Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Да что есть бы освоить, – скрипел зубами Николай, сражаясь одновременно и с веревками, и с собственными руками.

– Освоишь, – пообещал Петька, деликатно, но твердо направляя его пляшущие пальцы, – и будет у тебя твой собственный узел имени Пожарского! А что, красиво…

И быстро, ловко исправлял напутанное Колькой.

– На сто первый раз получится, и будешь только так вязать. Ты знаешь, например, что любой моряк, пожарный, рыбак – каждый по-своему узлы вяжет? Даже, скажем, порвавшийся шнурок на ботинке или шпагат на ящике.

Вот оно. Узел. Странный.

Колька даже вздрогнул: перед глазами, как наяву, возник узел на том электрическом шнуре, снятом с крюка. Тогда, понятно, не до того было, и внимания на него не обратил. Память, как выяснилось, заботливо сохранила образ этого узла, которым была образована петля, до мельчайших подробностей. Возможно, потому что Колька такого узла не знал, а Петька его не показывал. Вспомнил Пожарский и то, что машинально, неясно зачем, попытался развязать его, но под нагрузкой он сильно затянулся.

«Зачем женщине, да еще в возрасте, да еще в расстроенных чувствах вязать кружева? К тому же Тамара как раз не моряк, не рыбак и не пожарный».

И снова каруселили в голове все те детали и детальки, которые не давали покоя: оборванные телефонные провода, пропавшая ковровая дорожка, нетронутые стоящие табуретки, стол под девственно-чистой скатертью, бутылка с цветами, записка, то есть кусок от заявления Тамары об уходе…

Колька вспомнил, что Анюта Мохова рассказывала: в самый день гибели Тамару видели в магазине. Тогда было прохладно, и потому Тамара была именно в своем вечном темненьком пальто, хотя на шее был повязан цветастый платок. Немного расстроенная, но в настроении вполне боевом, шутила о том, что пусть эти ревизорские крысы ее пирогами подавятся.

«Любимый в госпитале, и если это настоящая Тамара, то она должна была тотчас, собрав шмотки, яблоки и прочее, нестись с передачкой, а не лезть в петлю».

Колька даже головой покачал: нет-нет. Царица, если она уверена, что кому-то необходима, что кто-то в ней нуждается – она не подведет, придет на помощь. Не вяжется узелок. И много еще чего не вяжется.

Как раз закончилась неофициальная часть торжества. Семен Ильич, пожимая всем своим ученикам руки, Колькину задержал, подмигнул:

– На вот тебе гостинчик, – и втихаря, чтобы никто не видел, вложил в ладонь сверток.

Колька аж захлебнулся от умиления: надо же, шарики от подшипников, богатство! Неужели те самые? Не положено было выносить их, о чем неоднократно напоминал сам старик-мастер, все годы обучения вытряхивая их из карманов Кольки.

– Прячь, прячь, все твои, – заговорщицки поторопил Ильич. – Ушастиков [510] наделаешь с чистой совестью.

Итак, все простились, как будто в последний раз, и разошлись.

510

Грузила с петельками-«ушками».

Колька отправился домой, решив, что к Оле можно чуть позже, когда все до конца додумает.

Однако в родных стенах поджидал сюрприз, который снова помешал спокойному размышлению: у семейного круглого стола гонял чаи с Антониной Михайловной долгожданный и проклятый Сорокин.

Мама, стесняясь хорошо знакомого и все-таки постороннего человека, официально, то есть суховато, поздравила дорогого сына с успешным окончанием ремесленного училища и получением квалификации. Хотя глаза у нее были и на мокром месте, но счастливые.

– И я тебя поздравляю, Николай Игоревич, – присоединился к словам матери Сорокин. – Большое дело начинаешь, впереди столько интересной работы. Я так понимаю, к вечеру отец приедет?

– Приедет, – подтвердила Антонина Михайловна.

– Тогда, если не возражаете, я у вас виновника торжества ненадолго похищаю. Чтобы как раз к отцовскому приезду вернуть.

Мама немедленно заволновалась:

– Надолго ли?

– Что вы, как можно, – успокоил Сорокин. – Просто очень нужен совет разумного парня, к тому же еще и отличника. А то переедет в центр – и ищи его свищи, с нами и слова не скажет, с людьми совершенно другого уровня будет общаться.

– Ладно вам, – буркнул Колька, – пойдемте уж.

На улице Пожарский брякнул:

– Почему не ехали так долго?

Сорокин, совершенно не обидевшись, ответил:

– Незачем было, тезка. Думал я. А теперь просьба у меня к тебе такого рода: Оля нужна.

Колька удивился, конечно. Гладкова – человек по-своему незаменимый, но все-таки зачем она именно сейчас и именно Сорокину? Но и вопросов решил не задавать. Длительный опыт общения с капитаном показывал, что и так все скоро прояснится.

3

Николай зря роптал на ничегонеделанье Сорокина: капитан за эти дни не только передумал, но и переделал крайне много, иному и за год не осилить.

Он исходил из недоказуемого, но того, что знал наверняка и он, и Колька, и Мохова: Тамара так поступить не могла. Первый шок прошел, и теперь, с холодной головой, он отметал даже малейшее сомнение в этом. Она могла обижаться на него, гневаться на его подлую и смешную нерешительность. Женщина гордая, много пережившая, с принципами, не могла же не вспылить, видя, как любимый человек квашню мнет и, слыша вопрос «Когда распишемся?», позорно прячет глаза.

Однако узнав о его болезни, она могла поступить лишь одним образом: кинуться в больницу с вещами и фруктами (и в этом оба Николая сошлись, не сговариваясь).

Потом Сорокин, выслушав Кольку, узнал про оборванные телефонные провода.

Как же он ругал теперь себя, осла старого, психанувшего. Он ведь пытался поймать ее по телефону, названивал к ней в ее квартиру. Когда соседка сказала – нет ее, набрал номер своего телефона – и вновь никакого ответа. Раздухарился, идиот, разобиделся, и даже в голову не пришло: а ну как телефон просто неисправен?

Так, оборвали нервы. Он взял себя в руки, прикинул свои возможности, задействовал связи, принялся осторожно задавать вопросы. И вот – первая удача: несмотря на то что дела официально нет, сама папка с материалами не сгинула в архивах, а преспокойно лежала в сейфе. Вторая удача: сейф этот стоял в кабинете у старого знакомого следователя, который, даром что прокурорский и схлестывались они за годы работы неоднократно, такой же старый пень, а потому без вопросов передал ему материалы и предоставил стол: