Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Никак не заберет заказ. Но, наверное, зайдет – он где-то здесь, в городе болтается, – сказал Линас. Чувствовалось, что ему было абсолютно наплевать, чем раньше занимался заказчик.

У Циценаса аж екнуло сердце от такого заявления.

Они выпили вина за крепкую мужскую дружбу, и Влад распрощался с художником.

Концлагерь

Михаилу Фомину повезло – ему подвернулся грузовик, который не только доехал до бывшего концлагеря, но направлялся именно туда. Проволочное заграждение осталось нетронутым, между двумя деревянными столбами въезд перегораживал корявый шлагбаум, сработанный из соснового ствола, а рядом стоял зонтик с охранником, который проверял документы у водителей въезжающего и выезжающего транспорта. А машины сновали туда-сюда довольно интенсивно, и Фомин быстро догадался, почему. Бараки для заключенных превратили в склады. Возле них кучковались грузовики и непрерывно проводились погрузочно-разгрузочные работы. Остальная территория была завалена пустыми бутылками, рваными картонными коробками и прочим мусором. Дворника тут не предусмотрели.

Фомин подошел к охраннику в форменной одежде неясной принадлежности.

– Я корреспондент газеты «Новая Литва», меня зовут Миша.

Охранник никаких подтверждающих документов требовать не стал, это не входило в его обязанности, поскольку человек пришел пешком и без всякого товара.

– А я Василий, – представился он и приветственно приподнял фуражку. – Очень хорошо, что нами заинтересовалась пресса: воруют безбожно, а начальство не мычит, не телится.

– Я несколько по другой теме, – пояснил Фомин. – Я пишу материал о концлагере. – Вы можете мне что-нибудь рассказать?

– А что я могу рассказать? – охранник пожал плечами. – Я там не сидел. И здесь вряд ли кто расскажет. Надо спрашивать у сидельцев.

– А где найти этих сидельцев? – поинтересовался Фомин.

Охранник по имени Василий задумался, а потом сказал:

– Бывшие узники концлагеря создали какой-то комитет при профсоюзе, называющийся «Узник». Чем они там занимаются и где находятся, я не знаю, но рассказать они тебе многое смогут.

Он отвлекся на подъехавший грузовик, и Фомин, поняв, что тут ему больше делать нечего, двинулся прочь от лагеря. Его подобрала одна из выезжающих машин. Водитель знал, где угнездился искомый комитет.

– Я как-то подвозил им всякое шмотье. У них контора находится между почтой и парикмахерской по улице Свободная. Номер дома я не знаю. Найдешь как-нибудь.

Машина остановилась где-то ближе к центру города.

– Направо улица Свободная – не заблудишься, а я поехал дальше, – пояснил водитель. Денег за проезд он не потребовал.

Фомин быстро нашел контору комитета «Узник». На двери висела соответствующая табличка, намалеванная краской от руки. Видимо, еще не успели толком обустроиться. Никакой охраны не наблюдалось – проходи, кто хочешь. Контора включала в себя несколько помещений. Войдя в первое попавшееся, он увидел несколько письменных столов. На некоторых стояли пишущие машинки, и на них что-то усердно печатали.

Фомин подсел к женщине средних лет и с короткой прической, едва закрывающей уши. Она о чем-то усиленно думала в застывшем состоянии, глядя в сторону окна. Михаил представился.

Женщина оторвалась от раздумий, встряхнула головой и воззрилась на молодого человека, назвавшегося журналистом.

– Даже не знаю, с чего начать, – проговорила она. – Я там находилась последние три месяца, поэтому, наверное, и выжила. А если бы подольше… Это даже не шовинизм, это плановое уничтожение населения. В лагере содержались пленные советские солдаты и гражданские из местных. В основном русские, литовцев было мало. Когда бараки переполнились, люди жили на улице, спали на досках, а то и прямо на земле. Кормили кое-как, кусок хлеба на день, поэтому многие умирали от голода. И пуль тратить не надо. Это при том, что кого-то постоянно допрашивали с применением изуверских пыток, подвешивали на столбах и держали в особых шкафах, от этого тоже умирали. – Женщина всхлипнула. Фомин молча ждал продолжения рассказа. Она достала носовой платок, протерла глаза и продолжила: – Летом люди ели крапиву, а зимой то, что подбрасывали местные жители. Охрана этому не препятствовала. Многие сутками лежали на земле, не в силах подняться…

Фомин осознал, что этот рассказ может длиться бесконечно, и перебил женщину, показав портрет Альберта. Об этом позаботились заранее, сделав несколько дубликатов.

