Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)

Сейчас, после встречи с вдовой Тандетниковой, выясняется, что связь Кортунова с погибшим сыном Елены Викентьевны Тандетниковой — Великониды — не случайна. Но фотоиндивидуал, скорее, лично не был знаком с погибшим, а вот третий, Роман, чьи отпечатки так щедро представлены, не мог не быть в кругу тех, с кем регулярно общался Виталий Васильевич Тандетников.

Полковник Пушных выслушал короткий доклад о разговоре с вдовой Тандетниковой.

Имя Великонида он услышал сегодня второй раз. Лейтенанту Хромову удалось-таки отыскать свидетеля, который накануне ограбления скитов видел, как по охотничьей тропке, пересекающей район с востока на запад, шли четверо. Свидетель узнал в рассветных сумерках одну лишь старицу Флору, что делит кров с Великонидой. Большего Хромову выведать не удалось, но рассказ Шатохина о Елене Викентьевне Тандетниковой, о ее сыне, о какой-никакой его связи с Кортуновым вносит существенное дополнение. Есть о чем подумать.

— Считаю, товарищ полковник, выбрались они из наших краев налегке. Основную часть добычи спрятали до лучших дней. Решили вернуться, когда многолюднее на пристанях, станциях будет — за ягодами, грибами наедут.

— Резонно. Что про автомат думаешь?

— То же. Считаю, не рискнули брать с собой.

— Какие у тебя еще дела с Кортуновым?

— Пока все. Распрощались вчера. На восемнадцать дней. Завтра могу приступить к поискам Романа.

— Нет. Другие займутся этим. Возвращайся.

Часть третья

1

Поездка в Коломну, как оказалось, была хоть и необходимой, но напрасной. Вслед за Лоскутовым отпал, как участник ограбления, гравер. Участковый ошибался, зрение у Зимаева в порядке; впечатление, будто один глаз косит, создавалось из-за того, что при работе гравер постоянно пользовался моноклем, выработался специфический прищур. Но даже не это главное: у Зимаева, как и у учителя рисования, твердое алиби.

А подлинные имена тех, кого называли Романом и Климом, установили спустя два дня после возвращения Шатохина из командировки. На сей раз ошибки быть не должно. Роман — это Игольников Ефим Александрович. Тридцать два года, архитектор Союзкурортпроекта, выпускник архитектурного отделения того самого института, в котором работал погибший Тандетников. Мастер спорта по самбо и кандидат в мастера по легкой атлетике. Клим — двадцатипятилетний, без определенного рода занятий Магнолин Сергей Юрьевич. Вот у него легкое косоглазие впрямь заметно. Даже на фотографии, где снят вполоборота.

К снимкам Магнолина и Игольникова был приложен цветной фотобуклет под названием «Знаменитости на Ваганьковском».

— Обратите внимание на фамилии авторов буклета, — сказал Шатохину и Хромову начальник уголовного розыска. — Похоже, «десантники» за иконами — они же.

На обороте буклета внизу мелкими буквами было написано: «Текст и худ. оформление Е. Игольникова. Фото И. Кортунова, С. Магнолина».

— Сам же Магнолин продает буклеты, — добавил Пушных.

— А отпечатки? На чашке, банке, «Софии»? — спросил Шатохин.

— Нет, не его. А архитектор в недельной командировке, — ответил полковник.

Шатохин положил на стол самодельный буклет, взял снимки предполагаемых налетчиков.

— Агафья не согласится говорить? — спросил у Хромова.

— Бесполезно. Не подступиться к ней. К остальным потерпевшим — тоже, — ответил лейтенант.

— Жаль. Может, Иона Парамонович возьмется быть посредником?

— Его можно попросить, — Хромов кивнул.

— Мы слетаем завтра в Уртамовку? — спросил Шатохин разрешения у полковника.

— Не возражаю, — сказал Пушных. — И побывайте в обители Елены Викентьевны Тандетниковой — Великониды. Взгляните на нее, на Флору. Предупредите: соседей ограбили, и вы начеку будьте. Культовые свои предметы не раскладывайте. Снимки заберите, отдайте размножить.

Уртамовский фельдшер Корзилов помочь милиции согласился охотно: но отправиться в скиты сегодня же не мог — его ждали больные. Прием отменить или перенести никак нельзя.

Шатохин решил показать для опознания фотографии Захару Магочину, подвозившему Агафью на мотоцикле до поселка. Магочин не узнал никого — не до разглядывания было. А вот дежуривший на причале «Ореховый Мыс» сержант Шкаликов уверенно выбрал из многих снимков фото архитектора:

— Он садился на «Ракету».

— Когда?

Сержант назвал дату. Если ничего не путал, получается, что Игольников уплыл на следующий день после начала поисков.

— Появился примерно за полчаса до прибытия «Ракеты», — потирая лоб, медленно вспоминал сержант, — купил билет и в ожидании сидел на берегу. Курил, читал газету. Во что одет? Прилично, в костюм темный. Портфель кожаный был. Он еще, чтоб не ставить портфель на землю, постелил несколько лопухов.

Кассирша тоже запомнила высокого, одетого в темно-серый костюм мужчину с портфелем.

На соседней от Орехового Мыса пристани Куролино милиционер рассказал о парне в вельветовых джинсах и свитере. Появился он за считанные минуты до того, как пришвартоваться «Ракете». Парень тоже был с легкой поклажей, и на пристань пришел в сопровождении местного пасечника Борило. Оживленно разговаривали, и пасечник нес в сетке две банки меда, которые передал парню. Думал — родственник Борило.

Шатохин допросил пасечника. «Зашел в избу, попросил продать меду с таежных трав. Потом до пристани попросил поднести: ключицу он недавно ломал, тяжести таскать нельзя пока…»

Взглянув на снимки, пасечник ткнул пальцем в фотографию, на которой был Кортунов… Можно было догадаться — третий ускользнул, переодевшись, или из Куролино, или с Орехового Мыса.

Сам виноват. Сам отдал приказ: искать, задержать троих в брезентовых куртках с рюкзаками. Проверять документы у всех без исключения отъезжающих молодых мужчин — не додумался. Дежурные сотрудники инициативы не проявили, выполнили распоряжение точь-в-точь.

2

Вдова Тандетникова явно пристрастна была к свекрови, объясняя одними причудами отъезд Елены Викентьевны из Москвы в таежную глухомань на постоянное жительство. На самом деле все обстояло иначе. В шестидесятилетнем возрасте Елена Викентьевна вдруг заболела такой формой туберкулеза, которая более известна как скоротечная чахотка. Врачами ей было отмеряно несколько недель, в лучшем случае, месяцев. Тогда она приняла решение покинуть столицу.

Нетесовский район выбрала не случайно. После гражданской войны вся семья Тандетниковых выслана была в эти места на поселение. Елена Викентьевна прожила с родителями в забытом Богом селении с малолетства почти до совершеннолетия. Умирать ли, в поисках ли исцеляющих средств вернулась в края детства и юности — неизвестно, только через полтора года от болезни не осталось следа, а еще через два Елена Викентьевна стала Великонидой.

Обо всем это рассказывал оперативникам уртамовский фельдшер. Лечил Великониду не он. Случилось это четверть века назад, у него тогда не было ни столь богатой практики, ни опыта. О том, что у Великониды есть сын, и в гостях у нее бывал не однажды, Иона Парамонович слышал, но встречаться с ним не приходилось.

«Амфибия» катила к обители Великониды по пологому склону холма между соснами, подминая беломшаник и густо-густо разросшийся брусничник, обсыпанный зреющей ягодой. Спустившись с холма, миновали длинное кочковатое болото. Наконец показалась впереди опушка. За ней виднелся неширокий разнотравный луг, а дальше — кедры, кедры. Между кедрами мелькнул домик с тесовой крышей.

— Великонидин, — указал на домик Поплавский.

— Останови, пешком дойдем, — велел Шатохин водителю, и машина встала, мотор заглох.