Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— Что, и супруга на пару с Герасимовым паспорт поменяла? — засомневался Павел. — И дите малое у них бегало в сообщниках?

— Ну, за дите не скажу, дите — существо неразумное, но вот за все остальное… Людмила Кузьминична — тоже темный лес. Что она делала до замужества, как познакомились — ни строчки. Боюсь, Болдин, придется кому-то ехать в Рязань и Брянск, на месте разговаривать с людьми — иначе не выберемся мы из этого болота. Буду долбить Ваншенина, чтобы подписал командировку.

Параллельно отрабатывали «исторические» дела. Повторная беседа со сторожем Чирковым — пришлось купить бутылку водки, без «обогревателя» Иван Игнатьевич общаться не хотел. Да и что еще вспоминать? Вспомнил уже — как теперь забыть? Кто еще мог знать об этом ночном мероприятии? Откуда он может знать — обычный сторож с лодочной станции? Ему повезло, что жив остался, остальных в расход пустили. Пятеро гражданских находились на берегу, только он уцелел. Больше никого не помнит, давно это было. Режим секретности немцы наводить умели, не было им в этом равных. Сомнительно, что своих русских приспешников они посвящали в детали операции. А если и посвятили, то потом прикончили — как и тех бедолаг, на озере. При условии, конечно, что затопленные документы имели ценность.

Почему не уничтожили, если увозить было не на чем? Значит, рассчитывали вернуться — ведь шел всего лишь 1943 год, вермахту еще не перебили хребет. И Красная армия не накачала мускулы — хотя была уже не та, что в 1941-м.

Напрасно на водку потратился, ничего нового Чирков не вспомнил, выпил полбутылки и захрапел на старом топчане. Кого сейчас интересуют затопленные немецкие документы? Пару бывших зэков точно не интересовали…

С пропавшими туристами было сложнее. В местном архиве на Павла посмотрели косо. Заняться больше нечем, товарищ старший лейтенант? Но материалы принесли. Дело вел майор Ваншенин — тогда еще капитан. Можно представить, какое облегчение испытали сыщики, когда Комитет государственной безопасности забрал это дело! А раз забрал, значит, ограбление Госбанка, случившееся намедни, явно не совпадение.

Трое исчезли — и со всеми потрохами, больше их не видели. Павел листал обрывки дела, пытался за что-то ухватиться. Опросы свидетелей — все фамилии незнакомые. Работали эксперты на месте пропажи, несколько актов, подпись Короленко. Сняты отпечатки пальцев — с котелка, с удочек, с пустой пачки сигарет «Ватра», валявшейся в скомканном виде под тальником.

Что за люди пропали? Их фамилии удалось обнаружить, но не сразу. И опера с этим долго возились — на озере никаких паспортов не осталось. Некие Топорков Виктор Валерьевич, Топоркова Светлана Валерьевна — видимо, брат и сестра. Плюс некий Галицкий Герман Матвеевич — напротив фамилии последнего значился в скобках вопросительный знак.

За ответами пришлось идти к эксперту Короленко.

— А бутылка? — не понял Петр Анисимович. — Приходишь с вопросами, а элементарную процедуру игнорируешь. Ладно, шучу, но в случае чего будешь должен. Объясни, зачем ты поднимаешь это дело? Мы всеми силами старались про него забыть, и КГБ нам всячески в этом помог. Никто не знает, чем все закончилось, и закончилось ли вообще. Лично нам безразлично.

Эксперт казался напряженным, украдкой всматривался в лицо собеседника, тщательно выверял слова.

— Дай-ка вспомнить, дружище… Что ты мне суешь эти бумажки? — Короленко недовольно засопел, но все же нацепил на нос очки, принялся освежать в памяти нюансы. — А, ну конечно, теперь вспоминаю. Хотя и не скажу, что это было как вчера… Отпечатки пальчиков мы сняли, по ним определили двоих из числа пропащих. Топорков и… Топоркова. Сводные брат и сестра — видимо, по отцу. Лет по тридцать им было, кто по профессии, не помню, но публика ушлая, раз отпечатки засветились. Что-то связанное с мошенничеством, азартными играми, перепродажей произведений искусства — точно не помню. На вид обычные люди, душевные, приятные в общении, могут поддержать любой разговор — вплоть до расщепления ядра. Новое поколение криминального элемента, так сказать — не разрисованные зэки с финками, матерящиеся через слово. На основании этих данных Комитет и забрал у нас дело — объяснили, что мероприятие всесоюзного масштаба, и нечего тут лезть с нашим провинциальным рылом…

— А третий, Петр Анисимович?

