Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Легавый с кубарями тщательно записал его ответы, заставил расписаться, вызвал охранника и велел вернуть задержанного в камеру. Через рез некоторое время Протасова снова повели на допрос, нога слегка расходилась, боль исчезла, чирияк на голове и вовсе перестал ныть, в душе появился лучик надежды на снисхождение. А почему бы и нет? Основных заводил, придумавших и подговоривших остальных напасть на инкассатора, он не знает, по уголовке попался впервые. С этими мыслями он уверенно вошёл в кабинет, в надежде увидеть там следователя добряка. И остолбенел. За столом, сдвинув густые чёрные брови, сидел грозного вида здоровый мужик. У этого в петлицах было по три кубаря, он не предложил присесть, не пододвинул пачку папирос. Он вообще не высказывал намерения казаться добрым.

– А ну встал ровно!
– рявкнул он громовым голосом.
– Развернись ко мне лицом.

Мишка поспешил выполнить приказ. Первые полчаса допроса легавый только и делал, что орал и долбил кулаком по столу, подавляя напором. Но Мишка держался, из раза в раз повторяет заученную версию.

– Что ты плетёшь? Какой ещё Экибастуз? Нет в нашей картотеке никакого Экибастуза, - Все сильнее распалялся следователь.

– Почём я знаю, гражданин начальник?
– ныл в ответ Мишка.
– Может он и не Экибастуз вовсе, только что я сделаю, если он так назывался.

После очередного Мишкиного ответа, легавый не выдержал, с грохотом отбросив стул, он подскочил и врезал ему кулачищем. Мишка отлетел в дальний угол, схватился за ухо и начал скулить.

Допросы с избиениями продолжались две или три недели, точнее Мишка сказать не мог, потому что потерял счёт дням, проведённым в проклятый тюряге. Он не знал о том, что в октябре фашисты вплотную подошли к столице, что в городе начиналась паника, на вокзалах кипело людское море, поезда были забиты под завязку, а шестнадцатое октября стал единственным днём, когда не работало метро. Не знал он и о том, что для поспешного бегства в Москве, в эти страшные дни было угнано около ста автомобилей, украдено около полутора миллионов рублей, а из Микояновского комбината пропала пять тонн колбасных изделий. Он даже не предполагал в каких количествах и с какой скоростью из Москвы бежало партийно-хозяйственная элита, как на специальных постах бойцы НКВД останавливали их автомобили, вытряхивали прямо на дорогу чемоданы и узлы, высаживали на обочину домочадцев, тут же конфисковали машины и отбирали партбилеты, лишая струсивших беглецов высоких должностей. Впрочем, если бы Протасову об этом рассказали, ничего, кроме злорадства, в ответ бы не услышали.

После каждого допроса, охранники заволакивали избитого Мишку в камеру и бросали на пол. Полчаса он просто лежал, не двигаясь, потом медленно переворачивался на спину, ощупывал ссадины и шишки. Тихо матерясь, поднимался и усаживался на нары, поправив сползший правый носок, убеждался в целости спичечницы и радовался тому, что до следующего допроса оставались ещё целые сутки. Это время Протасов лежал на нарах или медленно прохаживался по пустой камере. Глядя в потолок, или считая шаги от двери до стены с крохотным, оконцем, он невольно вспоминал свою короткую жизнь и каждый раз, с удивлением, подмечал, что восемнадцать спокойных лет, до побега из дома, занимают в его воспоминаниях гораздо меньше места, чем несколько месяцев, проведённых в банде Амбала. Дело было не в свежести тех или иных событий, дело было в их яркости и в их количестве. За время учёбы в школе он прогулял полсотни уроков, тихоря курил в дальнем углу школьного двора. Однажды подрался из-за порванной на перемене рубахи, гонял в футбол, изредка бил стёкла, ещё периодически ссорился сестрой Анной. А в последний год, совместно с Генкой Дранко, обустроил укромное местечко на чердаке. На этом все, остальные события были столь незначительны, что забывались через день или два.