– Вам знаком этот человек?

Глаза у собеседницы налились угрюмой злобой.

– Еще бы! Этого мерзавца я бы собственноручно повесила. Чего он только не творил. Если ему кто-то не понравился, взгляд не тот, то он отводил его в сторонку и тыкал ножом. Не насмерть, а чтобы причинить боль. Это ему нравилось. И еще девчонок таскал, несовершеннолетних. Вытащит, которая понравилась, и начинает охальничать руками прямо при всех, а потом уводит с собой. А если девчонка сопротивлялась, то он начинал ее нещадно бить и гадко угрожал. Вот типа так: «Не дергайся. Будешь у меня сосать в заглот, чтобы у тебя клитор без наркоза не выдрали». И это один пример, а он еще много всяких гадостей говорил.

Фомин оценил фразу. Он бы тоже повесил этого Альберта собственноручно.

– Если хочешь подробней, то обратись к Кате. Она побывала в его руках.

Женщина указала на симпатичную девушку, даже девчонку, сидевшую за угловым столом и что-то черкавшую карандашом в тетрадке. В отличие от сослуживицы, она явно ухаживала за собой: длинные волнистые волосы ниспадали на плечи, губы напомажены, ресницы подкрашены, одета она была в плиссированную юбку до середины бедра и обтягивающую блузку, подчеркивающую ее ладную фигурку.

Девушка Фомину сразу же очень понравилась, а когда он заглянул в ее наивные глаза испуганной лани, то сильно и не вовремя возбудился. На его брюках появился едва заметный бугорок. Миша даже не стал присаживаться за ее столик, а сразу же пригласил Катю в ближайшее кафе, мол, чтобы спокойно поговорить, не мешая остальному персоналу. Та на удивление сразу же согласилась, поняв, куда клонит молодой симпатичный человек. Видимо, он ей тоже понравился, а тут такой подходящий повод, чтобы смыться с работы, коль журналист пригласил.

Войдя в полупустое заведение под названием «Птица», они заняли свободный столик и заказали бутылку сухого вина с легкой закуской.

– Меня давно никто не приглашал в кафе, – призналась девушка.

«Врет, наверно, – подумал Фомин. – Таких все подряд приглашают. Ну да ладно».

Они столкнулись под столом коленками, и Катя таинственно улыбнулась.

«Сначала поговорим, а потом как карта ляжет», – прикинул Фомин.

– Расскажи мне про Альберта Зимку.

Михаил сразу же перешел на «ты», но девушку это ничуть не смутило.

– Он организовал частный бордель и уводил туда девчонок из лагеря. И меня увел. Сначала употреблял девочку сам, а потом сдавал в аренду немецким офицерам. Некоторые девочки пропадали, и он набирал следующих. Одновременно у него жили пятеро. Содержал он нас хорошо, не то что в лагере: кормил досыта, одевал в соблазнительные платья, не обижал. Это и понятно – иначе на что бы мы годились. Когда пришла Красная армия, девушки и не собирались расходиться – жилось им комфортно, и кто-то их взял под свое крыло. Но я ушла – не хотела быть куклой для мужских развлечений. Альберт там тоже иногда появляется. До сих пор. В качестве клиента… Тебя еще что-нибудь интересует?

– Да не особо, – сказал Фомин, переваривая сказанное, особенно про «иногда появляется».

– А ты правда журналист? – спросила девушка, с недоверием глядя на Михаила.

– Не совсем. – Фомин замялся. – Меня просто попросили найти этого Альберта очень серьезные люди. Не смог отказать.

– Не советую с ним связываться, – сказала девушка. – Он предела не знает.

Фомин погладил ее по руке.

– Спасибо за предупреждение.

Заиграла музыка из патефона, стоящего на подоконнике: «Утомленное солнце…».