Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Бугаев врал, все было наоборот: это Герасимов представлялся благоразумным человеком. Но лезть в эти дебри не хотелось. Пусть «смежники» выясняют, чем занималась банда, как долго, сколько украли и есть ли еще сообщники. Убийства в городе не были связаны с криминальными манипуляциями на автобазе.

— Часто виделись с Герасимовым в последнее время?

Бугаев скроил неопределенную ужимку, но все же признал:

— Ну, виделись, не без этого, почти каждый день… Слушайте, вы что, продолжаете считать, что я его…

— Заткнись. А теперь только правду, гражданин Бугаев. От твоей искренности будет зависеть многое. Что в последнее время тревожило Герасимова? Как он вел себя? Делился ли сокровенными секретами, не связанными с вашими мошенническими делами?

На этот раз Бугаев говорил только правду, ничего, кроме правды, но и это не помогало. Алексей Гаврилович всегда был скрытным — натура такая. Лишнего не болтал, и вообще он не из тех, с кем приятно проводить время в дружеской беседе. Появился в городе несколько лет назад — привез семейство с Дальнего Востока. Вузов не кончал, но среднее специальное образование имел, бухгалтер был грамотный, знал толк в своем деле. Начальство было им довольно. В принципе, шутил, мог посмеяться, но даже не каждую неделю. Обычно слова не вытянешь, если говорит, то только по существу. В последние пару месяцев еще больше замкнулся, создавалось ощущение, что их совместное дело Алексея Гавриловича тяготит, он погрузился в другой «проект». А куда именно — даже не намекнул. Мышковал, тихушничал, лишний раз старался дорогу не переходить. Кстати, и супруга Людмила у него такая же — себе на уме, неразговорчивая. Но жили они душа в душу, налево Герасимов не ходил. Посещала пугающая мысль, что Людмила полностью в курсе дел мужа и оказывает ему посильное содействие. В отличие от супруги Бугаева: «Что вы, женщина кристальной честности, кандидат в члены партии, ни о чем даже не подозревает…»

С Ваншениным Павел столкнулся в коридоре, когда курил, наблюдая, как сникшего арестанта уводят в камеру. Отпускать его домой, разумеется, не собирались. Пусть его разрабатывают специалисты по борьбе с хищениями социалистической собственности.

«Странное дело, — думал Болдин, — не сглупил бы этот экземпляр со своим бегством на грузовике, проявил бы элементарную выдержку — и ничего бы не было: отработал бы день, побежал к жене…»

Майор Ваншенин вывернул с лестницы так внезапно, что Павел поперхнулся.

— Сознался подозреваемый? — Ваншенин тоже проводил глазами уходящий конвой. Павел покачал головой.

— Это не он, товарищ майор. Бугаев непричастен к убийствам.

— Ты спятил? — оторопел Ваншенин. — Что значит «непричастен»? И что я, по-твоему, должен докладывать начальству? Немедленно расколоть!

— Расколоть мы можем, товарищ майор. Нам нужен настоящий убийца или кто-то вместо него? Закроем дело, передадим следователям, а убийства продолжатся. Вот тут и полетят наши головы и должности… Это не он, — повторил Павел. — Бугаев преступник, мошенничал на базе, зону заслужил на все сто и, безусловно, сядет… но не по нашему делу. Мы проверим его алиби — порядок есть порядок. Но только время потеряем. Не тот тип, отсутствует мотивация. А главное, Бугаев левша. Прикинуться праворуким, чтобы ввести нас в заблуждение, или амбидекстером он не сможет…

— А ну, не выражаться в моем присутствии! — прикрикнул Ваншенин. — Умничаем, Болдин? Черт-те что творится в вашем отделе, будем с вами разбираться… Микульчина ко мне, — приказал он и зашагал прочь.

Микульчин по-прежнему отсутствовал. Никто не знал, где его носит. Чекалин позвонил капитану домой — жена сообщила, что дома его нет, ушел, как обычно, утром. Как он может оказаться дома, если в разгаре рабочий день?

