Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Егоров мысленно оценил прилегающий район. Наткнувшись на это место, убийца, наверняка, остался доволен - две дороги расходятся в стороны под острым углом, между ними густые заросли с овражкам. Что ещё нужно? Стой себе на этой стрелке и поджидай.
И тут Егорова осенило, он отпросился у старшего группы и вернулся к тому месту, где две дороги сливались в одну. Василий огляделся, представляя себя на месте преступника и быстро сообразил - «Что если занять позицию под жёлтым, двухэтажным бараком, то прекрасно увидишь всех прохожих, идущих в сторону стрелки, выбрал жертву, приметил куда она пошла и быстрым шагом двинулся по той же обочине. Улучил момент, когда поблизости
За жёлтым бараком Егоров обнаружил неказистый ларёк с надписью «табак». Подойдя к нему он представился пожилой продавщице и задал ей несколько вопросов. Женщина припомнила, что в день убийства видела мужчину в годах, поджидавшего кого-то у жёлтого барака.
Уже через час эта женщина сидела в управлении Ленинградского уголовного розыска и давала, довольно подробные, показания. С ее слов был составлен первый словесный портрет серийного убийцы. Через несколько дней, с помощью этого портрета, преступника задержали.
За инициативу и помощь в расследовании, данного преступления, Василий Егоров был повышен в звании, а перед самой войной, его перебросили в столицу для усиления московского уголовного розыска.
Все служебные легковушки и автобусы, из гаража МУРа, находились на выездах. Перед походом в столичный городской торг Старцев позвонил Дубинину, представился и договорился о встрече по чрезвычайно важному вопросу. Иван с Василием прихватили с собой блокноты, папиросы и отправились на встречу своим ходом.
Погода стояла отличная и пройтись пешком был не прочь даже хромающий Старцев.
– Ты же, небось помнишь, как во время войны люди несли последние ценные вещи в комиссионные торговые точки, чтоб хоть как-то прокормиться?
– спросил Василий, попыхивая папироской.
– Ещё бы не помнить – Иван горько усмехнулся.
– До середины сорок третьего я воевал и нормально питался. На фронте даже предположить не мог, что здесь такое творится. А как комиссовали, вернулся в тыл, увидел здешнюю голодную жизнь и охренел.
– Слушай дальше. Помимо комиссионок, для приёма ценных вещей, работали ещё специальные скупочные магазины. Ты их захватил?
Старцев кивнул и сказал:
– В Успенском переулке был такой.
– Точно, был, пока не прикрыли. Эти магазины принимали старую одежду, ветхое тряпье и отправляли, всё это, в качестве сырья для швейной промышленности. Но видишь ли, к середине войны, на руках у населения всё ещё оставались живые деньги, - Василий недвусмысленно указал взглядом вверх и продолжил.
– Чтобы изъять их у населения, кое-кто предложил создать систему магазинов особторга.
– Об этих музеях я наслышан, даже заходил в один из них.
– Стало быть ты в курсе, что в них творилось? Между прочим, в сорок четвертом году, в Москве, открылось двадцать таких торговых точек и с полсотни ресторанов.
Иван неприязненно процедил:
– Ну это же чистое позорище, там же откровенно грабили простой народ.
– Вот именно. Безболезненно в них отоваривались только избранные - партийная номенклатура, чиновники, генералы, артисты. Шутка ли - за сто грамм сахара, в этих магазинах, просили пятьдесят пять рубликов. А работяга с авиамоторного завода, за булку белого хлеба выкладывал половину месячного заработка.
До торга оставалось несколько кварталов, когда сыщикам пришлось притормозить. Регулировщик в белом кителе, стоявший на перекрёстке, поднял жезл, по перпендикулярной улице двинулась длинная вереница чёрных лимузинов. Старцев посмотрел
на часы.– Опаздываем?
– спросил Егоров.
– Есть ещё в запасе минут двадцать, - ответил Иван, тоже достал из пачки папироску, чиркнул спичкой, затянулся.
Разговор сыщиков касался самых краеугольных тем, так или иначе вплетавшихся в жизнь любого советского человека. Одной из них была социальная несправедливость - главный ингредиент всех народных волнений и революций.
– Почему одни проливают кровь на фронте или за грошовую зарплату по двенадцать часов к ряду, стоят у станков, а другие ведут в тылу сытую и вольготную жизнь?
– возмущались простые граждане.
– Почему всякие дельты и новоявленные начальники, не жалея глоток кричат нам о воздержанности, а сами не имеют ни малейшего представления о том, что такое нужда?
Несправедливости вокруг хватало, однако открыто говорить они решались далеко не все.
Последние лимузин прокатился по перекрёстку и скрылся из виду, полосатый жезл в руке регулировщика описал в воздухе дугу и застыл горизонтально, дозволяя пешеходам перейти широкую улицу. Старцев с Егоровым двинулись дальше.
Когда толпа вокруг рассосалась, МУРовцы продолжили прерванный разговор.
– Я хорошо помню реакцию рядовых граждан на эти магазины, - проговорил Иван. – Яркие, ломящиеся от товаров витрины, непомерные ценники. Продавцы и завмаги весьма довольны такой жизнью, работяги ходили в такие заведения как на экскурсии. Конечно же всё это вызывало у них не просто недовольство, а самую настоящую ярость.
Василий согласно кивнул и сказал:
– Все правильно. Во-первых - магазины особторга демонстрировали расслоение социалистического общества. Во-вторых - они не оправдывали и не окупали себя. В-третьих- когда их директора получили право делать уценку залежавшихся товаров к ним повалили спекулянты, зарабатывающие на разнице цен. Помню мы накрыли одного голубчика, так у него дома нашли больше сотни кусков мыла, 480 метров мануфактуры и горы других товаров. Гадёныш десятку получил с конфискацией. В общем, скажу я тебя, нарыв дозревал и прорвал его именно Дубинин.
– Дубинин? Как же он это сделал?
– Выступил с критикой на конференции в Моссовете и в присутствии члена ЦК ВКП(б) Щербакова.
– Щербаков-то был нормальным мужиком, - сказал Иван.
– Стало быть и Дубинин такой же, раз не побоялся открыто выступить против магазина особторга?
– Я тебе объясняю - он кремень. Все прекрасно знали о тех недостатках, только вслух говорить не решались, а он вышел на трибуну и рубанул так, что весь президиум на стульях заёрзал.
– Вот мы кажись и пришли, - сказал Старцев и остановился у парадного подъезда большого серого здания.
Справа от каменной лестницы висела красная табличка Московский государственный торг универсальных магазинов.
Николай Николаевич встретил гостей из уголовного розыска в дверях кабинета, предложил им присесть, сам устроился напротив. Внимательно выслушал их, внезапно преобразился:
– У меня товарищи гипертония, мигрень, тахикардия, камни в почках и аллергия на кошек. Сдается мне, что от этих болячек я помру намного раньше, чем снова повстречаюсь с тем бандитом, - пошутил он, однако тут же сделался серьёзным и перешёл к делу, важность которого прекрасно понимал. – Да, в Подольске случилось со мной одна неприятность, вернее сказать. Всякие проблемы по работе там возникали часто - почти каждый день, но я собрал отличный коллектив единомышленников и работали мы здорово. Ладно, я готов ответить на все ваши вопросы товарищи.