Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Сыграли еще. Санькин проигрыш балансировал вокруг рубля – плюс-минус десять копеек, – и он снова начал дергаться. А тут еще этот гад совершенно очевидно подтолкнул монетку к своему пальцу. Санька взвился:

– Ты что творишь, жулик? Думаешь, не вижу?

– Не угодишь тебе, – с бессовестной укоризной заметил Рома, – то подыгрываю, то жульничаю.

Теперь Санька смотрел в оба, чтобы ни-ни, ни на волос не подвинулась монетка: ишь, птица какая! И совершенно не замечал, как подергивается хитрый глаз Цукера. Потеряв бдительность, Санька уже особо не корчил из себя неумеху, бил довольно ловко, и, когда Санькин выигрыш перевалил за три рубля, Цукер решительно прекратил игру:

– Ша. Хватит дурачиться. Получи, – и отсчитал деньги до копеечки. – А теперь слушай. Я про твои невеселые дела знаю.

– Это откуда?

Рома поднял руку, требуя тишины:

– Я говорю. И пока интересуюсь знать, не стыдно ли амбалу играть в азартные игры, а не пойти ли подзаработать на поддержание штанов?

Санька снова попытался вставить слово, но Цукер снова сделал знак: молчи и слушай.

– В ночь назавтра у Трех вокзалов есть возможность немножко заработать, разгрузить вагон – мука, сахар, овес. Тебе овес нужен? – уточнил он.

– Лущеный? – с замиранием сердца переспросил Санька.

– Так.

Перед глазами замелькали радужные, до боли счастливые картины: сытые голуби, полные лари овса, синее небо, яркое солнце. И ни тучки на горизонте… исключая сомнения: нет ли подвоха в этом всем выходе, внезапно нашедшемся? Откуда этот ушлый Цукер так хорошо в его делах разбирается? Точно услышав его сомнения, Рома пояснил:

– Прекрати строить из себя мистера Икса. Про голубятню твою все знают, а я таки не вчера родился, знаю, как птички любят покушать. Маслов указал на тебя как на человека надежного, и Яшка.

Санька окрысился:

– Этот-то с какого боку?

– С самого непосредственного, – заверил, ухмыляясь, Цукер. – Нравится тебе или как, но он вникает и в наши дела, и во власть, свой человек в патруле комсомольском, – последнее слово он произнес по-особенному, цокая на буквах «с», потому оно зазвучало дурацки и издевательски.

Эта выходка Саньку успокоила. Нашлось-таки общее у них, он тоже перевоплощение Яшки и его новое положение воспринимал с издевкой и недоверием.

(Тут был еще момент личной обиды. Ведь когда он, Приходько, сунулся было со своей помощью к Марку Лебедеву, тот без церемоний послал: мал еще и псих. Подрастешь да успокоишься – тогда уж. Санька оскорбился.)

– Так что? Из десяти мешков один вам на двоих, – напомнил о себе Цукер.

– Тебе что за выгода?

– Мне – почет, уважение и возможность покомандовать, – подмигнул Рома. – Да просто одному в тягость, только спину срывать. Не дрейфь, с тебя никакого спроса, законно. Так делаем дело?

Санька решился:

– По рукам.

– Тогда до завтра, до вечера. Жду у палатки.

8

На следующий день погода испортилась.

Всю неделю ни облачка на небе, а тут под вечер собрались тяжелые тучи, обложили небо, начало громыхать. Одна капля шлепнулась, поднимая фонтанчик пыли, нагретой за день, вторая плюхнулась, шипя, на потрескавшийся асфальт. Вот-вот разразится гроза.

Остались позади закоулки, извивающиеся среди опустевших дровяных сараев и домов. Впереди еще не появились фонари станции, по обе стороны от тропинки лишь кусты и деревья, скрипевшие под все усиливающимся ветром.

Девушка в косынке и светлом плаще торопилась к станции, стуча каблучками. Она то и дело поглядывала наверх: как на грех, не прихватила зонтик, а если сейчас как хлынет?

«Не мешало бы тут фонари повесить, а то темень какая. Здешние знают, куда идти, а незнакомым тут делать нечего… Конечно, если с кем-то идешь или с компанией, то ничего не страшно. Если, положим, хочешь кого-то разыграть – вот тут как раз какой-то навес, видимо, от старого сарая, тут темно и можно отлично спрятаться и напугать. Не думай о том, что там кто-то есть. Что за глупости?»

Она все уговаривала себя, что все это глупости, игра нервов – тут, кстати, разразилась гроза. «Ого-го как полыхнуло! Ну и конечно, никогошеньки там нет, вот как светло, будто днем!»

Неожиданно сзади, совсем не с той стороны, где навес, раздался негромкий голос:

– Теперь, куколка, тихо-тихо.

Разумеется, девушка не послушалась и вскрикнула. Холодное дуло уткнулось под подбородок:

– Ша. Тихо, я сказал.

– Вы… кто такой? – глаза ее заметались, мысли – тоже: «Красная повязка же на рукаве… Как же? Дружинник же! Неужели убьет?!»

– Как же так…

– Очень просто, я научу. Бирюльки я сам сниму, – чужие руки бессовестно скользнули по шее.

– Не надо, – шепнула девушка, зажмурившись от страха.

– Что ты, милая, дрожишь? Мне баловство ни к чему, мне другое нужно. Во, ничего цепочка. Сама снимешь или помочь?

Девушка принялась снимать цепочку с кулоном, по-прежнему глядя вверх. Грабитель ловко вынул из мочек хорошенькие сережки, бабушкин подарок в честь окончания школы, и, мимоходом поцеловав в ухо, шепнул:

– Я уберу сейчас дуло, а ты сама давай.

– Что? – пискнула девушка, осторожно опуская голову.

– Так тебе виднее, что у тебя есть, – ласково подбодрил он. – Часы, кошелек?

Часики-то любимые, на позолоченном браслете! Девушка, чуть не плача, снимала их и с ненавистью косилась на грабителя: кепка надвинута на нос, платок повязан на лицо, точь-в-точь как в кино про гангстеров.

– Что, нравлюсь? – бесцеремонно, сунув дуло пистолета под подбородок, он приподнял ее голову.

– Нет, – прошептала она.

– Жаль, – сказал он искренне. Снова полыхнула молния, и девушка увидела, что на его пальцах наколоты четыре буквы: «Марк».

– Поплачу, но переживу. Что там со шмелем-то?

– Что?

– Пардон. Кошелечек попрошу.

– Нет у меня кошелька, – она вытащила из сумки деньги. – Это все.

Грабитель строго спросил:

– Точно ли? А то смотри, обыщу.

– Нет-нет, не надо. У меня правда больше денег нет.

Он ухмыльнулся, сказав «Позвольте», вынул из дрожащих лапок сумочку, обшарил и, ничего не обнаружив, вернул.

– Смотри, на честность твою полагаюсь. Ступай, моя хорошая, пока не передумал.

Радуясь, что ее отпустили, девушка бросилась наутек, но застыла, услышав свист и приказ:

– Эй, краля! Стой!

Она замерла, подняв руки.

– Не вздумай к ментам бежать, ясно? А не то – не обижайся! Ножками, ножками, а то промокнешь.

Девушка припустилась бегом, вслед ей несся издевательский охотничий посвист.

9

Яшка нес службу в парке в составе летучего патруля. Пельмень тоже нес службу, но не так бодро. Во-первых, пострадавшее пузо побаливало, во-вторых, рабочий день выдался чертовски трудный.