Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Глянь-ка туда, – указал взглядом Васильков. – Не тот ли?
Следом за стайкой детей под командованием двух мамаш топала компания из трех молодых людей. Один был худой, высокий и… какой-то неестественный, придурковатый. В блатном мире таких называли алямс-трафуля [244] .
– Не он, Александр Иванович, – прошептал Костя. – «Стрекулист» постарше.
Васильков кивнул. А про себя отметил: «Трудновато нам пришлось бы без тебя, Костя. Вон их сколько в толпе худых-то – через одного. Откуда после тяжелой войны толстым-то взяться?..»
244
Алямс-трафуля –
Поток шел волнами; каждая волна, вероятно, соответствовала очередному опустевшему вагону.
В какой-то момент оба сыщика заметили в толпе коллег – Бойко и Баранца, коим выпало сегодня торчать около железнодорожных путей. «Покинули перрон? Неужели заметили и ведут кого-то похожего на «стрекулиста»? Но где же он?..» – недоумевал Васильков, пока Костя продолжал изучать приезжих.
Майор прошелся взглядом по толпе, но не отыскал ни одного высокого гражданина.
«В чем дело, Олесь?» – посмотрел он на товарища.
Словно услышав вопрос, тот указал взглядом на двигавшееся впереди скопление людей.
Поток проплывал мимо, и Александр с дотошностью таможенника осматривал одного, другого, третьего… Наконец взгляд зацепился за молодого мужчину, старавшегося держаться в самом центре пестрой толпы. Одет он был не по погоде – в длинный плащ, и при ходьбе странно подволакивал ноги.
«Ах вот оно что!» – догадался майор, продолжив наблюдение. Плащ служил прикрытием, а ноги странный субъект подволакивал потому, что они были немного согнуты в коленях. Именно так он решил уменьшить свой рост и не привлекать внимание. И еще его выдавал нервный, рыскающий взгляд. Попутчики в основном смотрели под ноги или в спину впереди идущего человека. Этот же пытался заглянуть далеко вперед, словно торопился узнать свое будущее.
Васильков пихнул локтем напарника, но тот и сам успел опознать «стрекулиста».
– Вижу-вижу, Александр Иванович, – Ким сунул за пояс журнал и подобрался. – Теперь это точно он, хоть и замаскировался…
От того образа, который Константин нарисовал в больничной палате, не осталось и следа. Ну, разве что легкие летние штиблеты да брюки. Вместо пиджака теперь был плащ, а на голове глубоко сидела светлая шляпа.
«Волосы темные средней длины, лицо вытянутое с большим носом, уши немного оттопыренные, голова яйцеобразная на тонкой и длинной шее…» – припомнил Васильков строчки из словесного описания. Да, лицо было вытянутым, но теперь оно изрядно потемнело из-за недельной щетины. Овальная форма головы благодаря светлой шляпе уже не бросалась в глаза. А нос из-за блестевших круглых очков в тонкой проволочной оправе не казался огромным. Саквояж, как и предполагалось, заменил небольшой чемодан – копия того, который нес в левой руке Ефим Баранец.
Мутный тип неплохо поработал над своей внешностью, чтобы его не узнали, да только все старания оказались напрасными. Точно составленный словесный портрет, талант штатного художника Наума Карпова и верный глаз Олеся Бойко сослужили добрую службу.
Пропустив толпу, Васильков с Кимом покинули позицию у воинских касс и устремились следом.
«Ведем», – условным сигналом предупредил Васильков сидящих в буфете Егорова с Горшеней. Василий еле заметно кивнул и допил остатки чая. Через несколько секунд последняя пара оперативников, покинув столик, влилась в непрерывный поток пассажиров, шедших с прибывшего поезда.
У главного выхода из вокзала, как всегда, дежурил милицейский патруль. По замыслу сыщиков, все должно было происходить естественно, буднично, чтобы преступник не заподозрил подвоха. Поэтому сотрудников милиции об операции не предупреждали. «Если они остановят фиксатого «стрекулиста» для проверки документов, то берите его на месте, – инструктировал перед началом операции Старцев. – Если пропустят – попытайтесь проследить, куда этот гад намылится».
