Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Пробежав ещё с полсотни метров, он вдруг понял, что весь огонь противника сосредоточился на нём. Не мешкая, он свалился в ближайшую воронку, расстегнул сдавившую грудь шинель, отдышался. Небо быстро темнело, с севера сильным ветром тянуло низкие облака. Через четверть часа Мишке стало холодно, он застегнулся, достал из кармана, оставленный про запас, ржаной сухарь и принялся его грызть, раздумывая над тем, как поступить дальше.

Ещё до того, как городок, речушку и её берега окончательно накрыла темень. Протасов подполз к краю воронки и осторожно высунул голову. Напряжённо всматриваясь в изрытые воронками поле, он заметил несколько шевелящихся тёмных пятен - это были выжившие в атаке товарищи, ползком возвращавшиеся на свои позиции в окоп, в виде изломанной линии. В Мишкиной груди защемило, с некоторыми из них он уже успел сойтись и подружиться, а теперь не знал спаслись они от пулемётного огня или навсегда остались на этом холодном поле.

Он посмотрел в сторону другого берега, где в чёрном пролеске засел неприятель, там у него друзей не было. Опустив голову и прикрыв глаза, Мишка припомнил первый день на передовой: как нырнули под вагон четверо бывших блатных, как их выловили, как привели со связанными руками и поставили перед строем, как капитан НКВДшник махнул рукой и мощный винтовочный залп раскидал по земле их мёртвые тела. « Нет, - решительно мотнул головой Протасов, - да простят меня кореша, но в Красную армию я больше не вернусь».

***

Дождавшись темноты, он оставил в воронке свою винтовку, выбрался наружу и пополз к реке. Передвигаться в шинели было неудобно, он быстро устал, начал задыхаться, ужасно хотелось пить. Приходилось останавливаться, жевать снег и ждать пока восстановится дыхание. Изредка, с немецкой стороны, в небо взлетали осветительные ракеты, на середине реки ему попалась, ещё не схватившаяся морозцем, полынья, оставшаяся от разрыва снаряда или авиационные бомбы. Шинель на животе быстро намокла, зато Мишка, наконец, вдоволь напился.

Юго-западного берега реки Упа он достиг в начале ночи, сил ползти дальше совершенно не осталось. Наткнувшись на первую попавшуюся воронку он съехал в неё и свернулся клубком, пытаясь согреться, очень скоро сознание стал обволакивать сон, его колотило от холода, пальцы немели, осознание постепенно уплывало. Протасов знал, что засыпать нельзя - сон на морозе это смерть, но он ничего не мог с собой поделать. Из последних сил Мишка перевернулся на спину, разомкнул холодные губы и выдавил из себя протяжный стон.

Долгое время Мишкино сознание балансировала между реальностью и глубокой тёмной пропастью - то ему слышалась чья-то речь и ощущались болезненные прикосновения, то он срывался с обрыва и бесконечно долго летел в пугающую бездну. Неопределённость исподволь беспокоила и выматывала. Наконец в глаза ударил яркий свет, кто-то похлопал его ладонью по щеке и сказал на ломаном русском языке:

– Эй зольдат, пора подъём! Ми очинь долго тибя ждать.

***

Мишка открыл глаза и сначала увидел бревенчатой потолок, с двумя подвешенными электрическими фонарями, слева стоял высокий немец в очках, на плече его висела санитарная сумка, справа, чуть склонив голову набок улыбался второй фриц с погонами фельдфебеля.

– Ти можешь гаварить?
– спросил он довольно любезным тоном.

Протасов в этот момент был занят другими мыслями: «где моя спичечница, куда они подевали мою спичечницу?» - негодовал он про себя.

Он лежал совершенно голый, на чем-то холодном, бронзовая спичечница была завёрнута в платок и покоилась в правом кармане солдатских галифе. «Надо с ними поговорить, - кивнул он немцу.

– И выяснить, где я и куда подевалась спичечница.»

– Кто ти и зачем пришёл к нам?
– спросил тот.

Голосовые связки не слушались и Мишка ответил шёпотом:

– Рядовой Протасов, пришёл потому, что не хочу воевать в Красной армии.

Ответ порадовал немцев, оба заулыбались, закивали, помогли подняться и сесть на деревянном настиле, покрытым толстым брезентом. Мишка посмотрел на свои руки и ноги - они были целы, только кожа почему-то горела и играла розовым оттенком, вероятно его чем-то растёрли, чтобы избежать обморожение.

Помещение оказалось блиндажом, приспособленным под санитарные нужды, вдоль стен были сооружены два настила для раненых, полки с медикаментами и перевязочным материалом, в углу гудела небольшая металлическая печь, труба от которой тянулась в сторону и ныряла в земляную стену. Внутри блиндажа было чисто, стоял острый запах касторового масла.

– У меня в кармане лежала спичечница… - начал Протасов.

Подав ему тёплое нижнее белье, длинные носки, штаны и солдатские сапоги, фельдфебель пояснил:

– Отивайся. И я проводить тебя к оэффисер. Всэ тваи вещи там. Офисер желает задавать тебе много вопросов.

Мишка оделся, обулся, с помощью немцев встал на ноги, сделал пару шагов. Странно, но мышцы слушались, озноб больше не бил. Вместо советской шинели немцы предложили ему немецкую, на голову выгрузили суконную зимнюю пилотку с орлом над длинным козырьком. Покинув вместе с фельдфебелем блиндаж Протасов с удивлением обнаружил, что уже наступило утро, погода улучшилась, ветер стих, облаков стало меньше, в их разрывах проглядывало солнце. «А вдруг это знак, - с надеждой подумал Мишка, - должно же мне когда-нибудь по фортить?».

Поначалу Мишка считал, что находится на переднем крае немецкой пехотной дивизии, напротив которой стояли части советской десятой армии. Однако следуя за фельдфебелем в офицерскую палатку, расположенную в пролеске, он с удивлением обнаружил, что до переднего края далеко, сюда доносились лишь отголоски канонады, здесь не было ни окопов, ни свойственной для передовой суеты. Мишку это обрадовало. «Чем дальше от советов, тем лучше, - подумал он, - а немцы? Что немцы? Они же не звери, не расстреляют, я ведь к ним сам пришёл».

По левую сторону от протоптанной в снегу тропинки стояла техника: несколько танков, бронетранспортёров, грузовиков, некоторые из них ремонтировала обслуга в чёрных технических комбинезонах. Справа обустраивали новые позиции артиллеристы - расчищали снег вокруг, только что установленных, орудий, таскали ящики со снарядами, натягивали светлые маскировочные сетки. Чуть глубже, в лесочке, дымили полевые кухни - там повара готовили завтрак, там же Мишка заметил несколько палаток из белого с коричневыми разводами брезента - к ним и направился фельдфебель.

Вскоре его завели в штабную палатку, это стало понятно по трём столам, сооружённым из снарядных ящиков. На одном пестрела расстеленная карта, за вторым приготовился записывать ход допроса нижний чин в очках с круглой оправой, за третьим сидели два офицера – тот, что помладше возрастом, с одной стороны звёздочкой на гладком серебристом погоне, был одет в обычную серо-зелёную форму и такую же шинель. Офицер постарше - лет тридцати пяти, был в чёрной форме с одним витым погоном на правом плече. Оба потягивали из кружек горячий кофе. Доложив, фельдфебель удалился из палатки, а офицеры, в довольно доброжелательном тоне, приступили к допросу.