Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— Тело остыло, но окоченение еще не началось, — сообщил эксперт. — Смерть наступила от двух до трех часов назад, — он вскинул руку с часами, — то есть в интервале от часа до двух пополудни, или чуть позднее.

— Он сбежал из отдела незадолго до часа дня, — вымолвил Чайкин. — Расстояние до сквера неблизкое, машины у Константина Юрьевича нет. На автобусе минут за двадцать добраться можно, а если частника поймать то еще быстрее…

— Что по ране, Петр Анисимович? — нетерпеливо перебил товарища Павел. — Есть сходство?

— Есть, сам удивляюсь… — Эксперт выбросил окурок и пожевал губами. — Раны аналогичные предыдущим, не исключаю, что их нанесли тем же стилетом. Но били под другим углом, поэтому характер повреждений разнится…

— Это полная ахинея… — схватился за голову Чекалин. — Микульчин не знал ничего такого, за что его могли убить…

— Официальный отчет, как всегда, позднее, — дежурно заключил эксперт, — затягивать не будем. Ну что ж, товарищи, поздравляю. Ваше расследование дошло до той стадии, когда приходится терять товарищей.

— Ерунда, — поморщился Максимов. — Это не имеет отношения к нашему делу. Может, Микульчин с кем-нибудь поссорился или получил привет из прошлого — ведь он немало подонков посадил. Уверен, вы напишете в отчете, что это другое орудие убийства…

— Кто-то ему позвонил, назначил встречу, — сказал Болдин. — Видимо, заманили чем-то существенным, он поверил, решил никому не говорить. Убийца сел рядом, возможно, поговорили, отвлек внимание. Потом ударил в бок, дождался, пока капитан отмучается. Кепку надвинул убитому на глаза, придал позу, закрыл рану чтобы выиграть хоть какое-то время… Держу пари, здесь никого не было, народ проходит этой дорожкой в час по чайной ложке. Но надо искать свидетелей, люди могли что-то видеть, — он отвернулся, стал шарить во внутренних карманах, хотя оставил сигареты в машине. Ком в горле не проходил, продолжал давить.

Дверь открыла немолодая, но все еще привлекательная женщина с волнистыми пепельными волосами. Удивленно взглянула на каменные лица гостей, узнала Чекалина.

— Гена? Здравствуйте… А Костика нет, я же говорила, он с утра убежал на работу и пока не приходил… — она осеклась, стала вглядываться в лица, неуверенно улыбнулась. — Ребята, вы что? Все в порядке? Проходите, не будьте такими серьезными, я вас чаем напою…

— Надежда Игоревна, нам очень жаль, примите наши… — Чекалин не закончил — не смог.

— Да вы о чем? — Глаза у женщины забегали, она отступила вглубь прихожей.

Они вошли в квартиру. Капитан милиции проживал скромно, единственным украшением жилища была его супруга. Доходило медленно, она пробормотала, чтобы не снимали обувь, все равно в квартире грязно, она как раз планировала на вечер генеральную уборку. Даже пошутила: «Почувствовать себя генеральской женой». Потом глаза ее наполнились слезами.

— Почему вы все молчите? Гена, да что, в конце концов… Подожди, — она протестующе замахала рукой. — Ничего не говори, не надо говорить… Это же неправда? О чем вы сейчас думаете? Костик скоро придет, ему же вечером на процедуры…

То, что мужа больше нет, у нее не укладывалось в голове. Она искала в лицах хоть какой-то намек на розыгрыш, просила, умоляла сообщить, что все хорошо. Ее усадили, принесли стакан с водой. Женщина пила, захлебывалась, мутнели ее глаза, устремлялись вдаль. Она окаменела, сидела с прямой спиной, перестала разговаривать. Чекалин шепотом сообщил, что у Надежды плохо с сердцем — Микульчин как-то поделился. Противопоказаны ей плохие новости. Ее заставили принять таблетку, довели до кушетки. Вдова становилась вялой, ни на что не реагировала.

— Моя супруга скоро прибежит, — шепотом известил Чекалин. — Я позвонил, обрисовал ситуацию, она готова посидеть с Надеждой. Хорошо, что сегодня суббота, у всех нормальных людей выходной…

Супруга Чекалина прибежала через пять минут — худая, не такая уж и красавица, хотя Чекалину виднее. Мигом сориентировалась, зашептала, чтобы проваливали, они уже сделали все, что могли… С чувством облегчения мужчины вываливались на лестничную площадку, потянулись за куревом. Курили у подъезда молча, без слов садились в «газик», безмолвствовали всю дорогу до отдела. И снова усиленно наполняли помещение табачным дымом.

— Бедная Надежда, — пробормотал Максимов. — Нелегко ей теперь придется. Сын у них — двенадцать лет парню, единственный и поздний ребенок у Константина Юрьевича. Сейчас отдыхает в пионерском лагере где-то за Боровлянкой. У Микульчина есть сестра в Горьком, надо сообщить…

Через четверть часа в отдел позвонила взволнованная жена Чекалина. Не помогли таблетки и душеспасительные беседы. У Надежды на фоне пережитого случился сердечный приступ. Хорошо, что телефон в доме, позвонила в скорую, приехали быстро, что-то вкололи и увезли. Она тоже поедет в больницу, проконтролирует ситуацию.

Снова тоскливо молчали, прятали глаза. Скрипнула дверь, на пороге появился майор Ваншенин — угрюмый, ссутулившийся. Обвел присутствующих тяжелым взглядом, молча вошел. От майора исходил запах спиртного. Сегодня можно, даже нужно. Неуверенно переставляя ноги, добрался до ближайшего стула. Что тут скажешь? Все уже случилось, назад не отмотать.

Молчание становилось нестерпимым, терзало барабанные перепонки. Ваншенин сокрушенно вздохнул, встал и вышел. Зачем приходил?

Часы показывали половину седьмого. Раздался телефонный звонок, Чекалин схватил трубку, стал слушать. Потом пробормотал:

— Константин Юрьевич сегодня не придет, — и без объяснения причины положил трубку на место.

— Из больницы звонили, — объяснил он севшим голосом. — Какая-то Клара Георгиевна по поручению доктора Якушева. Возмущается, долго ли еще товарищ Микульчин будет плевать на свое здоровье и лечащих его людей? Полчаса назад он должен был явиться на процедуру, которую нельзя пропускать. Если пропустишь, эффект от лечения пропадет. Позвонили домой — там никто не берет трубку. Позвонили сюда, потому что Константин Юрьевич оставлял им свой рабочий номер…

— Может, это доктор его убил? — вынес потрясающую версию Максимов. — Ну, тот, у которого он лечится?

— Зачем? — не понял Чекалин.

— Ну, не знаю, — пожал плечами оперативник. — С детства не выношу врачей и все, что связано с медициной. Все они преступники, садисты, обожают мучить людей…

— Детский сад какой-то, — фыркнул Чайкин.

— Давайте обойдемся без врачей-убийц, — поморщился Павел. — Врачи, конечно, разные бывают, но, когда убивали Микульчина, доктор Якушев вправлял мне плечо, а упомянутая Клара Георгиевна помогала. От больницы до улицы Кленовой не ближний свет, за полчаса туда-обратно не обернешься.