А в банде Амбала жизнь заиграла новыми красками, там было по взрослому и пахло настоящей волей. Да, кореша занимались рисковыми делами, но это было интересно, азартно и за каждое успешное дельце все его участники гарантированно получали призы в виде приличных бабок. Остановившись посреди камеры, Мишка подолгу смотрел через оконце на клочок неба и восстанавливал в памяти черты этих новых друзей. Мелкого Шустрова, энергичного Амбала, заводилу и безоговорочного лидера банды Стёпку Свистка, умного и приятного общении малого, способного состряпать план любой сложности, невозмутимого и безобидного силача Чуваша, а также остальных корешей: Куцего, Ермолая, Глиню, появлявшихся в банде время от времени.

Амбал звал их, когда в задуманном деле, требовалось участие пяти и более человек, потом Протасов валился на нары и мечтал о том счастливым миге, когда вновь повстречается с корешами. Однажды, на допросе, он осмелился спросить у злого легаша живы ли инкассатор с женщиной милиционерам.

Скривившись в ухмылке, тот ответил:

– Если бы кто-то из них скончался, тебя, сосунок, давно бы расстреляли без суда и следствия.

Это добавило веры в то, что большого срока, за участие в налёте, ему не дадут. Как-то погожим, октябрьским днём Протасова снова привели на допрос. И, к своему превеликому удивлению, в кабинете за столом он увидел доброго следователя, с двумя кубарями в бирюзовых петлицах. От радости Мишка едва не бросился ему на шею.

– Садись Протасов, - кивнул тот на табурет.

Мишка скромно присел на краешек деревянного табурета и покосился на пачку папирос. Последний раз он курил здесь же, на допросе у добряка, но в этот раз подымить не предложили.

– Следствие по твоему делу завершено, - спокойно проинформировал следователь, и проведя ладонью по закрытой картонной папке, заверил.
– Прокурорская проверка и суд сейчас много времени не занимает, завтра узнаешь приговор.

Мишка шумно сглотнул:

– И что же мне светит, гражданин начальник?

– Полагаю, десятка плюс - минус пара лет.

– Да за что же? Я же в этой компании случайный и женщина с инкассаторам не пострадали. Так за что же десятка, гражданин начальник?

От обиды и ужаса Мишка готов был расплакаться, исподволь он конечно понимал, что отделался легко, ведь в военное время и вправду за нападение на государственного инкассатора запросто могли поставить к стенке. Однако, твердя на допросах одну и ту же выдумку, со временем он и сам в неё поверил. Теперь же, узнав о грозившем наказании, по настоящему расстроился.

Следователь молча выслушал его истерику, поковырял в зубах спичкой, поглядел в забранное решёткой окно, вздохнул и вдруг сказал:

– Ладно, есть один вариант. Если не хочешь загреметь на десятку в лагеря - ознакомься и подпиши вот это… - выдернув из планшетки лист бумаги с напечатанным текстом, он подвинул его Протасову.

Схватив листок, Мишка повернулся к свету и принялся быстро читать. По мере ознакомления с написанным, Мишкино лицо становилось серым, огонёк надежды в глазах понемногу мерк. Дважды прочитав, он поднял на следователя тоскливый взгляд и неуверенно спросил:

– А что такое отдельная рота, гражданин начальник?

– Командование десятой армии, при поддержке московского руководства, решило дать шанс таким как ты – зелёным, глупым, не в меру горячим, - ответил он.
– Чтобы не отправлять вас в лагеря, собрать в отдельной роте и дать возможность исправиться и стать нормальными людьми. В роте будет человек двести, из постоянного состава восемь офицеров, четыре сержанта, остальные – бандиты, уголовники, воры. Служба тяжёлая, не буду врать. Роту поставят на самый опасный участок фронта.

– И долго мне в ней кантоваться?

– Месяца три, потом переведут в обычное подразделение, но это если повезёт.

– А если нет?

– Тогда до гибели или до ранения. Как сказано в этом документе - ты должен искупить свою вину кровью. Ну что, ставишь подпись или в камеру до завтрашнего суда?

Подумав пару секунд, Мишка схватил ручку, макнул перо в чернильницу и вывел под документом свою фамилию.

Глава девятая