Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Листы из плотной бумаги пока что оставались девственно чистыми. Художник долго и подробно выспрашивал сыщиков о деталях внешности преступника, интересующего их. Порой он заставлял своих собеседников напрячься и припомнить, что конкретно говорил покойный о его внешности. Около четверти часа Карпов уяснял все особенности его лица - высота лба, положения и форма бровей, глаз, носа, линия смыкания и толщина губ, зубы, особенности подбородка.

Иван с Василием напрягались изо всех сил, теперь они искренне жалели о том, что не расспросили Дубинина как можно подробнее.

– Так стало быть, - Карпов снова представлял себе объект, сомкнув веки и легонько раскачиваясь на стуле.

– Тогда последний вопрос, самый простой. Уши?

Егоров выдохся и знаками просигналил товарищу - мол понятия не имею.

– Что уши?
– решил уточнить Старцев.

– Прижатые к голове или оттопыренные.

Иван пару секунд подумал и заявил:

– Ну ведь оттопыренные уши выглядит смешно. Верно?

– Ну да, шарма сей недостаток внешности не добавляет.

– Тогда прижатые.

– Почему вы так решили Иван Харитонович?
– Про уши бандита Дубинин не сказал ни слова, но в описании его внешности он ни разу не допустил сарказма, так что я уверен в том, что уши у преступника нормальные – прижатые.

Наум Лазаревич снова хмыкнул, уважительно глянул на Старцева и согласился с его безупречной логикой.

Покончив с долгими нудными расспросами он кивнул на массивную мраморную пепельницу, стоявшую на подоконнике между раскрытых оконных створок, и сказал:

– Покурите, молодые люди.

Сыщики отошли от стола, достали папиросы и спички, дымили они молча, осторожно наблюдая за тем, как на белом листе рождаются очертания будущего портрета. Сначала наметились общие контуры, потом проступил овал головы, появились шея и плечи. Далее художник начертал прямую вертикальную линию, поделил лицо вдоль, обозначил высоту, на которой наметил положение глаз, носа, рта. Изредка он останавливался и с минуту сидел без движения, глядя куда-то в пространство сквозь стену. В такие моменты Старцев с Егоровым тоже предпочитали не шевелится, дабы не отвлекать мастера от творческого процесса.

Наконец-то Карпов нанес пару последних штрихов, вздохнул и сказал.

– Пожалуйста, всё что мог товарищ.

Иван с Василием подошли ближе и несколько секунд с восхищением взирали на великолепно исполненный портрет мужчины лет 35-40. Каждая деталь была прорисована предельно аккуратно, даже тени выглядели точно как на фотографии.

– Спасибо вам огромное Наум Лазаревич, - Иван долго тряс руку художника.
– Вы настоящий талант.

– Да будет вам, право слово, - смущённо проговорил тот. – Обращайтесь, всегда рад помочь.

Слабенький луч электрического фонарика метался по тёмному коридору подвала.

– Здесь головы лучше пригнуть, не то по шишке заработаете. Вот так, а тут у нас завсегда лужа из-за прогнившей трубы, осторожнее.

– А что же вы лампочки до сих пор не повесите Никифор Иванович? Тут же шею свернуть можно.

– Соорудил я однажды тут лампочки, - откликнулся тот.

– И что же?

– Так сгнили все, тут влажность такая, что железо за три года в труху превращается. Когда котельная жарила сухо было, тягой проветривалась, а сейчас сами видите, - сказал старик и вдруг перешёл на шёпот.

– Знающие люди говорят, что подземная река, под Петровкой протекает.

– Так уж и река? – Старцев усмехнулся.
– А как же метро? Его давно затопило бы.

– Да бог его знает, за что купил, за то и продаю, - отмахнулся комендант.

Старцев и Бойко в старой штатской одежде шли подвалами управления к дальнему, всеми позабытому выходу. Глубина этих помещений оказалась внушительной, ведь между подвалом и первым этажом находился цоколь с камерами временного содержания и вспомогательными помещениями. Воздух здесь был прохладный и действительно насыщенный влагой. Главной целью подземного путешествия являлась скрытность.

– Если банда Хирурга отслеживает все наши перемещения, то соглядатай наверняка секут за всем периметром здания. Ловить их бесполезно, а поймаем – так они отбрешутся.

– Мы только спугнём их и всё испортим, - сказал Старцев.
– Значит нам надо как-то по хитрому покинуть управление.

– Как именно? Ни через два главных входа, ни через окна незаметно уйти не получится.

После этого Олесь Бойко, очень кстати, припомнил:

– С тыльной стороны управления есть вход в подвал, через который раньше загружали уголь в котельной.

Это была дельная мысль, так как вход располагался метрах в сорока от основного здания и для удобства разгрузки глядел в проулок.

Старцев отправился к комиссару, подробно изложил придуманный план, тот внёс в него пару штрихов и вызвал коменданта Никифора Ивановича.

Теперь они втроём, шли длинными подвалами к выходу.

– А замок то изнутри откроем? вдруг озаботился Старцев.

– Целый он? Если вы говорите, что тут все гниет и ржавеет.

– Не боись, откроем, - заверил его комендант.
– Всё что должно работать у меня работает, каждый понедельник спускаюсь сюда с маслёнкой. Замки отпираются, дверные петли не скрипят и даже котельные краны работают - хоть сейчас заливай воду, загружай уголёк и запаливая.

Через пару минут они дошли до цели, Никифор Иванович остановился перед длинной каменной лестницей, указал наверх и заявил:

– Ну вот, двадцать семь ступеней и вы на свободе, на свежем воздухе.

– Надо бы глянуть сначала - подъехала ли машина.

– Сейчас глянем.

Старик начал подниматься по ступенькам. Подойдя к двери он осторожно сунул ключ в замочную скважину, затем выключил фонарь, ключ в замке повернулся на удивление мягко, будто не было внутри ни пружин, ни механизмов. Комендант самую малость приоткрыл дверь, припал лицом узкой щели.

– Наша Эмка состоит шагах в десяти от выхода, - прошептал он.

– Вот и ладно, сказал Иван и нащупал в темноте шершавую ладонь коменданта.
– Будем прощаться Никифор Иванович, спасибо вам.

– Не за что, удачной поездки.

Вся группа, за исключением Старцева и Бойко, осталась в Москве. Опера выполняли различные поручения, связанные с расследованием убийства Антона Афанасьевича Климентьева. Они должны были создавать видимость того, что о бандитской слежке никто из них не догадывается.