Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Катя вздрогнула. Тут же грохнул взрыв, обдав ее жаркой волной и отбросив в густой кустарник.
Долгое время сознание ее будто несло по течению бурлящей извилистой реки. Оно то всплывало на поверхность, чтобы за несколько мгновений хлебнуть воздуху и отдышаться, то уходило под толщу мутной темной воды. В моменты прояснения ей казалось, что тело с какой-то необъяснимой неловкостью переваливалось, ворочалось, натыкалось на препятствия в виде острых камней. Глаза едва открывались, понять она ничего не могла: свет чередовался с тенью, а тень – с полным мраком. До слуха сквозь слюдяную пелену доносились размеренный шорох
Окончательно она пришла в себя, когда спина и затылок ударились о что-то твердое; вокруг зашуршало, запахло пылью и старой соломой. Точь-в-точь как в амбаре, где происходили встречи с пастухом Ильясом.
Открыв глаза, она едва разглядела в полумраке низкий потолок деревянного строения, почерневшие от времени неровные доски стен. Ладони нащупали колючую солому. Слух притупился: в уши словно забили тугие пробки. Голова раскалывалась, тело ныло от боли, особенно беспокоили ноги.
Скоро Екатерина обнаружила, что в сарае она не одна. Рядом, на ящике или сундуке, сидела пожилая женщина в длинной черной юбке, в шерстяной кофте и с повязанной на голове косынкой. Сгорбившись и обессиленно опустив руки, она тяжело дышала.
– Кто вы? – спросила Катя и не услышала своего голоса.
Вздохнув, женщина промолчала.
«Не понимаю. Почему она молчит? Может быть, я в лагере и сплю в нашей женской землянке? Но разве во сне бывает так больно?»
Пожилая женщина отдышалась, смуглой натруженной ладонью поправила косынку. Наконец повернулась к девушке и тихо спросила:
– Тебя как звать-то?
– Катя.
– А я Аглая. Парфенова Аглая Петровна.
– Где я?
– В сарае. Возле моей хаты.
– В селе?
Женщина кивнула.
– Как село называется?
– Кокташ. Это на крымско-татарском. А по-нашему значит Синекаменка.
Лоскутовой было знакомо это татарское название. Когда ее готовили к первому походу в Бахчи-Эли, Гаврилов заставил вызубрить карту северных склонов и долины. Маленькое село Кокташ находилось в километре от партизанской тропы, оно было ближе других к лощине, где группа устраивала привалы.
– За хворостом я отправилась в соседний лес, – пояснила Аглая Петровна. – Ночами бывает холодно, а запас дров закончился. Вот и услышала стрельбу в лощине. Поначалу испугалась, забилась в приямок, дышать перестала. А когда все стихло, пошла посмотреть и наткнулась на тебя. Ладно, девонька, я маленько отдохнула, пора врачевать твою ногу.
Она тяжело поднялась, расправила длинную юбку.
– Что у меня с ногой? – насторожилась Екатерина.
– Почем я знаю? В крови вся. Я ее повыше колена перехватила веревкой, а теперь поглядеть надобно.
Лоскутова завозилась, желая взглянуть на рану, но женщина остановила ее:
– Лежи, не двигайся. Не трать понапрасну силы. Схожу переоденусь в чистое, найду снадобье, бинты и займусь твоими ранами…
Аглая вернулась в сарай совершенно другим человеком. Во всем чистом, в свежей косынке и с тряпочным свертком. Сняв с себя старую одежду, в которой по обычаю занималась хозяйством, она будто помолодела на десять лет.
Девушка опять лежала без памяти. Иной раз она двигала руками, что-то шептала, но сознание больше не возвращалось.
– Ах ты, сердешная, – вздохнула пожилая женщина и принялась за дело.
Крохотный сарай предназначался для хранения лопат, вил, косы и прочего крестьянского инструмента. Повсюду была пыль, старая солома. Содержать в таком тяжелораненого человека и заниматься
его врачеванием было неудобно и опасно.– Погляжу на твою ногу, а потом перенесу тебя в баню. Там-то почище будет, – Аглая вытерла полотенцем руки и присела возле девушки.
Через час Катя уже лежала на широкой лавке в тесном предбаннике. Перед тем как перетащить ее, Аглая подмела пол, проветрила баню, истопила печь, вскипятила в чугунке воду. Закончив, поспешила на другой конец села к лекарю-хекиму по имени Музафар.
Женщина была взволнована. Только что, осмотрев ногу Екатерины, она обнаружила серьезное осколочное ранение. Было и другое, полегче: осколок, размером поменьше, впился в бедро. С ним Аглая справилась: аккуратно извлекла из плоти, рану обработала и перевязала. А что делать с перебитой голенью не знала. Никогда с такой бедой не встречалась.
Село Кокташ было небольшим – восемьдесят крестьянских дворов. Народу проживало мало, человек триста. В основном татары, но были и греки, русские, украинцы, армяне.
Старику Музафару было чуть за шестьдесят. В юности он состоял при известном ученом и лекаре Али-экиме из приморского селения Кизилташ. Потом, до революции, помогал земскому врачу. В 1918 году женился и перебрался в Кокташ, где и сейчас вел самостоятельную врачебную практику.
Выслушав взволнованную Аглаю, Музафар собрался, прихватил объемную лекарскую сумку и отправился к раненой.
– Нужно постелить под ней чистую простыню и принести сюда еще одну лампу. Возиться с раной придется долго, – сказал старик, осмотрев изуродованную ногу.
Покуда Аглая исполняла его указания, принялся молиться…
Потом он аккуратно разложил на чистой тряпице хирургические инструменты и дольше часа колдовал над рваной раной. Свежая простыня под ногой девушки пропиталась кровью, Аглае пришлось дважды кипятить в чугунке воду и бегать в хату за третьей керосиновой лампой, потому что день угасал и в предбаннике становилось сумрачно.
К этому часу в селе стало тихо. Разве что изредка высоко в небе пролетали тяжелые самолеты. Это были немецкие бомбардировщики, летавшие на восток и обратно. Сельчане привыкли к монотонному гулу, который уже не пугал, а только настораживал и напоминал о далекой войне.
Врачевать в предбаннике Музафару ужасно не понравилось. Неудобно, тесно, темно. В его большом доме условия были куда лучше, а для хирургических операций имелось даже специальное помещение.
Старик вздыхал, ворчал, но дело свое делал. Сложное и опасное ранение требовало скорейшего вмешательства. Не тащить же девчонку к себе через все село! Это займет много времени, да и слухи потом поползут. А слухи во вражеском тылу завсегда приносят неприятности. Ведь незнакомая девчонка появилась в здешних краях не случайно. Она явно имела отношение к недавней перестрелке в лесу.
Мыслей у Музафара было много, он любил подумать, покуда осматривал и врачевал. Рана на бедре его не беспокоила – ее он промыл, зашил, наложил собственноручно приготовленную мазь и накрепко забинтовал.
А вот с голенью пришлось помучиться. Стальной осколок прошил ногу насквозь, раздробив большую и малую берцовые кости, повредив мышцы и сухожилия.
Изучив положение, старик помрачнел, долго качал головой, цокал языком. Потом приказал Аглае принести несколько ровных палок. Зафиксировав ими голень, Музафар тщательно вычистил рану, удаляя ненужную, неспособную восстановиться плоть. Затем приготовил свежую мазь, нанес ее вокруг раны и, не зашивая рваных краев, перевязал.