Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Не хочешь смотаться вместе с Фоминым в Вильнюс, прояснить про этого Альберта? И его портрет тебе нарисуют, – неожиданно предложил Волошин.

– Ну, это же не Одесса, товарищ майор. Туда лучше Циценаса отправить – он по-литовски говорит, родня у него там какая-то имеется. А Фомин, пожалуй, подойдет. Вдруг кому-нибудь надо будет морду набить, – предложил Комов.

– Пожалуй, ты прав, – немного подумав, согласился Волошин. – Циценас у нас почти юрист – его на законах не объедешь. Правда, не успел закончить юрфак, но это наживное. А Фомин… Ну, тебе же он конкретно помог в Одессе. Короче, надо попытаться установить личность этого Альберта. Давай, снаряжай бойцов.

Комов покинул кабинет, а Волошин встал из-за стола и подошел к окну. По улице ехала поливальная машина, брызгая во все стороны, включая тротуар. Зазевавшаяся женщина с крупной собакой на поводке, получив порцию воды, что-то прокричала, а собака резко потянула в сторону, чуть не свалив с ног хозяйку.

«Жизнь полна неожиданностей, – подумал Волошин. – Не угадаешь, что сверху на голову свалится и кто укусит из-за угла за причинное место».

Часть четвертая Прибалтийская кадриль

Танцы – это искусство отдергивать свою ногу раньше, чем на нее наступит партнер.

Неизвестный автор

Циценас, по рождению Владис, по паспорту Влад, родился в Подмосковье, в семье литовца Юргиса и матери Ксении. Сам Юргис, пламенный большевик, провоевав за красных всю Гражданскую войну и закончив ее в звании старшины роты, начал делать партийную карьеру, и довольно успешно – дорос до партийного функционера средней руки. В ежовские времена его посадили за склонность к троцкизму, а в бериевские полностью реабилитировали, что не являлось большой редкостью.

Семью Юргиса не подвергали репрессиям, и Влад спокойно поступил на юридический факультет, но с четвертого курса ушел на фронт.

Тяжело раненного Циценаса нашла разведгруппа из роты Комова в одном из перелесков. Он лежал в окружении трех мертвых фашистов, заколотых штыком. Командир группы лейтенант Фомин оценил способности сержанта, и его после излечения перетащил в свою роту Комов, написав нужный рапорт кому надо. По рассказу Циценаса, столкнулись две группы разведчиков примерно равной численности, а он лишь один выжил. Из всех.

Штыковому и ножевому бою Влада научил отец. Имея серьезных инструкторов и насадив на штык за время Гражданской войны пару десятков белогвардейцев, он решил передать спе-цифический боевой опыт сыну. То ли из досужей прихоти, то ли вспоминая бурную боевую молодость. И не зря. Пригодилось. По-литовски Влад говорил легко и без акцента тоже благодаря отцу. Сразу же после мобилизации Циценаса, по протекции Комова, приняли на службу в ГУББ, о чем тот ничуть не жалел.

Волошин пригласил сотрудников на инструктаж на предмет командировки в Вильнюс.

– Будете работать в одесском формате – Циценас как официальное лицо, а Фомин в качестве негласного прикрытия, но может работать автономно. Надо максимально прояснить личные данные этого Альберта, включая биографию и возможное место пребывания. Сразу в официальные структуры за помощью не обращайтесь – только в связи с непредвиденными обстоятельствами. Там могут служить скрытые враги. Регулярно отлавливают. – Волошин посмотрел на худощавого, жилистого Циценаса. – Кто у тебя есть там из родственников? Что они собой представляют?

– Двоюродный дядя, – стал пояснять Циценас, – он к нам приезжал, когда я был маленький. Человек вне политики. Ему наплевать на идеологию: капитализм, социализм, да хоть феодальный строй. Лишь бы его не трогали, а он повода не дает. Торгует картинами, антиквариатом, организовывает выставки по живописи, сам рисует. Как только Литва вошла в состав СССР, сразу же вступил в Союз художников, выправил какую-то лицензию и работает официально, платит налоги. Умеет приспосабливаться к любой власти. К нашей семье относится с уважением. Если сможет, то поможет. О другой родне, а она где-то там есть, плохо осведомлен. Проконсультируюсь у отца.

– Аккуратней с ними, – предупредил Волошин. – Кто они по жизни? В Литве обстановка напряженная: саботаж, диверсии, «лесные братья» орудуют… Враги затихарились и действуют исподтишка. Власти пока плохо справляются. – Волошин задумался, потом продолжил: – Пинчук столкнулся с Альбертом в районе Новой Вильи. Там находился концлагерь «Кошары». Альберт – гауптман, эсэсовец, и не исключено, что он имел отношение к этому концлагерю, если рядом оказался, а может быть, входил в состав его персонала. Это лишь моя догадка, но… Нужно проверить – это может навести на след.

Он сунул руку в ящик стола и вынул портрет Альберта, нарисованный карандашом на тетрадном листе.

– Вот, привет вам от Пинчука. Поселитесь в гостинице Hotel Congress – там все обговорено. Билеты на поезд возьмете у Эльвиры, деньги – в бухгалтерии. Портрет сфотографируют, чтобы у каждого был. Отправляетесь завтра в одиннадцать двадцать. Оружие иметь при себе. Всё. Удачи.

Здание Вильнюсского вокзала находилось в полуразрушенном состоянии после теракта в начале сорок пятого, когда террористы взорвали эшелон с боеприпасами. Кое-что с тех пор подлатали, но угол здания обвалился, а стекла вставили лишь на первом этаже.

«Если бы здание строили в двадцатом веке, а не девятнадцатом, то его бы снесло подчистую», – прикинул Циценас.

Но буфет работал, о чем гласила табличка с надписью «Буфет» и со стрелочкой, указывающей куда-то влево.

– Зайдем, что ли… – неуверенно предложил Циценас.

– Давай доберемся до гостиницы – там перекусим, – возразил Фомин.

В здание вокзала они заходить не стали, а обошли его стороной и вышли на привокзальную площадь. От остановки как раз отошел рейсовый автобус. Оба проводили его взглядом и подумали об одном и том же – как добраться до гостиницы. Вильнюс они изучали по карте, что мало помогало в реальной жизни. Циценас огляделся и заметил нескольких извозчиков. Лошади нетерпеливо перебирали копытами.

– Во, эти точно довезут куда надо, – воскликнул Влад.

Фомин недоуменно пожал плечами.

– Ты тут командуешь, тем более ты в форме, а я так… в портках со штрипками.

Они выбрали двухместную повозку, не считая извозчика. Вскоре по булыжной мостовой зацокали копыта. Улицы были убраны, но между домами виднелись кучи битых кирпичей, куски штукатурки, гниловатые доски и прочий мусор. По тротуарам сновали редкие прохожие. Некоторые строения были опутаны лесами, а из окон высовывались лебедки.