Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Извозчик привез их прямо к зданию гостиницы. Здание, построенное в прошлом веке, выглядело великолепно, как будто и войны не было с ее артобстрелами и бомбежками.

Номера были забронированы. Оформлялись партнеры по отдельности. Администратор за стойкой с табличкой «Мест нет» улыбнулась Циценасу, когда он представился по-литовски, и заговорила через губу с Фоминым, обратившимся к ней по-русски. Она вела себя нарочито пренебрежительно, высокомерно. Но непрерывно воюющий Фомин не обращал внимания на уровень обслуживания, а воспринимал все это как некую местечковую данность. Он лишь подумал: «Женщин трудно понять, да они сами себя не понимают».

Но против «брони» нет приема, и напарников поселили на втором этаже в одноместных номерах с туалетами и душем.

Спустя некоторое время они как бы невзначай встретились в гостиничном буфете, время шло к полудню, и Циценас заказал полноценный обед.

– Давай ты отправишься к своему дядьке, а я по концлагерю поработаю. Вечером встретимся и обсудим, – предложил Фомин.

Циценас с набитым ртом ничего не сказал, а лишь в знак согласия кивнул.

Дядя Вилкас Циценас, увидев племянника Влада, изобразил на лице гримасу радости, а может, и правда обрадовался. Военная форма призывала к уважению. Пока он снимал сапоги, дядя крутился вокруг, приговаривая «какая неожиданность», «какой сюрприз». Зайдя в огромную гостиную, Влад осмотрелся: комната была уставлена дорогой винтажной мебелью, на паркетном полу лежал ворсистый ковер, а стены были увешаны копиями картин старых мастеров и подлинниками современных художников. Дядя явно не бедствовал, а, скорее, наоборот. Он усадил племянника на диван и сказал:

– Прислугу я на сегодня отпустил, но что выпить и чем закусить, найдется. Что предпочитаешь? Коньяк, сухое вино?

Влад равнодушно относился к спиртному и пил лишь по необходимости.

На столе вскоре появились обещанные коньяк и сухое вино, все французское, судя по этикеткам на бутылках, а в качестве легкой закуски орешки, финики и дольки лимона. Только что пообедавшего Влада это вполне устроило.

– А советская власть разрешает иметь прислугу? – небрежно спросил он.

– Ну, допустим, не прислугу, а домработницу, что не меняет сути, но дает другую окраску. Не запрещает. А ты думаешь, что советские вожди сами себе суп варят? Да их чванливые супруги тоже вряд ли. А я вот недавно развелся в третий раз. Немного отдохну от супружеской жизни и снова женюсь. – Вилкас явно находился в приподнятом настроении. – А ты здесь по какому случаю, да еще при регалиях? Ладно, ладно, давай сначала выпьем за встречу, а потом все расскажешь: про отца, про мать, да и про себя тоже.

Влад пригубил из бокала и еще раз осмотрел комнату.

– А ты неплохо устроился. Правду отец говорил, что тебе любая новая власть в подарок. С любой уживешься.

Смешливость сползла с лица Вилкаса, взгляд ужесточился.

– Да плевать мне на них. Лишь бы меня и мое дело не трогали. Раньше я жил – не тужил, немцы на меня вообще внимания не обращали, а с русскими я уже договорился. Главное, не лезть в политику и терпимо относиться к любой идеологии. Прозит [465] , как говорят немцы.

465

Нем. prosit – приносить пользу, использовать.

Они выпили еще, поговорили о том о сем, потом Влад достал портрет Альберта.

– Мы ищем вот этого человека. Эсэсовец, гауптман. Не встречал такого?

– Да откуда! – Вилкас протестующее замахал руками. – Они у меня все на одно лицо. Хотя… У меня есть партнер, художник. Зовут его Линас. Он рисует, а я выставляю и продаю. Линас рисовал портреты немецких офицеров по заказу, да еще с такими выкрутасами… Пошли, покажу.

Он подвел Влада к картине, где были изображены двое на конях и в доспехах Тевтонского ордена.

