Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— К любовнице, говоришь? Никогда бы не подумал, что у такого респектабельного и правильного мужика есть любовница.
— Есть у него краля, — настаивал Тимофей.
— Не знаю. Что-то не верится.
— Да точно говорю! Я даже адресок помню.
Через четверть часа Александр собирался уходить. Дядька уговаривал его переночевать здесь. Дескать, имеется в загашнике еще один бутылек. Но племянник оставался непреклонным.
В дверях он задержался, обнял старика и сунул в его натруженную ладонь тысячную купюру. Тот не понимал, почему Сашка прощается так, словно навсегда куда-то уезжает.
В
— Ты меня не расколешь, — пробурчал Сыч. — Я шлюзов не открою.
Старцев усмехнулся и сказал:
— Ты, Сарычев, можешь и дальше держать марку. Да вот толку с того никакого. У тебя столько подрасстрельных статей, что…
— Знаю.
Последнее слово из уст главаря банды прозвучало без агрессивного недовольства. В голосе его сквозила безысходность. Он все понимал, ибо по природе своей был человеком неглупым.
Допрос происходил в управлении, на Петровке, в специальном помещении.
Старцев положил на деревянную столешницу пачку «Казбека», спички.
— Кури.
Поколебавшись, Сыч открыл коробку, подцепил толстоватыми пальцами папиросу, закурил, с наслаждением выпустил клуб дыма.
— Чего ты от меня хочешь, начальник? — наконец-то выдавил он из себя, глядя в другую сторону.
— Хочу услышать рассказ обо всех твоих художествах. Когда сколотил банду, чем промышлял, куда сбывал награбленное.
— Ты же бабки не зря получаешь и наверняка все про это знаешь.
— Что-то знаю, о чем-то догадываюсь. Так как, получится у нас разговор или сразу в карцер пойдешь, на хлебушек с водичкой?
— А если получится, так пирогами накормишь? — Сыч скривил губы в ухмылке.
— Ни пирогов, ни отмазки обещать не стану. Но побаловать кое-чем до суда возможность имею. Хорошим табачком, к примеру. Нормальным питанием. Регулярными прогулками.
Бандитский главарь курил папиросу, всем своим видом показывая, что торопиться ему некуда.
Затем он размял окурок в пепельнице и сказал:
— Ладно, начальник, записывай. О своих подвигах чирикать — не корешей закладывать. Но есть у меня одно условие.
— Выкладывай.
— Расколись, как вычислил мои замыслы.
Настала очередь Старцева хитро кривить губы.
— Не ожидал нарваться на засаду в ювелирке? — спросил он.
— Да, в Духовском фарт от меня отвернулся.
Сыщик нажал кнопку звонка на краю стола. Хрустнул замок, тяжелая дверь нехотя отворилась. В допросную вошел Разгуляев в сопровождении майора Василькова и Кима.
Юного лейтенанта Сыч видел впервые. Зато двух других сразу признал и почему-то не удивился.
— Знакомься, Сарычев. Майор Васильков, коего ты принял за официанта.
— Была у меня наметка по твою душу, — сказал Сыч, прищурил левый глаз и принялся рассматривать Василькова, левая рука которого была вполне здорова. — Выходит, зря я придержал своих пацанов, когда они тебя били.
— Мы с тобой, Сарычев, были по разные стороны окопов и воевали друг против друга, — спокойно проговорил Александр. — А на войне побеждает тот, кто идет до конца.
— А это что за фазан? — бандит кивнул в сторону Кости.
— Оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант Ким, — представил парня Иван. — С его помощью майор Васильков передал на
Петровку данные о готовящемся вооруженном налете на ювелирку.Главарь банды медленно перевел тяжелый взгляд на Разгуляева, стоявшего поодаль.
Тот удивленно развел руками и сказал:
— Сыч, я контролировал каждый его шаг. Клянусь богом! Он не обмолвился при мне ни словом!
— Развести меня хочешь, начальник? — на повышенных тонах осведомился Сарычев.
— Вот смотрю я на вас, граждане бандиты-жулики, и диву даюсь. Ей-богу! — с усмешкой проговорил Старцев. — Важные вы такие, расфуфыренные! А ежели разобраться, так ничего собой не представляете. Пшик! Ноль! Вы хоть понимаете, что вокруг пальца вас обвели не ветераны угрозыска, а новички?
Ответа не последовало. Сыч и Разгуляев глядели на Старцева с ненавистью, с недоверием.
— Что ж, объясню подробнее, — сказал он. — Я среди них самый опытный, зачислен в МУР осенью сорок третьего года. До этого воевал и никакого отношения к угрозыску не имел. Получается, что общаюсь я с такими поганцами, как вы, меньше двух лет. Лейтенант Ким в МУРе ровно год. Майор Васильков до последнего дня войны командовал разведротой, в нашей группе числится около месяца. Как вам такой расклад? Мы втроем развели вас как последних лопухов!
— Ближе к делу, начальник.
— Ближе, так ближе. Саша, тебе слово.
Васильков подошел к окну, развернулся, загородил крепким торсом половину дневного света, посмотрел в сторону молодого лейтенанта и произнес:
— Когда юный гость ресторана захотел угостить свою спутницу блюдом под названием «дакжим», я объяснил ему, что оно будет готово только к завтрашнему дню.
— Из этого я понял, что очередной вооруженный налет намечен на следующий день, — продолжил Ким.
— Взамен я предложил другое блюдо, пулгоги, мясо по-корейски, и, описывая его вкусовые качества, сказал: «Вы не отличите эту прекрасную говядину от той, что готовят на юге Корейского полуострова». После я заметил, что приготовляется пулгоги пятьдесят минут или немногим больше. Было такое? — обратился Александр к Разгуляеву.
— Да, припоминаю, — неуверенно согласился тот.
— За точку отсчета нами изначально была принята Спасская башня Кремля, — пояснил Старцев. — Когда Ким передал нам фразы официанта, мы вооружились картой и отсчитали к югу от башни пять километров. В этом месте на карте находился Духовской переулок.
— Принимая заказ на десерт, я вставил в описание пирожных от кондитера «Гранда» слово «бриллиант». Ведь он действительно великолепно готовит сладости, верно, Иннокентий Савельевич? — Васильков едва сдерживал смех.
Вместо ответа тот тяжело вздохнул.
Иван Харитонович буднично, словно замысловатые операции исполнялись его группой еженедельно, продолжал:
— Благодаря этому слову мы поняли, какой именно объект интересует банду в Духовском переулке. Ну а точное время налета Александр зашифровал в цене за пирожные.
Некоторое время в допросной было тихо. Три сыщика насмешливо глядели на двух пожилых мужиков с кислыми рожами. Одному из них, законченному бандиту, светила вышка. Другому, который долгое время сбывал награбленное, — лет десять-двенадцать лагерей с полной конфискацией имущества.