Библейские мотивы в русской поэзии (Сборник)

Благовест

Среди дубравы Блестит крестами Храм пятиглавый С колоколами. Их звон призывный Через могилы Гудит так дивно И так уныло! К себе он тянет Неодолимо, Зовет и манит Он в край родимый, — В край благодатный, Забытый мною, — И непонятной Томим тоскою, Молюсь и каюсь я, И плачу снова, И отрекаюсь я От дела злого; Далеко странствуя Мечтой чудесною, Через пространства я Лечу небесные: И сердце радостно Дрожит и тает, Пока звон благостный Не замирает.

Христос

В Его смиренном выраженье Восторга нет и вдохновенья, Но мысль глубокая легла На очерк дивного чела. То не пророка взгляд орлиный, Не прелесть ангельской красы — Делятся на две половины Его волнистые власы; Поверх хитона упадая, Одела риза шерстяная Простою тканью стройный рост; В движеньях скромен Он и прост; Ложась вкруг уст Его прекрасных, Слегка раздвоена брада; Таких очей благих и ясных Никто не видел никогда. Любовью к ближним пламенея, Народ смиренью Он учил. Он все законы Моисея Любви закону подчинил. Не терпит гнева Он, ни мщенья, Он проповедует прощенье, Велит за зло платить добром, Есть неземная сила в Нем; Слепым он возвращает зренье, Дарит и крепость, и движенье Тому, кто был и слаб и хром. Ему признания не надо, Сердец мышленье отперто, Его пытующего взгляда Еще не выдержал никто. Целя недуг, врачуя муку, Везде Спасителем Он был, И всем простер благую руку И никого не осудил.

Иван Сергеевич Тургенев 1818–1883

«Грустно мне, но не приходят слезы…»

Грустно мне, но не приходят слезы, Молча я поникнул головой; Смутные в душе проходят грезы, Силы нет владеть больной душой. Смотрит месяц в окна, как виденье, Долгие бегут от окон тени; Грустно мне – в тоске немого мленья Пал я на дрожащие колени. Бог мой, Бог! Коснись перстом творящим До груди разрозненной моей, Каплю влаги дай глазам палящим, Удели мне тишины Твоей. И, Тобой, Творец, благословенный, Бледное чело я подыму — Всей душой, душой освобожденной, Набожно и радостно вздохну. Первый звук из уст моих дрожащих, Первый зов души моей молящей Будет песнь, какая б ни была, — Песнь души, веселый гимн творенья, Полный звук – как звуки соловья.

Когда я молюсь

Когда томительное, злое Берет раздумие меня… Когда, как дерево гнилое, Все распадается святое, Чему так долго верил я… Когда так дерзко, так нахально Шумит действительная жизнь — И содрогается печально Душа – без сил, без укоризн… Когда подумаю, что даром Мой страстный голос прозвенит — И даже глупым, грубым жаром Ничья душа не загорит… Когда ни в ком ни ожиданья, Ни даже смутной нет тоски, Когда боятся так страданья, Когда так правы старики… Тогда – тогда мои молитвы Стремятся пламенно к Нему, Стремятся жадно к Богу битвы, К живому Богу моему.

Яков Петрович Полонский 1819–1898

В потерянном раю

Уже впервые дымной мглою Подернут был Едемский сад, Уже пожелкнувшей листвою Усеян синий был Евфрат, Уж райская не пела птица — Над ней орел шумел крылом, И тяжело рычала львица, В пещеру загнанная львом. И озирал злой дух с презреньем Добычу смерти – пышный мир И мыслил: смертным поколеньям Отныне буду я кумир. И вдруг он видит, в райской сени, Уязвлена, омрачена, Идет, подобно скорбной тени, Им соблазненная жена. Невольно прядью кос волнистых Она слегка прикрыла грудь, Уже для помыслов нечистых Пролег ей в душу знойный путь. И, ей десницу простирая, Встает злой дух, – он вновь готов, Ей сладкой лестью слух лаская, Петь о блаженстве грешных снов. Но что уста его сковало? Зачем он пятится назад? Чем эта жертва испугала Того, кому не страшен ад? Он ждал слезы, улыбки рая, Молений, робкого стыда… И что ж в очах у ней? – такая Непримиримая вражда, Такая мощь души без страха, Такая ненависть, какой Не ждал он от земного праха С его минутной красотой. Грозы божественной сверканье — Тех молний, что его с небес Низвергли, – не без содроганья В ее очах увидел бес, И в мглу сокрылся привиденьем, Холодным облаком осел, Змеей в траву прополз с шипеньем, В деревьях бурей прошумел. Но сила праведного гнева Земного рая не спасла, И канула слеза у древа Познания добра и зла…

Ангел

Любил я тихий свет лампады золотой, Благоговейное вокруг нее молчанье, И, тайного исполнен ожиданья, Как часто я, откинув полог свой, Не спал, на мягкий пух облокотясь рукою, И думал: в эту ночь хранитель-ангел мой Прийдет ли в тишине беседовать со мною?.. И мнилось мне: на ложе, близ меня, В сияньи трепетном лампадного огня, В бледно-серебряном сидел он одеянье… И тихо шепотом я поверял ему И мысли, детскому доступные уму, И сердцу детскому доступные желанья. Мне сладок был покой в его лучах; Я весь проникнут был божественною силой. С улыбкою на пламенных устах, Задумчиво внимал мне светлокрылый; Но очи кроткие его глядели вдаль — Они грядущее в душе моей читали, И отражалась в них какая-то печаль… И ангел говорил: «Дитя, тебя мне жаль! Дитя, поймешь ли ты слова моей печали?» Душой младенческой я их не понимал, Края одежд его ловил и целовал, И слезы радости в очах моих сверкали.

Светлое Воскресение Для детского журнала

Весть, что люди стали мучить Бога, К нам на север принесли грачи… — Потемнели хвойные трущобы, Тихие заплакали ключи… На буграх каменья – обнажили Лысины, прикрытые в мороз, И на камни стали капать слезы Злой зимой ощипанных берез. И другие вести, горше первой, Принесли скворцы в лесную глушь: На кресте распятый, всех прощая, Умер – Бог, Спаситель наших душ. От таких вестей сгустились тучи, Воздух бурным зашумел дождем… Поднялись, – морями стали реки… И в горах пронесся первый гром. Третья весть была необычайна: Бог воскрес, и смерть побеждена! Эту весть победную примчала Богом воскресенная весна… — И кругом луга зазеленели, И теплом дохнула грудь земли, И, внимая трелям соловьиным, Ландыши и розы расцвели.

Афанасий Афанасьевич Фет 1820–1892

«Когда кичливый ум, измученный борьбою…»

Когда кичливый ум, измученный борьбою С наукой вечною, забывшись, тихо спит, И сердце бедное одно с самим собою, Когда извне его ничто не тяготит, Когда, безумное, но чувствами всесильно, Оно проведает свой собственный позор, Бестрепетностию проникнется могильной И глухо изречет свой страшный приговор: Страдать, весь век страдать бесцельно, безвозмездно, Стараться пустоту наполнить – и взирать, Как с каждой новою попыткой глубже бездна, Опять безумствовать, стремиться и страдать, — О, как мне хочется склонить тогда колени, Как сына блудного влечет опять к Отцу! — Я верю вновь во все, – и с шепотом моленья Слеза горячая струится по лицу.

«Ночь тиха. По тверди зыбкой…»

Ночь тиха. По тверди зыбкой Звезды южные дрожат; Очи Матери с улыбкой В ясли тихие глядят. Ни ушей, ни взоров лишних. Вот пропели петухи, И за ангелами в вышних Славят Бога пастухи. Ясли тихо светят взору, Озарен Марии лик… Звездный хор к иному хору Слухом трепетным приник. И над Ним горит высоко Та звезда далеких стран! С ней несут цари востока Злато, смирну и ливан.

В альбом В первый день пасхи

Победа! Безоружна злоба. Весна! Христос встает из гроба, — Чело огнем озарено. Все, что манило, обмануло И в сердце стихнувшем уснуло, Лобзаньем вновь пробуждено. Забыв зимы душевный холод, Хотя на миг горяч и молод, Навстречу сердцем к вам лечу. Почуя неги дуновенье, Ни в смерть, ни в грустное забвенье Сегодня верить не хочу.

«Целый мир от красоты…»

Целый мир от красоты, От велика и до мала, И напрасно ищешь ты Отыскать ее начало. Что такое день иль век Перед тем, что бесконечно? Хоть не вечен человек, То, что вечно, – человечно.

«Чем доле я живу, чем больше пережил…»

Чем доле я живу, чем больше пережил, Чем повелительней стесняю сердца пыл, — Тем для меня ясней, что не было от века Слов, озаряющих светлее человека: Всеобщий наш Отец, Который в небесах, Да свято имя мы Твое блюдем в сердцах, Да прийдет Царствие Твое, да будет воля Твоя как в небесах, так и в земной юдоли. Пошли и ныне хлеб обычный от трудов, Прости нам долг, – и мы прощаем должников, И не введи Ты нас, бессильных, в искушенье, И от лукавого избави самомненья.