Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Зачем каждый? – усмехнулся Стас. – У нас что, времени масса? Только те, фотографий с которых не было в черном пакете. А таких кадров, уверен, не так много.
Быстро соорудив экран из простыни, они установили увеличитель так, чтобы изображение проецировалось на него. Внимание привлекли кадры, где Валентина с коллегами была запечатлена на крыльце больницы.
На некоторых из них попала в объектив Лена Седых.
– Именно их Ленка не хотела показывать никому. В этом всё дело.
– Что в них такого? – разочарованно протянул Стас.
– Хотя бы то, что
Стас взъерошил волосы:
– Сейчас, когда Лены нет в живых, ты так спокойно об этом говоришь? Ты был в курсе, что она… от Антона?
– Конечно. Я эту схему вычислил давно. За то, чтобы прооперировали мою тещу без очереди, она с ним так расплатилась. Он меня отправил в область, сам с ней переспал… Ты эту историю слышал.
– Слышал, – заторможенно пробормотал Стас. – Только про беременность не знал. Значит, дело закончилось беременностью?
– Проще говоря, Ленка залетела. Второй раз меня отправили в область, когда Ленке твоя Валентина сделала аборт. И надо же так совпасть, что в День медицинского работника ее выписали. А Лёвик случайно в этот день фотографировал медиков на крыльце. Увидев Ленку, он, падла, нажал на кнопочку. Запечатлел.
– Извини, но я пока не усматриваю никакого криминала, – пожал плечами Стас, меняя кадры в увеличителе. – Если для тебя это не смертельно, то для кого еще это играет какую-то роль? Ты, насколько я помню, с Антоном давно рассчитался, он с тех пор бородатым ходит.
– Я тоже в этом не вижу криминала… Пока, – уточнил Макс, сделав ударение на слове «пока». – Но ключом ко всему является именно этот снимок. Я уверен. Ведь не случайно Ленка пнула под столом твою жену, чтобы та держала язык за зубами, когда все рассматривали похожее фото, но без Ленки. Какой-то секрет в этом есть.
– То есть она не хотела, чтобы кто-то из присутствующих узнал, что она была в момент съемки где-то поблизости?
– Именно! Но кто этот кто-то? Лёвик всех снимал, для него никаких секретов тут нет. Негативы у него, он их видел. Для Антона, как ты понимаешь, тоже тут ничего интересного. Эта рыжая… Честно скажу, не представляю, с какого она боку. На этом мои познания заканчиваются.
– Эта информация имеет значение для Милы, – осторожно предположил Стас. – Но только косвенное. Для нее важно, что Антон с Леной переспали, а закончилось дело беременностью или нет – для нее это ерунда.
– Ты прав. Вопрос остается открытым.
Стас какое-то время молчал, почесывая подбородок, на котором начала пробиваться щетина. Потом выдал:
– Есть еще один нюанс… Возможно, он будет даже сюрпризом. Хотя лично я в это не верю.
– Сказав «а», надо говорить и «б», – заключил журналист, хрустнув суставами рук. – Говори, я вытерплю.
– Я и не собираюсь отмалчиваться. Мне Антон под нажимом признался, что Лена сама предложила ему в качестве компенсации за то, что он для нее сделал, переспать с ним.
Стас видел в свете увеличителя, как у Макса взбухли желваки от услышанного. «Похоже, это для тебя новость, дружище. И не
из приятных».– Я тебе должен кое в чем признаться, – кашлянув, глухо произнес журналист, глядя перед собой. – Возможно, так оно и было, как он рассказывает. Дело в том, что… я… как мужчина… У меня с Ленкой не всегда получалось. Ты догадываешься, о чем я.
– А из-за чего такая оказия? – удивился Стас, придав голосу максимум тепла и доверительности. – Болезнь какая-нибудь? Или травма?
– Если бы! – усмехнулся Макс, рубанув ребром ладони по подушке. – Болезнь эта зовется службой на атомной подводной лодке. Два года в начале семидесятых. У нас были ситуации, о которых нам нельзя говорить. Я потом списывался с друзьями-подводниками… У всех такие же проблемы. Мы облучения хапнули!
– Что за ситуации, если не секрет? – поинтересовался потрясенный Стас.
– Очень щекотливые. Например, когда возвращались из похода в январе 1971-го. Случилось задымление в одном из отсеков – задымил трансформатор. Вахтенный неправильно сообщил на пост. Обрубили всё, что можно было и что нельзя. Остался рабочим только атомный реактор и главный энергетический двигатель. Управление полностью отказало, лодка пошла вниз. Там уже было всё можно… Мы простились с жизнью… Уже никаких запретов… Никогда эти минуты не забуду. Казалось, вот она, смертушка…
– Представляю…
– Ни хрена ты не представляешь! – оборвал сыщика Макс. – Что такое сдохнуть на глубине, в этом… саркофаге. Эх, выпить бы сейчас!
– Дальше-то что было?
Макс встрепенулся, от воспоминаний того глубинного ужаса и сказал:
– А что… На глубине под четыреста метров капитан первого ранга… Умпелев, как сейчас помню, такой был… Я бы ему памятник поставил. Додумался продуть все цистерны главного балласта. И мы постепенно всплыли, представляешь? А до этого уже с жизнью простились. Думаю, после этого у нас…
– Погоди, так лучевая болезнь лечится, насколько я в курсе.
– Это не лучевая болезнь, – покачал головой одноклассник. – Это по-другому называется.
Потрясенный услышанным, сыщик не сразу нашелся что сказать. В голове мельтешили какие-то слова утешения, но он понимал, что Макс в них не нуждается.
Журналист тем временем вполголоса продолжал:
– В общем, Ленке не хватало… мужской силы, что ли. Она, конечно, не подавала вида, берегла, так сказать, мое самолюбие, но я-то чувствовал. Она такая красавица, ей хотелось такого… Поэтому я закрывал глаза…
– Закрывал глаза на что? – не удержался сыщик, не очень веря своим ушам. – Продолжи мысль.
– Ну, если она вдруг поздно приходила с работы. Хотя я точно знал, что занятия в школе давно закончились и никаких педсоветов не планировалось. Знал и молчал. Такая вот некрасивая правда.
– Что? Лена задерживалась на работе? Как вы могли так жить? – поразился Стас, складывая негативы в карман. – Это невозможно, это двойная жизнь! Как могли смотреть друг другу в глаза?
– Как-то жили, – обреченно вздохнул Макс. – В жизни вообще есть много такого, чего мы себе до поры даже представить не можем.