Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)

6

Владельцем телефона 7-93-73 в Коломне оказался старик лет восьмидесяти. Кроме врачей, которым он сам о себе напоминал, давно все про него забыли. Аппарат с номером, отличающимся от номера пенсионера единственной предпоследней цифрой, установлен в соседнем подъезде в квартире портнихи швейного ателье Творожниковой. Женщина одна воспитывает малолетних сына и дочку, муж на принудительном лечении от алкоголизма.

Никаких деловых отношений с этими людьми у калининского фотографа, конечно же, существовать не могло. Оперативники заметили, что Кортунов, когда связывался с Коломной, первый раз поговорил очень коротко, скорее всего, просил позвать нужного ему человека.

— Соседей Творожниковой знаете? — спросил Шатохин у участкового инспектора после того, как тот закончил свой рассказ о престарелом пенсионере и портнихе.

— Всех, — уверенно ответил участковый. — С мая двадцать первый год на одном участке.

— Всех не нужно…

Шатохин подробно описал приметы Романа и Клима.

— Зимаев, — назвал фамилию участковый. — У него глаз косит.

— В одном подъезде с портнихой живет?

— Дверь в дверь.

— Чем занимается Зимаев?

— Гравером работает в мастерской.

— Не видели случайно Зимаева в компании с этим парнем? — Валиулин показал снимок Игоря Кортунова.

— Нет. Не приходилось.

— Есть у нас один знаменитый Ефим, — вмешался заместитель начальника горотдела, в кабинете которого шел разговор.

— Домовладелец. Похож на второго разыскиваемого. За тридцать ему, высокий…

Увидев, что Валиулин записал в блокноте «Ефим Домовладелец», поспешил пояснить:

— Лоскутов — фамилия. Ефим Леонидович Лоскутов. «Домовладелец» — это между собой прозвали. Дома покупал. Под Рязанью, под Липецком. Присматривал, в которых иконы. Подыщет, что требуется, осязательное условие ставит: он, дескать, человек суеверный, вывозить из избы можно что угодно, а только домовые иконы не трогать, иначе счастья в таком жилье не будет. Для вящей убедительности осенит себя крестом, так старухи к нему со всем почтением. Оставляли, естественно. А через месяц-другой Лоскутов дом продавал. Без икон, разумеется.

— Знаток?

— Да уж наверно, если статьи о древнерусской живописи печатает.

— Так даже? — Шатохин обменялся взглядом с Валиулиным.

— Не в нашей газете. В более солидных изданиях.

— И чем кончилось?

— Ничем. Как говорится, что не запрещено — разрешено. Во-вторых, на тетушек оформлял свои домовладения. Предупредили, что, в случае повторения, возбудим дело.

— Лоскутов в Коломне живет?

— В Коломне работает. Рисование и черчение в школе преподает.

— Давно его домовладельческую деятельность прикрыли?

— В прошлом году. В октябре.

— А что с иконами?

— Продал.

— Не выясняли — кому?

— Зачем? Не все же иконы — сверхценность. Просто предупредили.

— Больше не встречались?

— Нет.

— Важно все-таки выяснить, кому Лоскутов продал иконы. Вообще основное внимание сосредоточить на нем. Где был, с кем, какие отношения с гравером.

Шатохин хотел перечислить все, что требуется проделать, но при участковом не стал.

Легко было сказать: основное внимание сосредоточить на Лоскутове. В городе его нет. Уехал еще в июне, после прощального школьного звонка. Так и не появляется. Ни на работе, ни с соседями планами не делился. С женой в полуразводе: несколько месяцев назад жена, забрав сына, уехала в Брянскую область к родителям. Может, и Лоскутов там сейчас, а может… Куда только ни отправится тридцатилетний, не обремененный заботами мужчина-отпускник.

Интерес к учителю рисования у Шатохина увеличился, когда полюбопытствовал, о чем конкретно пишет Лоскутов в своих статьях по искусству. Одни названия говорили за себя: «Стиль старообрядческих икон», «Сокровища таежных скитов». Вчитываться особенно недосуг, но и по беглому просмотру нетрудно понять: о скитах Лоскутов знает непонаслышке.

Хотелось успеть сделать как можно больше, завтра обязан возвратиться в древнюю Тверь, выезжать утром. Но в заботах день сгорал с быстротою тоненькой свечки на шандале.

Успели установить: что с гравером Зимаевым Лоскутов знаком (насколько близко, пока осталось под вопросом), и в Коломне в дни ограбления скитов гравера в Нетесовском районе не было. Накануне событий на болотах был свободен: в мастерской три человека, и сменяя друг друга, работают в месяц по десятидневке. Сейчас Зимаев заступил на свою очередную вахту, по полсуток не выходит из мастерской.

— Сходи к нему. Пусть какую-нибудь надпись черкнет на этой штуковине. Слова придумаешь по пути, — Шатохин протянул Валиулину купленный в сувенирном магазине портсигар.

Старший лейтенант понял что к чему. Ушел и вернулся через час.

— На добрую память Алексею Михайловичу в день рождения, — сказал, возвращая завернутый в газету портсигар.

— Спасибо, — буркнул Шатохин. — У меня в октябре этот день…

7

— С тебя причитается. Как будешь расплачиваться? — такими словами встретил фотомастера Шатохин.

Недоуменное выражение возникло на смуглом лице Кортунова.

— Проданы твои доски. Хорошо проданы. — Шатохин сделал шаг к гостю, вложил в руку незапечатанный конверт. — Половину получил, теперь вторая половина. Доволен?

Шатохин знал, что делает. По заключению специалистов обе взятые под залог иконы принадлежат к псковской школе и написаны во второй половине восемнадцатого века. Музейная комиссия определила бы цену каждой в пятьсот-семьсот рублей. А уж на черном рынке могут дать и в два, и в три, и в пять раз больше. В зависимости от того, кто и кому продает. Хочешь — не хочешь, нужно со всем этим считаться. Пока у Кортунова не пропало желание побыстрее перевести иконы в деньги.

И без слов видно: Кортунов доволен, еще как!

— Так что, Игорь, шампанским угощаешь? — подсказал Шатохин, какого именно расчета ждет.

— Да, да, конечно. — Кортунов вдруг засуетился, сунул конверт в один карман, вынул, переложил в другой.

…В ресторане заняли тот же столик, за которым разговаривали четыре дня назад.

Кортунов не скупился, к закускам заказал три бутылки вина. Шатохин затевать деловой разговор не торопился. Он знал, что ни в воскресенье, ни в понедельник, ни нынче, несмотря на погожие дни, в Березовой роще фотограф не появлялся. Провел вчера полдня на фабрике, потом в обществе двух девиц был на пляже. Кортунов откупорил бутылку и разлил по бокалам вино. Поднял свой бокал, предложил тост: «За вас».

Он был в настроении, ему все нравилось. Чем дольше сидели, тем уютнее чувствовал себя Кортунов.

Шатохин решил, что самое время возобновить прерванный им в воскресенье разговор.

— Так, Игорь, — начал он, — в прошлый раз не договорили. Не забыл, надеюсь, о чем?

— Нет, конечно, — быстро отозвался Кортунов.

— И сколько можешь предложить?

С ответом фотограф медлил.

— А если я скажу: двадцать? — вопросительно посмотрел на Шатохина.

— Хм. Однако же… Откопал ты где-то золотую жилу.