Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

О том, каково это: внезапно забыть названия всех предметов, простые слова – «небо», «жена», «сын», «окно», совершенно не помнить, кто ты и откуда, – он, конечно, понятия не имел, равно как и о вынужденной немоте. Но тому был счастлив, что мама хотя бы не плачет.

Пока ехали на электричке обратно, Колька всю голову сломал: «Руку даю на отсечение, это был батя. Не мог я ошибиться! Но если так, то что за фокусы – “тяжелое состояние”, “амнезия”, как же он в таком состоянии стоит, ходит, смотрит прямо на нас – то есть и ходить может, и смотреть, и прекрасно помнит, кто мы. Кто-то кого-то водит за нос?»

Он посмотрел на маму. Она сидела совершенно спокойная, смотря сквозь окно… ну да, снова в небо. Поймав его взгляд, чуть заметно улыбнулась – и тотчас стало куда проще. И Колька уже с совершенно иным настроением принялся рассматривать и небо, и облачка, и бесконечные провода, то сходящиеся, то расходящиеся.

Глава 8

Сержант Остапчук, вернувшийся на боевой пост в понедельник, первым делом всем напомнил о своих пророчествах.

– Говорил я, товарищи, с этой дорогой хлебнем. Что курами и кошками не ограничится. Говорил?

– Говорил, – утешил Акимов.

– А вот еще, помяните мое слово, небось пьяный был за рулем, потому сразу не увидел человека – сбил и смылся. Хорошо еще, Кольку не задел. Не задел ведь?

– Не задел.

Сергей малость подустал, если не сказать измотался. Пока Остапчук там с сальцем да с тещенькой прохлаждался, ему одному пришлось носиться по гаражам. По счастью, как раз в это время решился вопрос о выделении мотоцикла – правда, как подчеркнул Сорокин, это строго на время выполнения оперативного задания.

Ну пусть хоть так. Акимов сначала был рад до небес, но вскоре выяснилось, что от подобного транспорта он отвык, растерял все навыки, в особенности передвижения по городам. К тому же общение с автомобилистами – это отдельное, весьма суровое испытание, а ведь еще их найти надо. Искомые автомобили еще и нередко оказывались не по месту «прописки», и некоторые несознательные все вопросы, касающиеся их драгоценных «ласточек», принимали в штыки. Врали тоже.

– Что это у тебя за бумаженции? – поинтересовался сержант. – По тихоновской «Победе»?

– Не, – начал было Акимов, но сил объяснять и рассказывать не было. Язык утрудился, и поток красноречия иссяк.

– Какой-то ты нынче рассеянный, – посочувствовал Остапчук, – сейчас поправим.

И, поколдовав, пододвинул ему под нос доску, а на ней… да-да, именно оно, тещенькиной работы сало, с замечательной прожилкой мясца, перья злющего зеленого лука, разделанная головка чеснока и несколько ломтей ароматного, со слезой, бородинского хлеба.

Всю измученность и изжеванность как рукой сняло. Акимов, плюнув на то, что еще середина дня, наверняка кого-то черт принесет в отделение, разгрыз зубчик чеснока, захрустел зелеными перьями, утирая счастливые луковые слезы.

– Ох, прямо глаза открылись. Спасибо. Это, Ваня, я машину искал, которая Игоря Пожарского сбила. Они, видишь ли, как правда – у всех разные.

– То есть? – не понял Остапчук.

– У Кольки и Приходьки – «Победа», у товарища Тихонова с приятелем его – «эмка», у одних свидетелей номер на единицу заканчивается, у других – на восьмерку и единицу, у третьих – на семерку.

– И ты что же, их все уж нашел? Стахановец! – восхитился Иван Саныч.

– Не только я, – признался честный Акимов, – орудовцы тормозили подряд и «эмки», и «Победы», и серые, и серебристые, и синие. И я по гаражам чесал, аж взопрел и весь бензин сжег.

– Не нашел?

– Нет.

– И все целенькие, без повреждений?

– Да.

– И что, все проверенные машины в порядке?

– Причем что ту, которую ищем, найти не можем, а ведь сигналы она не подавала, фары не горели, тормоза не тормозили…

– Серега, многовато для одной колымаги недостатков, – с сомнением заметил Иван Саныч и поскреб подбородок, – прямо чересчур. Какой дурак будет гнать на тройке с бубенцами, зная, что машина сломана, да еще в сумерках и на мокрой дороге? Пусть на других плевать, себя-то по-любому пожалеешь.

– Согласен.

– Точно говорю – выпимши был. Слушай-ка, а вот в гаражах путевки проверял, никто в наших краях не был?

– Все машины, которые подходили под описание, следовали по маршрутам, от нас далеким.

– Работы – непочатый край, – посочувствовал Остапчук, – а то ведь еще и подмосковные гаражи.

Акимов спохватился:

– Елки-палки. Точно. Спасибо, что надоумил, – и, усевшись за телефон, принялся названивать уже в областную автоинспекцию, обреченно выслушал и записал еще с десяток адресов.

Остапчук глянул ему через плечо:

– Электросталь, Лобня, Рогачево, Талдом – это тебе разбираться до второго пришествия. Наплодили личного автотранспорта на нашу голову. Хочешь, я тебе с тихоновской «Победой» пособлю?

– Спасибо, но сначала надо бы с наездом закончить.

– Как хочешь, – с облегчением протянул сержант. Помолчав, выдал следующее рассуждение:

– А я бы, Серега, все-таки не стал бы ни с того ни с сего разыскивать черт знает что. Искал бы ты ту, которую Колька видел. Все-таки парень глазастый, соображает – дай бог каждому.

– Кольке я верю, – признал Акимов, – но ведь тут загвоздка вот в чем…

Остапчук прервал:

– Да видел! Сопляк из главка нагородил, так и записали: все кругом пьяные – и Игорек, и водила, и даже Колька.

– Так взрослые говорят…

– Говорят, говорят! Городят! Он машину прямо перед собой видел, говорит, что «Победа» – так и искать надо «Победу», номер… какой?

– Черный. Оканчивается то ли на единицу, то ли на семерку.

– Колька что говорит?

– На восемь и семь.

– Так и искать надо восемь-семь.

– Тут, понимаешь, Ваня, такое дело, – замялся Сергей, – ведь первым сказал об этом Приходько, и нет у меня уверенности, что Пожарский просто не повторил за ним.

Остапчук прищурился:

– Колька-то? За кем-то повторил? Да ему лучше жабу в рот, чем просто так поддакнуть. Дело твое, а мой тебе совет: ищи серую «Победу», черный номер, оканчивается на восемь-семь.

– Ищи, как же. А спросят: чего не проверил, к примеру, синие «эмки», восемь-один?