Вечером Константин Юрьевич собирался на процедуру в больницу, но пока еще рано… Женщина явно встревожилась: может быть, ему стало плохо и некому оказать помощь? Чайкин настаивал на своей версии: когда он вошел в отдел, капитан Микульчин закончил телефонный разговор, бросил трубку и заспешил к выходу, сказав, что вернется через час. Кто ему звонил и связан ли его уход с этим звонком, Чайкин не в курсе.

— Да что творится у вас в отделе? — разорялся Ваншенин. — Не то что убийцу — собственного начальника не можете найти!

Глава девятая

Сигнал от дежурного поступил в четыре часа пополудни: в сквере на Кленовой улице кого-то нашли. Дежурный лейтенант был молчалив и бледен. На просьбу пояснить происшествие как-то нервно потряс головой и буркнул, что ничего не знает. При этом усиленно отводил глаза в сторону. Мол, на месте патруль, с ним и выясняйте.

Скверные предчувствия забирались в душу. Выехали всем составом, места в машине хватало. Кленовая улица находилась в западной части городка, где за частным сектором выстроились несколько пятиэтажек. В центре зеленой зоны разбили клумбу, проложили круговые дорожки. Лучами разбегались аллеи. Сквер зарос вездесущей акацией и молодыми кленами. В этой части Плиевска они произрастали особенно бурно, что и дало название улице.

У центральной клумбы еще встречались прохожие, в глубине же никого не было. Перевел дыхание патрульный милиционер: теперь он был не один…

Капитан Микульчин в своем стареньком плаще сидел на лавочке, склонив голову. Правый бок подпирала небольшая сумка, в которой он всегда носил документы и обед. Руки покоились в карманах. Козырек кепки свисал на глаза. Со стороны казалось, что человек спит…

— Анонимный звонок, — объяснил милиционер, — с автомата звонили. Просто сказали и бросили трубку. Никому не хочется связываться, но хоть за это спасибо. Сколько человек мимо него прошли — никто не обратил внимания. Ну, задремал гражданин… А тот, кто звонил, видимо, заметил, что под лавочкой кровь натекла…

Ком застрял в горле. Собравшиеся потрясенно молчали, не верили своим глазам. Слишком нереально это выглядело. При чем тут капитан Микульчин?

Чекалин присел на корточки, заглянул в глаза начальнику. Увиденное не убедило, он потряс капитана за плечо. Происходящее все сильнее напоминало сценку из жития умалишенных. Лицо покойника было серым, глаза полуоткрыты. Сумка, прижатая к телу, закрывала колотую рану в боку. Кровь сочилась сквозь щели в лавочке. Впрочем, давно уже не сочилась, с момента смерти прошло немало времени.

— Бред какой-то, — пробормотал Максимов и стал кусать губы.

Боря Чайкин стащил с носа очки, начал их яростно протирать носовым платком.

— Что же это, товарищи… — обреченно вымолвил Чекалин и присел на дальний край лавочки. В силу ног он уже не верил.

Потрясение не проходило. Вопросы пока не задавали, пытались свыкнуться с произошедшим. Двое молодых людей, идущие по дорожке, резко встали, попятились, стали искать обходную дорогу.

Появились эксперты — сегодня их ждать не пришлось. Петр Анисимович возглавлял процессию, был неприлично бледен и торжественен. Ситуация изменилась, «профессиональные» шуточки сегодня не работали. Оперативники отошли в сторону. Криминалисты непривычно тихо осмотрели место преступления, занялись трупом.

— Что происходит? — прошептал Чайкин. — Павел, ты что-нибудь понимаешь?

— Ничего.

Подошел Короленко, жестом попросил прикурить. Затянулся, выдохнул.

— Соболезную, мужики. Почему не уберегли человека?

Вопрос не требовал ответа. Константин Юрьевич — не дитя малое, чтобы его уберегать. Другое дело, почему он сам себя не уберег? Как так вышло, что капитан Микульчин пересекся с убийцей?

— Что скажете, Петр Анисимович? — спросил Чекалин. В глазах у парня стояли слезы, он отводил глаза. — Можете выдать хоть что-то определенное?