Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Теперь, спустя два часа после встречи со следователем, капитан Савин сидел в кабинете и перелистывал записную книжку убитого. Записная книжка являлась практически единственным личным предметом, найденным в квартире, и представляла собой весьма интересный объект для изучения. Записи шли одна за другой практически на каждой странице, но не содержали в себе ни фамилий, ни имен, ни вида деятельности, ни родственной принадлежности. В обычном случае Савин нашел бы записи типа «Николай, ремонт холодильников», «Елена Ивановна, медсестра» или «Колян, школа», но только не в этот раз. Здесь вместо имен и фамилий стояли сложные значки: ромбики, звездочки, треугольники с точкой и без таковой, нанесенные тремя цветами. И ни в конце, ни в начале не было ничего похожего на пояснения к особым обозначениям.
Накануне вечером, вернувшись домой после опроса соседей и осмотра квартиры, Савин долго не мог уснуть. Два обстоятельства: отсутствие фотопленок и наличие крупной суммы денег в квартире покойного утвердили оперативника в первоначальном мнении – смерть Ильи Манюхова наступила в результате насильственных действий, а не дикой случайности. Но пока Савин не мог представить, кому могла быть выгодна смерть фотографа. Утром он позвонил в фотоателье и договорился с заведующим, что к двенадцати часам дня все сотрудники, и работающие в этот день, и получившие законный выходной, будут ожидать оперативника для беседы. Что даст ему эта встреча? Продвинет ли расследование? Просветит ли по поводу того, откуда у простого фотографа могли появиться столь крупные накопления? Найдется ли среди коллег Манюхова тот, кто сможет рассказать, что означают значки, расставленные в записной книжке рядом с каждым адресатом?
Об этих значках он думал непрерывно. Если бы удалось их расшифровать, возможно, это избавило бы от лишних действий. Ведь не просто так он рисовал все эти знаки? Нет, не просто так, Савин был в этом убежден. Знаки – своего рода классификация адресатов. Может, он разделял их по важности, или по степени родства, или же по каким-то другим критериям. Знай их Савин, он мог бы отбросить тех, кто просто заказывал когда-то у Манюхова фотографии или оказывал ему услуги по ремонту фототехники. Он мог бы отложить на более поздний срок встречи с бывшими одноклассниками, друзьями по детскому дому и коллегами с прежних мест работы. Савин был уверен, что это существенно сократило бы список. Но, увы, специалисты из криминалистического отдела не смогли с ходу разобраться в шифре, и оперативнику пришлось отказаться от идеи облегчить свой труд и приступить к обзвону знакомых Манюхова.
За два часа он успел пообщаться всего с двенадцатью адресатами, и все они оказались всего лишь случайными знакомыми. Шестеро, как и предполагал Савин, когда-то заказывали у Манюхова фотографии, не желая обращаться в фотоателье. Он снимал их на дому, что, по сути, являлось незаконным. Но сейчас Савину было не до законности действий погибшего, поэтому он благодарил адресата за информацию и просто клал трубку. Еще четверо не вспомнили гражданина Манюхова, а двое оказались приятелями по детскому дому и о нынешней жизни Ильи ничего не знали.
Бесполезные метания утомили Савина, он отложил записную книжку в сторону, намереваясь размяться. Не успел он выйти из кабинета, как зазвонил телефон. Он поднял трубку.
– Савин у телефона, – произнес он.
– Бросай все и приезжай на площадь Трех вокзалов, – услышал он в трубке голос старлея Якубенко. – У нас тут кое-что интересное.
Якубенко по заданию капитана Савина отрабатывал некоторые адреса из записной книжки, и его звонок вселил в оперативника надежду на удачу. Бросив трубку, он вышел из кабинета и направился к выходу. Сообщив дежурному о своем уходе, он быстро дошел до метро и уже через полчаса был на месте. Якубенко ждал его у выхода из метро. Увидев напарника, он помахал рукой, привлекая его внимание.
– Привет, что у тебя стряслось? – поприветствовал товарища Савин.
– Похоже, один адресок сработал, – радостно сообщил Якубенко.
– Не помню, чтобы в записной книжке упоминался адрес в этом районе, – с сомнением произнес Савин.
– Его и нет, – так же радостно заявил Якубенко. – Помнишь адресок на Русаковской улице? Я туда пришел, в квартире,
разумеется, никого. Ну, я пошатался рядом, поспрашивал старожилов и выяснил, что в означенной квартире проживает гражданин Зюзин Георгий Константинович.– Зюзин? Это не тот ли, которого мы полгода назад брали здесь, на вокзале?
