Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Стас вскочил, сел на кровати, встряхнул головой. Фотография, на которой он запечатлен с ножом на кухне, была среди прочих, недавно напечатанных Лёвиком. Как бы она могла попасть в пакет, если бы фотографию сделал Макс? Это ж надо самому пленку проявлять! Печатать! Если только…

Мысли на морозе

Стас почувствовал, что ему становится жарко от догадки, словно он вошел в парную.

Зачем самому печатать, проявлять, закреплять, если можно на короткое время позаимствовать фотоаппарат у Лёвика?! Причем не обязательно, чтобы он об этом знал. И всё, дело в шляпе! Пленка, как говорят, экспонирована нужным образом, фотография в свой черед появится на свет.

Позвольте! Но когда печатаешь кадр, который ты не снимал, разве не чувствуешь себя идиотом? Лёвик, возможно, это и почувствовал, но мигом сообразил, что ему, фотографу, данный факт только на пользу. Снимок всерьез осложнял и без того несладкую жизнь Корнейчука! И он, возможно, не будет глубоко копать. Поскольку свои тайны есть у каждого!

Какой у Лёвика мотив запутывать следствие? На первый взгляд, никакого. Если не считать, разумеется, его травмированного уха.

Стас вдруг почувствовал, что его клонит в сон, поднялся, выглянул из комнаты. Не увидев никого, прошмыгнул на балкончик. Мороз вытеснил на короткое время сонливость, и он смог сосредоточиться на том, что в последние часы занимало его целиком – от пяток до макушки.

Как соединить разрозненное? Это только в книжках Эркюль Пуаро лихо выстраивает в единую цепь все факты, выводя изощренных убийц на чистую воду. Интересно, на что бы бельгийский сыщик, очутись он вдруг здесь, на обкомовской даче, обратил внимание в первую очередь? А во вторую?

Итак, мотивы… Возьмем последнюю версию. Шантаж, понятно, неслабый повод для убийства. И пока других мыслей по поводу смерти Жанны у сыщика не появилось. Хотя и непонятно, какую цель преследовала супруга фотографа, пытаясь скомпрометировать Лену в глазах Макса. Она что, планировала в перспективе уйти от Лёвика и выскочить замуж за журналиста? Разрушать две семьи ради сомнительного счастья в будущем? Сомнительного потому, что Стас помнил слова хозяйки дачи об отсутствии ответных чувств у журналиста. И Жанна наверняка это знала, более того – чувствовала! В том, что Макса ни одна из женщин, кроме Лены, не интересовала, сыщик не сомневался. Даже после ее смерти.

А уж Жанна – точно. Иначе бы он ее не придушил и не вздернул на шведской стенке. Если всё же придушил, значит, у шантажистки снесло крышу и она начисто забыла о безопасности. Начала угрожать в открытую.

«Нет, сыщик, все твои заключения, выводы и построенные на их основе версии выеденного яйца не стоят! – вынес Стас себе безжалостный вердикт. – С таким же успехом можно водить вилами по воде».

Как вписать в эту галиматью, которую он нагромоздил в своей голове, украденные негативы? Которые, кстати, до сих пор не найдены! А пощечина Жанне от Валентины тут с какого боку? Требовала объяснения и истерика супруги, которую она закатила после первого убийства. Плюс необъяснимые метаморфозы в ее поведении во время танца. Стас не помнил ее такой!

Про записку супруги, найденную во внутреннем кармане пальто, говорить не приходится. В ней Валентина предупреждала мужа о том, что Макс не тот, за кого себя выдает. К этому можно добавить странную фразу Макса про то, что он на связи гарант…

Короче, сплошные непонятки! Но они этим не ограничиваются. До сих пор не ясно, кто сфотографировал Стаса с ножом на кухне… И какова во всем этом роль Лёвика? Если он увидел на отснятом негативе Стаса с ножом, почему не посоветовался? Зачем сразу печатать? А он не только напечатал компрометирующую фотографию, но еще и вручил ее Стасу, как будто так и надо. Ни слова не говоря. Дескать, смотри, сыщик, наслаждайся, поделом тебе, не суй нос куда не надо!

