Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— К любовнице, говоришь? Никогда бы не подумал, что у такого респектабельного и правильного мужика есть любовница.

— Есть у него краля, — настаивал Тимофей.

— Не знаю. Что-то не верится.

— Да точно говорю! Я даже адресок помню.

Через четверть часа Александр собирался уходить. Дядька уговаривал его переночевать здесь. Дескать, имеется в загашнике еще один бутылек. Но племянник оставался непреклонным.

В дверях он задержался, обнял старика и сунул в его натруженную ладонь тысячную купюру. Тот не понимал, почему Сашка прощается так, словно навсегда куда-то уезжает.

В глазах у него была бесконечная тоска.

— Ты меня не расколешь, — пробурчал Сыч. — Я шлюзов не открою.

Старцев усмехнулся и сказал:

— Ты, Сарычев, можешь и дальше держать марку. Да вот толку с того никакого. У тебя столько подрасстрельных статей, что…

— Знаю.

Последнее слово из уст главаря банды прозвучало без агрессивного недовольства. В голосе его сквозила безысходность. Он все понимал, ибо по природе своей был человеком неглупым.

Допрос происходил в управлении, на Петровке, в специальном помещении.

Старцев положил на деревянную столешницу пачку «Казбека», спички.

— Кури.

Поколебавшись, Сыч открыл коробку, подцепил толстоватыми пальцами папиросу, закурил, с наслаждением выпустил клуб дыма.

— Чего ты от меня хочешь, начальник? — наконец-то выдавил он из себя, глядя в другую сторону.

— Хочу услышать рассказ обо всех твоих художествах. Когда сколотил банду, чем промышлял, куда сбывал награбленное.

— Ты же бабки не зря получаешь и наверняка все про это знаешь.

— Что-то знаю, о чем-то догадываюсь. Так как, получится у нас разговор или сразу в карцер пойдешь, на хлебушек с водичкой?

— А если получится, так пирогами накормишь? — Сыч скривил губы в ухмылке.

— Ни пирогов, ни отмазки обещать не стану. Но побаловать кое-чем до суда возможность имею. Хорошим табачком, к примеру. Нормальным питанием. Регулярными прогулками.

Бандитский главарь курил папиросу, всем своим видом показывая, что торопиться ему некуда.

Затем он размял окурок в пепельнице и сказал:

— Ладно, начальник, записывай. О своих подвигах чирикать — не корешей закладывать. Но есть у меня одно условие.

— Выкладывай.

— Расколись, как вычислил мои замыслы.

Настала очередь Старцева хитро кривить губы.

— Не ожидал нарваться на засаду в ювелирке? — спросил он.

— Да, в Духовском фарт от меня отвернулся.

Сыщик нажал кнопку звонка на краю стола. Хрустнул замок, тяжелая дверь нехотя отворилась. В допросную вошел Разгуляев в сопровождении майора Василькова и Кима.

Юного лейтенанта Сыч видел впервые. Зато двух других сразу признал и почему-то не удивился.

— Знакомься, Сарычев. Майор Васильков, коего ты принял за официанта.

— Была у меня наметка по твою душу, — сказал Сыч, прищурил левый глаз и принялся рассматривать Василькова, левая рука которого была вполне здорова. — Выходит, зря я придержал своих пацанов, когда они тебя били.

— Мы с тобой, Сарычев, были по разные стороны окопов и воевали друг против друга, — спокойно проговорил Александр. — А на войне побеждает тот, кто идет до конца.

— А это что за фазан? — бандит кивнул в сторону Кости.

— Оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант Ким, — представил парня Иван. — С его помощью майор Васильков передал на Петровку данные о готовящемся вооруженном налете на ювелирку.

Главарь банды медленно перевел тяжелый взгляд на Разгуляева, стоявшего поодаль.

Тот удивленно развел руками и сказал:

— Сыч, я контролировал каждый его шаг. Клянусь богом! Он не обмолвился при мне ни словом!

— Развести меня хочешь, начальник? — на повышенных тонах осведомился Сарычев.

— Вот смотрю я на вас, граждане бандиты-жулики, и диву даюсь. Ей-богу! — с усмешкой проговорил Старцев. — Важные вы такие, расфуфыренные! А ежели разобраться, так ничего собой не представляете. Пшик! Ноль! Вы хоть понимаете, что вокруг пальца вас обвели не ветераны угрозыска, а новички?

Ответа не последовало. Сыч и Разгуляев глядели на Старцева с ненавистью, с недоверием.

— Что ж, объясню подробнее, — сказал он. — Я среди них самый опытный, зачислен в МУР осенью сорок третьего года. До этого воевал и никакого отношения к угрозыску не имел. Получается, что общаюсь я с такими поганцами, как вы, меньше двух лет. Лейтенант Ким в МУРе ровно год. Майор Васильков до последнего дня войны командовал разведротой, в нашей группе числится около месяца. Как вам такой расклад? Мы втроем развели вас как последних лопухов!

— Ближе к делу, начальник.

— Ближе, так ближе. Саша, тебе слово.

Васильков подошел к окну, развернулся, загородил крепким торсом половину дневного света, посмотрел в сторону молодого лейтенанта и произнес:

— Когда юный гость ресторана захотел угостить свою спутницу блюдом под названием «дакжим», я объяснил ему, что оно будет готово только к завтрашнему дню.

— Из этого я понял, что очередной вооруженный налет намечен на следующий день, — продолжил Ким.

— Взамен я предложил другое блюдо, пулгоги, мясо по-корейски, и, описывая его вкусовые качества, сказал: «Вы не отличите эту прекрасную говядину от той, что готовят на юге Корейского полуострова». После я заметил, что приготовляется пулгоги пятьдесят минут или немногим больше. Было такое? — обратился Александр к Разгуляеву.

— Да, припоминаю, — неуверенно согласился тот.

— За точку отсчета нами изначально была принята Спасская башня Кремля, — пояснил Старцев. — Когда Ким передал нам фразы официанта, мы вооружились картой и отсчитали к югу от башни пять километров. В этом месте на карте находился Духовской переулок.

— Принимая заказ на десерт, я вставил в описание пирожных от кондитера «Гранда» слово «бриллиант». Ведь он действительно великолепно готовит сладости, верно, Иннокентий Савельевич? — Васильков едва сдерживал смех.

Вместо ответа тот тяжело вздохнул.

Иван Харитонович буднично, словно замысловатые операции исполнялись его группой еженедельно, продолжал:

— Благодаря этому слову мы поняли, какой именно объект интересует банду в Духовском переулке. Ну а точное время налета Александр зашифровал в цене за пирожные.

Некоторое время в допросной было тихо. Три сыщика насмешливо глядели на двух пожилых мужиков с кислыми рожами. Одному из них, законченному бандиту, светила вышка. Другому, который долгое время сбывал награбленное, — лет десять-двенадцать лагерей с полной конфискацией имущества.