Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Жизнь в Москве стала налаживаться. Возобновили работу театры, выставки, большие магазины; открылись новые станции метро. В июне 1943 года на Москву упала последняя фашистская бомба, в июле последний раз прозвучала воздушная тревога, а 5 августа москвичи увидели двенадцать залпов салюта из ста двадцати орудий по случаю освобождения Орла и Белгорода.
Супруги Озолс были большими поклонниками классической музыки. Даже скандальное увольнение Петериса из МУРа с последующим уголовным разбирательством не отменило поход в Большой зал консерватории на выступление Ойстраха. После концерта Озолс в четвертый раз
В военизированной охране, куда он подался после МУРа, более половины сотрудников составляли женщины. Мужчины воевали. Просился на фронт и Петерис, но из-за инвалидности медики отказали.
Далеко не все коммерческие магазины брались под охрану. Сотрудников не хватало, тех, что были в наличии, отправляли охранять серьезные стратегические объекты: железнодорожные мосты и разъезды, аэродромы, склады, базы, промышленные предприятия… Силенок оставалось разве что на самые большие магазины, да на те, что располагались ближе к центру. Таким был продовольственный магазин в Армянском переулке.
На всю ночь там оставался дежурить один охранник. Его основной обязанностью было приглядывать за витринными окнами, главным и служебным входами. Внутри имелся телефон для связи с милицией или начальником караула. Озолс прихватил с собой томик Федина «Похищение Европы» и, устроившись в бытовке, где продавцы переодевались и коротали свободные минуты, принялся читать. Постигая сложности деловых отношений между Западной Европой и молодым Советским Союзом, он прислушивался и время от времени совершал обходы вверенной территории.
Около двух часов ночи из левого торгового зала донесся приглушенный скрежет. Схватив со стола револьвер, Озолс на цыпочках выскользнул в служебный коридор и бочком приблизился к торговому залу…
Все витринные окна магазина в начале войны сотрудники защитили от бомбежек. Их зашили широкими досками, а снизу на высоту человеческого роста заложили плотными рядами мешки с песком. Так поступали по всей Москве, поскольку больших витринных стекол было не достать. По сути, воришки могли пробраться в магазин, забравшись по мешкам, раскурочив доски и разбив верхнюю часть одного из шести окон. Похоже, план у них был именно такой.
Заглянув в левый зал, Петерис заметил в густом полумраке пляшущий луч фонаря. Кто-то, сидя снаружи на мешках, орудовал инструментом и отрывал доски, прибитые двухвершковыми [210] гвоздями к оконной раме.
Дожидаться, пока ворье разберет деревянную защиту и побьет дефицитное стекло, охранник не стал. Метнувшись к телефону, он вызвал наряд милиции, затем занял позицию у входной двери главного входа.
Ближайший РОМ находился далеко. «Минут десять ждать, не меньше», — поморщился Петерис. Но деваться было некуда, и он приготовился принять бой в одиночку против неизвестной банды.
210
Вершок — старорусская мера длины. Первоначально была равна длине основной фаланги указательного пальца. С 1835 года установлено соотношение: 1 вершок = 1,75 дюйма. Или 4,445 см.
Конспирации и осторожности он был обучен со школьной скамьи, на героических примерах первых революционеров
и красных партизан. Да и за долгую службу в угрозыске повоевать с бандитами довелось не однажды.Озолс тихонько отпер замок главной входной двери. Снаружи она была опечатана, и открывать ее во время дежурства строжайше запрещалось. Кроме чрезвычайных ситуаций. Но сейчас была именно такая ситуация.
Он осторожно приоткрыл дверь, в образовавшуюся щель тотчас брызнул желтый свет. Озолс на секунду зажмурился. Находясь недалеко от центра столицы, Армянский переулок был неплохо освещен фонарями.
«Ничего не боятся, сволочи, — подумал охранник. — В переулке из-за свежего снега светло, как днем; Красная площадь рядом, милицейские патрули курсируют… А им хоть бы что!..»
У очищенного от снега и льда крыльца не было ни души, но слева от него слышалась возня. «Похоже, их мало», — понял Петерис, просовывая голову в образовавшуюся щель.
Вначале он осмотрел переулок: проезжую часть, тротуары, дома напротив и арку справа наискосок. Стоявших на стреме бандитов видно не было. Все окна в домах оставались темными.
Прячась за каменным обрезом дверного проема, Озолс быстро глянул влево и заметил двух человек. Один, в телогрейке и шапке-ушанке, сидел верхом на мешках. Отдирая от рамы широкие доски, он подавал их стоящему внизу простоволосому напарнику в коротком пальто. Тот, стараясь не шуметь, пристраивал их в снежном сугробе на тротуаре.
«Двое».
Да, грабителей было мало, но они уже успели добраться до окна. Стоявший внизу принял последнюю доску, а верхний начал постукивать фомкой по стеклу, выбирая место для решающего удара.
— А ну, лечь мордами вниз! — Озолс высунул из укрытия руку с револьвером. — Лечь или стреляю!
Молодчики здорово перепугались. Верхнего будто ветром сдуло с горы мешков; неудачно приземлившись, он упал и вскрикнул. А тот, что принимал внизу доски, присел, обернулся и стал шарить в кармане пальто. Освещенное ближним фонарем лицо показалось знакомым.
«Барон! — осенило Озолса. — Второй раз ты мне попался, голубчик!..»
Петерис выстрелил в воздух. В ответ бахнуло два выстрела; чиркнув по стене, пули просвистели мимо. Тогда Петерис стал стрелять на поражение, целя по ногам.
«Два, три, четыре, пять», — считал он выстрелы. Перезаряжать в бою револьвер — та еще канитель, поэтому патроны в барабане следовало беречь.
Первый остался лежать на асфальте под мешками с песком. Второй, хромая и отстреливаясь, удирал. Петерис с сожалением смотрел на удалявшуюся фигуру знакомого бандита, пока тот окончательно не исчез за изломом переулка. Оставить свой пост ради преследования преступников он не имел права.
— Это был Баринов — сто процентов, — закончил свой рассказ Озолс. — И ему, к сожалению, удалось сбежать.
— А второй? — спросил Старцев.
— Во второго я выстрелил всего один раз, но так получилось, что ранение он получил смертельное и умер через полчаса.
— Поговорить с ним не получилось?
— Он ответил на несколько вопросов: и по Барону, и по другим подельникам.
Озолс считался опытным сотрудником МУРа, и не доверять ему не было оснований. Он знал, что делал и говорил.
— Парнишку звали Валькой. Мучился, бедолага, кровью харкал. Просил мамане передать, чтоб не серчала, — с сожалением поведал Петерис. — Он же подтвердил, что магазин пришел брать с Бароном. И выдал его последнего подельника, которого звали Петрухой.