Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Когда будешь идти через село к амбару, не забывай посматривать по сторонам и особенно назад, – наставлял Агишев. – Не дай бог привести за собой хвост.

– Понятно.

– Нашего человека зовут Ильяс, он частенько пасет коз возле этого амбара.

– Он тоже из крымских татар?

– Да. Сухощавый пожилой мужчина лет шестидесяти с седой бородой. Ильяс курит длинную прямую трубку и опирается на палку из темного дерева. Одет просто, на голове всегда тюбетейка. Летом поверх тюбетейки – феска, зимой каракулевая шапка.

– Ага… Длинная трубка, темная палка, на голове тюбетейка… Запомнил. А как он меня узнает?

– Никак. Назовешь пароль.

– Ясно…

Потоптавшись с минуту в амбаре, парочка выскользнула наружу и теми же кривыми улочками поспешила к южной окраине села.

* * *

Холодное лезвие ножа касалось острым краем кадыка, и казалось, вот-вот рассечет натянутую кожу. Бобовник стоял, задрав голову, боясь пошевелиться. Один незнакомец ловко шмонал его карманы, а другой шептал в самое ухо:

– Мы тебя, сучонка, полчаса пасем! Ты чего тут круги нарезаешь, падла? Не мусорок, случайно?

Бобовник попытался ответить, но вместо слов из горла вырвались сдавленные хрипы.

Добравшись до внутреннего кармана пиджака, незнакомец выудил на свет божий паспорт, которым Ян удачно обзавелся еще в Крыму. В паспорте имелась фотокарточка молодого человека, отдаленно похожего на Яна Бобовника. А также указаны фамилия, имя и отчество: Аршинов Яков Кузьмич. Пролистав документ и сравнив фото с оригиналом, мужик неуверенно промычал:

– Ксива в порядке. Кажись, не мусорок.

– Ксива настоящая, да только не моя. Мое настоящее имя – Ян, – кое-как выдавил Бобовник. – Борьку я ищу Бутовского.

– Зачем тебе Борька? – дыхнул перегаром второй.

– Дружбу водил с ним до войны. Дельце одно срочное надобно обмусолить.

Лезвие ножа переместилось вниз, к животу. Жертву грубо развернули.

– Да я и тебя знаю, – заискивающе улыбнулся Бобовник. – Ты Яша Филин, лучший Борькин корешок.

У бандитов появилось легкое замешательство. Яша прищурился, разглядывая молодого человека.

– Кажись, и мне твой фасад встречался.

Нож исчез в кармане, напряжение улетучилось. Бобовник угостил молодцов папиросами и повел беседу в выгодном для себя направлении.

Спустя полчаса он уже топал в направлении съемной квартирки. Настроение было приподнятым. Яша выслушал Бобовника и пообещал передать предложение Борьке. Повторную встречу назначили на семь вечера в том же районе между Старым и Новым шоссе.

– Ежели Боря просечет выгоду, то явится на встречу сам, – сказал на прощание Яша. – Ежели нет, никого из нас не жди…

* * *

Вернувшись в лагерь из Бахчи-Эли, Бобовник почувствовал себя увереннее. А когда командир отряда назвал ему пароль и отправил на встречу с Ильясом, то и вовсе расправил крылья. Еще бы! По дороге вместе с ним следовала группа опытных разведчиков, которым надлежало охранять его и ждать на берегу речки Кучук-Карасу. Целая группа заботилась о его безопасности, берегла, защищала.

Встретившись в амбаре со старым пастухом Ильясом, Бобовник переговорил с ним и успешно возвратился к реке; исполненный важности, выкурил папиросу, после чего группа приступила к восхождению. Топать в гору предстояло долго – целых шестнадцать верст, так что в лагерь они возвернулись только к вечеру.

Наведавшись в Бахчи-Эли еще трижды, Ян приметил изменившееся к нему отношение партизан. Раньше его практически не замечали – сидел ли он возле костерка, находился ли в большой палатке или приходил с котелком в землянку-кухню. Теперь же на него глядели уважительно, улыбались и первыми спешили поздороваться.

Перемена согревала самолюбие. Ян любовался собой, наслаждался своим независимым положением: теперь по приказу Николая Степановича его не привлекали к тяжелым работам, к утомительным рейдам и ночным дежурствам. Сходил в селение, встретился с Ильясом, доставил начальству сведения о противнике – и отсыпайся в палатке. В общем, Ян был доволен.

И все же имелось одно но, не позволявшее ему насладиться новым положением в полной мере. Этим но была Лоскутова.

Девушка не отреагировала на изменившийся статус младшего лейтенанта Бобовника. Более того, ему показалось, что взгляд ее приобрел насмешливость, а в голосе появился пренебрежительный тон. Несколько раз он пытался остановить Екатерину и заговорить с ней, но все было бесполезно. Чуть замедляя шаг, она брезгливо поводила плечиком, говорила о нехватке времени и исчезала.

Тем временем в Крыму буйствовала весна, солнце поднималось все выше. На горных вершинах густые леса еще стояли, покрытые ржавчиной, с редкими пятнами хвойной зелени. По склонам же на деревьях уже набухали и раскрывались почки. А внизу на равнинах и подавно зеленела трава, трепетала на ветру молодая листва.

Раз за разом спускаясь в село для встречи с Ильясом, Бобовник спрашивал себя: «Зачем мне это нужно? Жить в лесу в продуваемой холодными ветрами палатке, таскаться по крутым тропам, крадучись входить в кишащее немцами село, встречаться с полусумасшедшим пастухом, от которого за версту несет скотиной… И постоянно рисковать жизнью! Зачем?»

Новости из приемника, который ежедневно включал учитель Григорович, тоже не добавляли уверенности в будущем. Германия наступала, фронт постепенно удалялся на восток. После отдельных успехов Красной армии в зимних сражениях последовала череда поражений. Неудачи под Вязьмой, у Ельни и в Керчи. Блокада Ленинграда, тяжелые бои в районе Старой Руссы и отступление на востоке Украины. Мощный прорыв дивизий вермахта к Волге в направлении Сталинграда…

Если бы юная красавица Лоскутова не отталкивала, а позволила стать хотя бы ее другом, дала бы призрачную надежду, настроение Яна, наверное, было бы другим. А сейчас, отдыхая на полянке, где группа устраивала единственный привал на пути к Бахчи-Эли, он вспоминал последнюю попытку сблизиться с девушкой и незаметно вздыхал.

Он встретил Катю за час до выхода из лагеря. Специально поджидал на тропе, соединявшей жилые палатки с землянками. Дождавшись, схватил за руку, резко повернул к себе и выпалил:

– Ты долго будешь меня мучить?

После секундного замешательства она залилась звонким смехом.

– Тебя? Мучить? Да я даже не знаю, как тебя звать. Не знаю и знать не желаю. Пусти!

Оттолкнув его, Лоскутова направилась к своей землянке. Однако, сделав три шага, оглянулась и презрительно бросила:

– Не подходи ко мне больше! Слышишь? Никогда не подходи!..

Это был сильнейший удар по его больному самолюбию.

Ян знал о своей отталкивающей внешности. Знал, что многие при первой встрече путают его с отвратительной мужиковатой бабой. Он осознал этот ужас лет в двенадцать, когда знакомые пацаны стали заглядываться на соседских девчонок. Он тоже заглядывался, пока не понял, что не представляет для них ни малейшего интереса. Для противоположного пола он был предметом насмешек и не более.