А странный рубец на его ухе?! Как сказала Валентина, про степлер парень сочиняет, что само по себе подозрительно. Но что-то выяснить сейчас в этом направлении проблематично: Лёвик после убийства супруги в шоке. Да и не станет он рассказывать про ухо, Стас уже пытался его о травме спросить. Скорее всего, напечатанная компрометирующая фотография – скрытое предупреждение Лёвика о том, что не следует Стасу усердствовать относительно его отметины на ухе.

М-да, приехали… Сыщик почувствовал, что начинает замерзать. Уже собрался покинуть балкон, как уловил движение в окне журналиста. Балкон был общим, на него открывались двери из коридора второго этажа и из комнаты Макса. Стас вспомнил, что благодаря этому обстоятельству выяснил, что, возможно, Лена пнула под столом его жену, когда та хотела что-то сказать. И именно ей Валентина потом выговаривала на балкончике все свои претензии.

Хотя на балкончике тогда он не слышал ответных слов Лены. Только гневные слова супруги о том, что все быльем поросло. Может, и не Лена была там вовсе? Тот факт, что балкончик общий, еще не говорит о том, что на нем была обязательно она. И все же…

С замирающим сердцем он попробовал открыть дверь в комнату журналиста – не тут-то было! Она была прочно закрыта на шпингалет изнутри.

Что за дела! Сыщик прекрасно помнил, как открывал балконную дверь в комнате Макса, так как там было невозможно дышать от аромата, исходившего от напившегося журналиста.

Когда он вышел в коридор и попробовал зайти в комнату через обычную дверь, то и здесь сыщика ждала неудача.

Кладбищенская романтика детства

Что-то здесь не то! Когда они с Антоном покидали комнату пьяного журналиста, то легонько прикрыли дверь снаружи. В этом сыщик был готов поклясться! Кто закрыл дверь изнутри? Неужто пьяный нашел в себе силы встать и закрыть обе двери, поскольку… замерз?! Но это было невероятно! С момента последнего убийства прошло не больше часа, Макс не мог протрезветь за столь короткое время!

Сыщик замер перед дверью в свою комнату. А что, если…

Глянув вниз и убедившись, что за ним никто не следит, повинуясь какому-то чутью, он подошел к комнате Игнатенок и прислушался. Сложно было что-то разобрать, так как внизу работал телевизор, Антон с Милой о чем-то непринужденно беседовали на кухне. У них, похоже, праздник продолжался, несмотря ни на что.

Если бы Стаса спросили в этот момент, зачем он это делает, он бы не нашелся что ответить. Рука сама взялась за ручку двери, которая, в отличие от соседней, оказалась не заперта.

Сердце готово было выскочить из груди: еще бы, совсем недавно в комнате произошло жестокое убийство! Сейчас, похоже, комната пустовала, хотя сыщик был не уверен в этом. Когда закрывал за собою дверь на шпингалет, ему казалось, что сейчас кто-то к нему прикоснется сзади, из темноты… А может, ударит по затылку чем-то тяжелым. Это уж как повезет.

Вот она, кладбищенская романтика детства! Вот они, страшилки пионерских лагерей! Когда один мальчик пошел ночью на кладбище, так как проспорил. И провалился в свежевырытую могилу… И в этот момент кто-то из пионеров положил ему руку на плечо. Тогда бежали мурашки по телу и сейчас. Но тогда – от услышанного, а сейчас… вокруг Стаса реально разыгрывалось леденящее душу действо, от которого можно было запросто свихнуться. Под сердце мог запросто вонзиться нож. Как Валентине.

Предаваться воспоминаниям было некогда. Стас решил обыскать комнату Лёвика, не включая свет. Если убийца потерял совесть, тогда почему он, сыщик, не имеет права что-то потерять, пусть и на время. Глаза быстро привыкли к темноте. Первым делом сыщик собрался проверить ту самую сумку, в которой Лёвик привез аппаратуру, и Стас залез под кровать. К его удивлению, сумки на прежнем месте не оказалось.

Возникла мысль, что, если сейчас в комнату ворвутся милиционеры с фонариками, выбив дверь, картинка будет еще та… «Что ты делаешь под кроватью, сыщик?» Ответа на этот вопрос он пока не придумал.