– Не успел отдать заказчикам – русские пришли. И это еще цветочки. Вот Линас точно сумеет тебе помочь. Он их всех по именам и фамилиям знает, и взгляд у него наметан – сам кого хочешь за минуту карандашом на салфетке нарисует. Я тебе дам адрес его мастерской. Он там спит, ест и пьет. Особенно пьет. Говорит, что алкоголь расширяет кругозор и подстегивает вдохновение. А свою квартиру сдает внаем. Его твоя форма не смутит – он насмотрелся на людей в форме. Только ты с ним поаккуратней общайся – у него высокое самомнение, да еще когда выпьет. Поддакивай ему, восторгайся его работами и дай возможность выговориться. Скажешь, что от меня, – он тебя примет.

Они просидели за досужими разговорами до позднего вечера. Вилкас предложил остаться у него, но Влад отказался, сказав, что его ждет приятель в гостинице.

Полуподвал имел отдельный вход под козырьком с железной крышей. Убедительный стук в дверь ни к чему не привел, поэтому Циценас начал стучать во все окна, наполовину выглядывающие из тротуара. Наконец в дверях появился молодой человек в измазанной краской рубашке навыпуск и бесформенных штанах с отвисшей мотней. Он был слегка пьян и глуповато улыбался. Влад поздоровался и представился. Хозяин по имени Линас взмахом руки предложил неожиданному гостю зайти внутрь. Они миновали прихожую и очутились в мастерской художника, где стояли мольберты и столы, уставленные краской. Было много картин: они либо висели на стенах, либо стопкой были приставлены к стенам, если в рамках, а безрамочные картины рулонами были свалены в углу.

Рабочая обстановка истинного живописца.

– Мы с Вилкасом большие друзья и партнеры, – сказал Линас и закурил сигару. – Для начала предлагаю ознакомиться с коллекцией моих произведений искусства.

Он даже не спросил, а, собственно, по какому поводу появился этот Влад. Тот вынул портрет Альберта, хотел что-то сказать, но Линас его перебил:

– О делах потом, – сказал он, но тем не менее скользнул взглядом по картинке. – Пошли.

Они подошли к одной из картин. На ней была изображена толстая баба с четырьмя титьками, сидящая на бочке. На двух нижних грудях болтались присосавшиеся щенки. Над ее головой летали птицы со свиными пятачками вместо клювов, а под ногами сновали толстые крысы.

– Ну, чем тебе не Босх? – проговорил Линас, размахивая сигарой. – Ее запросто можно продать как картину Босха. И ведь купят. Но я слишком себя уважаю, чтобы обманывать истинных любителей искусства. И так продам, но немного дешевле.

Художник явно себя переоценивал, но дядя предупредил Влада о чрезмерном самомнении живописца, и он лишь украдкой улыбнулся.

Экскурсия продолжилась. На следующем полотне мальчик в коротких трусиках висел на канате, зацепившись за него одной рукой.

– У Пикассо есть картина под названием «Девочка на шаре», а у меня «Мальчик на канате», – пояснил Линас. – Ничем не хуже. Но ему повезло – оказался в нужном месте в нужное время, поэтому стал знаменитостью.

Циценас был знаком с творчеством Пикассо и подумал, что этот пацан рисует ничем не хуже знаменитого мастера.

Линас пустил струю густого дыма. Некурящий Влад поморщился. Художник это заметил и криво усмехнулся.

– Только не говори мне о вреде курения. Пикассо, кстати, выжил благодаря сигарному дыму. Когда он появился на свет, то не дышал и не плакал, и его посчитали мертворожденным. А его дядя, помогающий принимать роды, подошел к младенцу и выдохнул дым прямо в маленькое личико. Оно внезапно сморщилось, и ребенок издал долгожданный первый крик. А так бы и не было Пабло с его «Девочкой на шаре». Может быть, и байка, но красивая.

Линас показал еще несколько картин и сопроводил показ подобными комментариями, что изрядно веселило Влада. Неожиданно он бросил вскользь:

– Тот, что у тебя на картинке, это Альберт Зимка, бывший гауптман. Пойдем, я тебе его покажу. У него оригинальные запросы.

Линас покопался в куче рулонов и развернул полотно. На нем был изображен Альберт в эсэсовской форме. Он сидел на стуле, а на коленях у него примостилась обнаженная русалка с рыбьим хвостом. Она склонила красивую головку ему на плечо и улыбалась.