Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Вадим, ты чего?

Куликов вздрогнул. Закончивший телефонную беседу Женя с некоторым удивлением смотрел на него.

– Чего? – переспросил старший лейтенант.

– Да сидишь не то уставший, не то грустный…

– А, да что-то задумался.

– Бывает. Иноземцев-то заговорил?

– Как миленький. Очень обрадовался, что с него сняли подозрения в убийстве младшего Селиванова.

– Ну еще бы. На его месте любой бы обрадовался.

– Знаешь, что он мне рассказал? Что Аллу даже не подозревал.

– Вот совсем?

– Поначалу.

– И что же его заставило передумать?

– Найденное ружьишко.

– Интересно, кого же он до этого подозревал?

– Ну, когда старшего убили, думал на его братца – что тот с перепоя за нож схватился.

– Дай угадаю, а во втором случае грешил на его собутыльников.

– Не в бровь, а в глаз, Женя, – хлопнул в ладоши оперативник. – Именно так он сказал.

– Врет, поди.

– Знаешь, это уже не суть важно. У него уже собственная статья на шее висит.

– Интересно, сколько получит?

– Это смотря сколько ОБХСС эпизодов откопает. Мы его на продаже только одного прибора поймали, а сколько они с Селивановым их продали Живчику? Десять, двадцать? И это не считая металла, инструментов из метрологии и прочего. Но я тебе скажу одно: был бы жив главный инженер Селиванов, он получил бы гораздо больше, чем его заместитель.

– Как организатор.

– Совершенно верно. А там в некоторых случаях и самый суровый приговор может быть. Редко, но бывает.

– Да уж, в тюрьме Иноземцев за бабами не побегает, – усмехнулся лейтенант.

– Само собой. Как и Аллочка за мужиками. Кстати, она призналась во всем. И в организации обоих убийств, и в покушении на убийство младшего брата. Мне Валера сегодня рассказал.

– И то хорошо. Хотя, мне кажется, и без ее признания осудили бы.

– Ну да. Ее дружок ведь сдал Аллу со всеми потрохами. Может, даже и на суде от своих показаний не откажется.

– Не думаю, – покачал головой Вадим. – Он, наверно, на Аллу до конца жизни за это зол будет.

– Вот именно, что до конца жизни, – заметил напарник.

– Ну да. Три покойника, даже в случае полного признания, раскаяния и сотрудничества… Мало шансов получить небольшой срок.

– Даже с просьбой о помиловании?

– Даже с ней.

– Дурак, – вздохнул Шумов. – Ну ладно, тунеядствовал, пьянствовал, не работал да по сомнительным компаниям шлялся. Но нет, поддался уговорам этой дуры и за нож схватился, потом за ружье. И всю жизнь, считай, псу под хвост пустил.

– Да, здесь я с тобой целиком и полностью согласен. Но знаешь, Женя, учитывая образ жизни Димы, у него все шансы были рано или поздно на «кичу» загреметь. Не за это, так за какую-нибудь кражу, грабеж или поножовщину. Потому что он за ум не взялся. Я, кстати, с его матушкой побеседовал. Так вот, она очень надеялась, что армия исправит ее сына в лучшую сторону. Потому что он и до школы таким же был.

– Но армия его не исправила.

– Как гласит старая народная мудрость, горбатого могила исправит.

Женя хотел еще что-то добавить, но в дверь негромко постучали.

– Войдите! – отозвался Куликов.

В кабинет вошла худенькая невысокая женщина в блеклом поношенном платье. Это была Вера Дмитриевна Селиванова. Старший лейтенант ее раньше не видел, но его напарник, узнав посетительницу, сразу встал.

– Здравствуйте, Вера Дмитриевна, – сказал он. – Присаживайтесь.

– Здравствуйте, – кивнула женщина. Вадим тоже поздоровался.

– Это мать Аллы, – пояснил Шумов.

– Да, – вздохнула женщина. – Что с ней? Где она?

– А вы уже знаете? – спросил Куликов.

Она снова кивнула.

– Да. Приятельница Аллы из Ковылина тоже здесь учится, рассказала. Позвонила соседке моей, а она мне сообщила. Господи, – Селиванова задрожала, – неужели это правда?

Оперативники помолчали.

– Это правда, Вера Дмитриевна, – сказал старший лейтенант, так как Женя молчал, с сочувствием глядя на женщину. – Аллу обвиняют в организации убийства ее отца, вашего бывшего мужа, его брата, второй жены и в покушении на убийство сына Игоря Владимировича. Ваша дочь во всем призналась.

По лицу женщины покатились слезы.

– Господи, ну почему? – прошептала она. – Зачем Аллочка это сделала? Зачем?

Оперативник пожал плечами. Он мог ей ответить напрямую, как есть. Но эти слова сейчас прозвучали бы слишком жестоко.

– Не все так просто, Вера Дмитриевна, – мягко заметил старший лейтенант.

– Понимаете, – все же решил сказать напарник, – она очень серьезно поругалась с отцом. И он ей сказал такие слова, после которых Алла и решилась на преступление. Вы ведь, кажется, рассказывали моему коллеге, что у вашей дочери с вашим бывшим мужем случился конфликт.

– Да, – бесцветно ответила Селиванова и вытерла слезы. – Алла не рассказывала, из-за чего она поругалась с Игорем, хоть я и спрашивала. Но я даже и представить не могла, что до такого дойдет.

– Простите, Вера Дмитриевна, – вздохнул Вадим. – Но ваш бывший муж сам был виноват. Он, по сути, стравил между собой собственных детей.

– Что же он такого сказал Алле?

– Вы правда хотите это услышать?

– Вы меня уже ничем не напугаете, – покачала головой Вера Дмитриевна. – Расскажите. Пожалуйста.

– Ну хорошо.

И Куликов рассказал. С каждым его словом посетительница все ниже и ниже опускала голову. Когда старший лейтенант закончил говорить, она судорожно вздохнула.

– Боже мой, боже мой, – только и сказала она. – Я знаю, что Игорь был человеком жестким и прямолинейным. Но я не пойму, зачем он так сделал. Хотя чего говорить? Мы ведь когда разошлись и я уехала в Ковылин, он даже ни разу не поинтересовался, как и чем живет его ребенок. А ведь раньше он Аллочку любил и баловал. И на руках носил, и игрушки дарил, и потакал во всем. Но после развода как отрезало. Алименты хоть и платил, но как будто для Игоря больше не существовало ни меня, ни ее. Когда он уже потом приехал, помог девочке в институт поступить, я уж обрадовалась, что он все-таки что-то понял. Вспомнил, что у него есть дочь. А он, наверно, решил выставить себя барином-благодетелем. Или еще по какой-то причине. Но уж точно не от души и не от чистого сердца.

Оперативники молчали.

– Где сейчас Алла? – спросила женщина.

– В СИЗО, – ответил Шумов.

– Ее можно будет увидеть?

– Думаю, можно.

Когда Селиванова ушла, Женя заметил:

– Вот кого действительно жалко.

– И не говори, – согласился напарник. – Не повезло женщине. И муж бросил, и болячки навалились, и дочка не подарком оказалась.

– Вот только одна ли она такая?

– Боюсь, Женя, что нет. Но такова жизнь, и ничего не поделаешь.

– Да уж. Наверно, она – единственная, кто будет ждать Аллу из тюрьмы. Потому что больше никого у нее не осталось.