— А отпечатков третьего в базе не было, — простодушно объяснил эксперт. — Случай помог. Эти трое ведь не сразу пропали. Прибыли на автобусе, до бережка дотопали, лагерь разбили. Целые сутки их люди видели. С кем-то пообщаться успели — по крайней мере, этот третий. Потом, когда народ опрашивали, один местный товарищ узнал человека, тот по берегу со спиннингом ходил, таскал щурят. Поговорили даже, хотя тот особого интереса к беседе не проявлял. Оба оказались местными художниками, представляешь? Звезд с неба не хватали, но рисовали неплохо, даже в каких-то обществах состояли. У местного товарища фамилия была бесхитростная — Иванов, у второго — Галицкий. Первый, как сейчас помню, натюрмортами увлекался, второй пейзажи рисовал… Нет, писал, верно? — Эксперт задумался. — Картины не рисуют, а пишут, по морю не плавают — ходят…

— А в театре не работают, а служат, — добавил Павел. — И что с этим гением станковой живописи?

— Да какой там гений, — отмахнулся Короленко. — Были бы гении, не торчали бы в нашем захолустье. В общем, товарищ Иванов, гулявший по берегу, опознал старого знакомого Галицкого и провел с ним беседу. Вернее, пытался. Галицкий уклонился от разговора, отделался общими фразами — дескать, потянуло на день-другой в родные места. Сам живет то ли в Калуге, то ли в Можайске, работает иллюстратором или что-то такое, в общем, ушел от ответа. Товарищ Иванов человек был не назойливый, попрощался и ушел — о чем впоследствии добросовестно вспомнил. Галицкому в ту пору было лет тридцать пять. Первую половину жизни провел в Плиевске, учился в школе, заочно поступил в смоленский сельхозинститут. Здесь его родители умерли. Хорошо рисовал, подрабатывал оформителем в ДК. Видимо, воздуха ему не хватало, подался в область или еще куда, связался с плохой компанией — история темная. Ходил слушок, что он фальшивые деньги рисовал… — Петр Анисимович устремил в пространство задумчивый взгляд.

— А вечерами грабежами банков подрабатывал, — вздохнул Павел. — Ладно, Петр Анисимович, хоть на этом спасибо.

В краеведческом музее он также полезной информации не получил. Но к прекрасному приобщился. Валерия Ильинична Метелина сидела у себя в архиве и перелистывала атлас с иллюстрациями, делая попутные пометки. При этом слюнявила кончик красного карандаша и отпивала остывший чай из фарфоровой кружки. Подняла глаза, удивилась:

— О, это вы. Подождите, сейчас вспомню… Павел Сергеевич?

— Викторович, — поправил Болдин. — Можно просто по имени. Я вас не отвлеку, Валерия Ильинична? Помните, вы вспоминали историю с пропавшими на озере туристами? Запала она мне в душу, знаете ли.

— Это бывает, — улыбнулась сотрудница музея. — История странная и одновременно драматичная. Насколько я помню, тогда никого и ничего не нашли?

— Во всяком случае, широкую общественность не оповещали. Вам знакома фамилия Галицкий? Герман Матвеевич Галицкий. Дам подсказку: какое-то время считал себя художником.

— Он и был художником, — женщина отложила карандаш и устремила на собеседника заинтересованный взгляд. — Весьма талантливый пейзажист — от бога, можно сказать. Специально не учился, природа наградила. Надеюсь, он и сейчас творит, радуя ценителей пейзажной живописи своим талантом.

— Сомневаюсь, Валерия Ильинична. Галицкий был в числе тех, кто пропал на озере. Что вам про него известно?

— Вы в этом уверены? — Женщина открыла рот от удивления. Потом опомнилась, закрыла. — Извините. Ну что ж, осталось еще в нашей жизни то, что удивляет… Ей-богу, не знала, Павел. Намекаете, что он имеет… имел отношение к криминальным кругам? Но это ведь не доказано?

— Верно, — подтвердил Болдин. — Вы расстроились, Валерия Ильинична?

— Немного. Но не очень, чтобы очень, как говорится, — она мягко улыбнулась. — О Галицком, после того, как он покинул город, ничего не известно. Во всяком случае, мне. Лично мы не знакомы, хотя я видела его пару раз. Весьма активный и целеустремленный молодой человек. Учтивый, демонстративно доброжелательный, вежливый — хотя чувствовалось в нем некое пренебрежение к окружающим. Но я могу ошибаться. Фигура, безусловно, талантливая. Понятно, что в нашем городе у него не было будущего, хотел чего-то большего. Уехал из Плиевска лет десять назад, хотя опять же могу ошибаться. Родители Германа погибли до этого — просто трагический случай на Каинке. Мне кажется, он недолго переживал. Бывают такие люди — эгоистичные, равнодушные к окружающим, полностью лишенные эмпатии — то есть переживаний по поводу кого-то другого… Знаете, нет ничего удивительного в том, что Галицкий связался с криминалом, хотя с его-то талантом… Как-то странно все это.