У
сотрудников милицейского патруля тоже имелся составленный художником МУРа фотографический портрет «стрекулиста», и они, бесспорно, жаждали его арестовать. Как ни крути, а один их товарищ погиб, второй серьезно пострадал, ударившись головой о гранитный пол. Но сработал фортель с изменением внешности, и преступник беспрепятственно проследовал мимо трех милиционеров.Пары оперативников поочередно покинули вокзал. Держались на дистанции, но из поля зрения друг друга не выпускали и ежесекундно поглядывали на «стрекулиста».
Едва оказавшись на площади, он выпрямил длинные ноги и сразу «подрос» сантиметров на двадцать. Как и ожидалось, преступник повернул вправо – к железнодорожному мосту и Каланчевской улице. Это обнадеживало, ибо маршрут его бегства недельной давности был хорошо известен. По крайней мере, до середины Грохольского переулка.
До громыхавшего грузовыми составами моста «стрекулист» вел себя спокойно, хотя частенько и оглядывался по сторонам. Вынырнув из-под моста по другую сторону площади, толпа разделилась на два потока. Первый, лавируя между автомобильным транспортом, направился прямо к Домниковской улице, упиравшейся в Садово-Спасскую. Второй повернул направо на Каланчевскую улицу и двинулся вдоль железнодорожных путей.
В этот момент преступник неожиданно ускорил движение. Пришлось переходить на быстрый шаг и сотрудникам МУРа. А когда «стрекулист» перебежал проезжую часть перед грузовиком и юркнул на Большую Спасскую улицу, то пришлось и вовсе перейти на бег.
Маршрут с использованием Большой Спасской улицы сыщиками прорабатывался, потому сюрприза не вышло. Они знали, что в Грохольский переулок «стрекулист» сможет попасть и со Спасской, воспользовавшись 2-м Коптельским или Глухаревым переулком.
– Саня, давайте с Костей по Грохольскому! – крикнул Егоров. – Если что – стреляйте по ногам!
Четверо повернули на ту же Спасскую улицу, двое помчались по Каланчевской до следующего поворота…
Бегал этот стервец необычайно быстро – тут с Костиной оценкой зрелым оперативникам пришлось согласиться. Вроде нескладный и совершенно не похож на спортсмена, а поди ж ты! Как припустил по тротуару Спасской, так только подметки из-под развевавшихся пол плаща и засверкали.
Левой рукой Костя прижимал к телу больную правую, потому бег у него выходил не особо резвый. Но от Василькова он старался не отставать.
Коротенький квартал между Спасской улицей и Грохольским переулком они проскочили в несколько секунд. Повернув за угол, помчались по кривому переулку.
Вот слева промелькнул 2-й Коптельский переулок, где неделю назад прогрохотали выстрелы. Сейчас он был пуст. Рванули дальше мимо серых облупленных бараков и редких прохожих, мимо кустов сирени и одиноких рябин, мимо палисадников с лавочками и сплошных деревянных заборов.
Параллельно, в какой-то сотне метров к югу, их товарищи преследовали преступника, загоняя его к Глухареву переулку. Дальше тому бежать не было проку, потому что Большая Спасская улица упиралась в шумное и многолюдное Садовое кольцо. А ему – высокому и заметному – в толпе не скрыться. Ему проще затеряться здесь, среди сотен мелких дореволюционных построек.
Слева промелькнул крохотный сквер, впереди показался Глухарев переулок.
– Вон он! – воскликнул Васильков, заметив фигуру, мелькавшую между зеленых насаждений сквера.
– Ага, вижу, – подтвердил Ким.
На Грохольском Глухарев переулок заканчивался. Немного дальше вправо отходил другой переулок – Астраханский. «Не туда ли спешит этот оболтус с чемоданом?» – подумал майор.
Нет, оболтус спешил не туда. Преодолев своими гигантскими шагами последние метры до Грохольского переулка и едва не поскользнувшись на повороте, он побежал влево. Четверо оперативников, преследовавших его от Большой Спасской, отстали на полторы сотни метров.