– Вот и я так подумал. – Якубенко продолжал улыбаться. – Описал старожилам его внешность и получил подтверждение. В записной книжке Манюхова присутствует адрес уголовного элемента Зюзи-попрошайки!
– Быть того не может! Зюзя – и у добропорядочного фотографа! – Савин пришел в невероятное возбуждение.
– Зуб даю, что наш Зюзя не портрет в честь юбилея бабушки у Манюхова заказывал. – Якубенко весь светился. – Видно, наш Люшенька не настолько добропорядочный. Думаю, Зюзя – тот, кто сможет просветить нас на этот счет.
– И где же он? – Савин огляделся по сторонам, надеясь увидеть поблизости Гошу Зюзина.
– А кто ж его знает, – беспечно ответил Якубенко. – Дома его точно нет, вот я и подумал, что стоит поискать здесь. Говорят, он так на Трех вокзалах и промышляет.
– И ради этого ты выдернул меня из кабинета? – Савин насупился. – Сам представления не имеешь, где искать Зюзю, но вынудил меня бросить дела!
– Не кипятись, Рома, все будет в ажуре, – начал Якубенко, но напарник его перебил:
– У тебя на все одна отговорка: все в ажуре, все в ажуре. И где же мы будем его искать?
– Пойдем, у станционной милиции поспрашиваем, – предложил Якубенко.
Махнув рукой, Савин направился к Ленинградскому вокзалу.
В это самое время ничего не подозревающий Гоша Зюзин по прозвищу Зюзя-попрошайка занимался «профессиональным» делом. Нарядившись в облезлую вязаную кофту женского фасона и короткие, едва достающие до щиколоток, школьные форменные брюки чернильного цвета, он стоял у витрины главного гастронома столицы на углу улицы Тверской и Козицкого переулка. Гастроном «Елисеевский», или по-новому Гастроном № 1, по своему убранству мог соперничать с Большим театром, а одуряющий запах свежей выпечки, копченостей и карамели, пожалуй, затмевали пыльный дух театральных подмостков. К тому же посетители гастронома отличались тугим кошельком и высоким уровнем доверчивости, что, несомненно, служило на руку типам, подобным Зюзе.
В последнее время Зюзе не везло. После того как он сломал руку и, побоявшись обратиться к врачу, дабы не вызвать к своей персоне нежелательного интереса, позволил кости срастись как придется, воровать стало затруднительно. Ну действительно, где это видано, чтобы щипач промышлял сломанной рукой? А он и щипачом-то никогда не был, так, мелкий воришка. Подбирал крохи с барского стола. Старушку убогонькую на пару монет обобрать, мальчонку, которого мамка за хлебом с двумя гривенниками в потной ладошке отправила, или мамашу, младенцем орущим занятую, на рублик нагреть – это он завсегда. Но промышлять чем-то более солидным, вроде шикарной дамы с драгоценностями вполгруди или пузатого дядьки в золотых часах с «жирным лопатником» – это ему не по статусу. Тут квалификация высокая требуется. А уж после того, как правая рука чувствительность потеряла, и эти малые шалости Зюзе стали не по силам.
Как ни противно было Зюзе данное занятие, а пришлось ему возвращаться к попрошайничеству, ведь жить-то на что-то надо, а горбатиться на дядю – это уже явный перебор. Не готов Зюзя с восьми до пяти у станка торчать, уж лучше пару раз в «обезьянник» загреметь! А загреметь очень даже можно. Не любят в Москве граждан, не имеющих постоянного места работы, и все тут. Одни норовят лекцию о пользе общественно полезного труда прочитать, на путь истинный наставить. Другие оскорбляют почем зря, а то и наподдать стремятся, милицией грозят. Эти тоже не дремлют, с прикормленных мест, типа Гастронома № 1, выгнать стараются, а то и за решетку упечь. Да и погода не всегда благоприятствует. То зной невыносимый, потом сто раз обольешься, прежде чем копеечку сшибешь. То дождь зарядит, сидишь у метро насквозь промокший, как после бани. Зимой еще и снегом запорошит, уши или нос отморозишь, тогда совсем беда. Что ни говори, а отбирать путем обмана трудовую копеечку тоже дело нелегкое.