Теперь моя мечта это всего лишь мечта. То, чего хочет мое сердце. Мне нужно отодвинуть все это в сторону, чтобы подумать о том, что происходит со мной здесь и сейчас.

Реальность ситуации такова: я должна выйти замуж и прожить с Массимо Д'Агостино всю оставшуюся жизнь, и я должна просто смириться с этим?

Как?

Я не могу поверить, что папа мог так со мной поступить.

И что теперь? Я в этой спальне. Она его? Должна быть. Зачем им вести меня в гостевую комнату, если я принадлежу ему? Эта комната должна быть его. Никто вообще со мной не разговаривал. Никто ничего не говорил, ни мне, ни друг другу.

Они просто оставили меня здесь и уехали.

Что будет, когда он вернется? Лишит ли он меня девственности? Будет ли ему дело до того, что я девственница?

Таким мужчинам, как он, все равно. Они берут. Я только ради секса.

Я не буду настолько глупой, чтобы думать, что он тоже будет моим. Как и у папы, у него будут свои женщины. Я уже знаю, что он будет именно таким. Просто по его виду. Я никогда не хотела, чтобы моя жизнь сложилась так. Если бы я вышла замуж, я всегда надеялась, что это будет по любви. Что я влюблюсь. Это полное дерьмо.

Ручка двери спальни поворачивается, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Дверь скрипит, открывается, и я вижу его.

Он здесь.

Массимо стоит в дверном проеме и смотрит на меня. Он кажется выше, и чем дольше он смотрит на меня, тем интенсивнее кажутся эти пронзительные голубые глаза на фоне его оливковой кожи. У меня перехватывает дыхание, а сердце колотится.

В ужасе я вскакиваю на ноги, когда он входит и закрывает за собой дверь.

Я ловлю себя на мысли, что хочу отвести взгляд, но в то же время его поразительная внешность захватывает мое внимание и приковывает мой взгляд к нему, мешая мне сосредоточиться. Думаю, мне было бы легче, если бы он не был таким нелепо великолепным. Он тот тип мужчин, на которых вы, естественно, будете пялиться.

Я парализована под тяжестью его взгляда, и ожидание того, что он собирается сделать, заставляет меня хотеть бежать. Бежать далеко-далеко и никогда не оглядываться.

Он приближается, но останавливается в нескольких шагах, все еще возвышаясь надо мной. Запах его лосьона после бритья наполняет мой нос. Я стискиваю зубы.

— Вот кровать, на которой ты можешь лечь. Тебе не обязательно ложиться на пол, — говорит он, нарушая тишину.

Не зная, что сказать, я решаю не отвечать.

— Если только тебе не нравится пол, — добавляет он. Его голос становится глубже, когда он падает, и мои нервы разбегаются, когда он окидывает меня взглядом с головы до ног, оценивая.

Он ростом около шести футов и четырех дюймов, а я пять футов и два дюйма. Он чувствуется гигантом рядом со мной.

— Это неправильно, — хриплю я. Мой голос звучит слабым и усталым, чуждым моим ушам. Я не звучу как та сильная женщина, которой меня воспитала моя мать. Я не звучу как та женщина, которой я была сегодня утром, когда проснулась и сказала себе, что собираюсь покорить мир и стать лучшей версией себя, какой я только могу быть.

— Что именно? — Уголки его губ приподнимаются в мягкой улыбке, обнажая идеально белые зубы.

Конечно, его улыбка тоже прекрасна и обезоруживает. Может быть, именно этим он и запугивает людей.

— Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь меня получить, — отвечаю я, пытаясь успокоить сердце, чтобы оно не выпрыгнуло из груди.

— В листке бумаги, который мы подписали ранее, написано другое, Princesca⁴.

Princesca…

Если он имеет в виду это слово, имея в виду, что я избалованный ребенок, то он неправ. Я не такая. Я никогда такой не была. Да, я, возможно, никогда ничего не хотела в своей жизни, но это не значит, что мне все давали только потому, что я этого хотела.