Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Я покурил возле дома, – продолжал Вишневский. – Вечер что надо. Пацан вернулся – уже пустой. Тоже стал ждать. Подошла длинноногая девчонка, схватила его под руку, и оба убежали за угол. Первая любовь, или что там у них. Ничего такая, смазливая.

– А вшивый все о бане, – покачал головой Кольцов. – В общем, много чего, а фактически ноль. Завтра продолжим наружное наблюдение. В институт не пойдем, пусть «крот» успокоится. Что у Славина?

– Последний раз выходил на связь полчаса назад. – Некрасов посмотрел на часы. – Мается у дома, где живет Штейнберг. Проблемы у него в семейном плане, нервничает…

– Прогуляюсь перед сном, пообщаюсь с Николаем. – Михаил поднялся. – Может, подменю его на час. Это ведь рядом?

– Да, – кивнул Некрасов, – третий поворот с проспекта. Только будьте на связи, товарищ майор. Мы еще нужны?

– Отдыхайте.

Вечер был тих и приятен. Темнело неторопливо – природа давала людям возможность закончить дневные дела. В отдельных окнах уже горел свет. Проспект был пуст – проносились только отдельные машины. Дорога заняла несколько минут. На часах 20.45, до полной темноты оставалось минут сорок.

Дом, в котором проживали иностранцы, располагался в глубине квартала, перпендикулярно проспекту. Здесь хватало зелени, вдоль тротуара выстроились кусты акаций. На тихую улочку выходили три подъезда здания. Дом напротив был не такой вычурный, но его недавно покрасили, и теперь он тоже производил приятное впечатление. В нем располагались квартиры попроще – для наших граждан.

У подъезда на лавочке в окружении зелени сидел Николай Славин и уныло курил. Вскинул голову, удивился:

– Товарищ майор? Неожиданно…

– Докладывай, Николай. – Кольцов пристроился рядом, достал сигарету. Свежий оздоровительный воздух неплохо сочетался с сигаретным дымом.

– Да ничего не происходит, – буркнул Славин. – В 9.30 утра Штейнберг вошел в представительство. На обед сбегал домой, перекусил. В пятом часу отправился на променад: дошел до площади Ленина, поторчал у Оперного. Кстати, эту красоту его пленные соотечественники в 45-м достраивали… Потом двинулся обратно мимо горкома, горсовета. Купил газету «Советский спорт» в киоске «Союзпечати», пошел домой. С тех пор я его не видел. Вон окно второе справа, на последнем этаже. Несколько минут назад он включил там свет. Думаю, что-то почувствовал, будет выжидать, паиньку из себя строить.

– У тебя что-то случилось?

– Да, товарищ майор, – уныло подтвердил Славин. – Дочке шесть лет, у них в детском садике вспышка кишечной инфекции. Рассольник оказался старым, а им детей накормили… Десять малышей в больницу увезли. У Машули тоже живот крутило, но уже легче, разрешили домой забрать. Жене звонил два часа назад – мечется вокруг нее, таблетками кормит. А мне с работы никак не вырваться…

– Дуй, Николай, – разрешил Кольцов. – Дети – это святое. Подежурю за тебя, посижу часок. Штейнберг все равно скоро спать ляжет.

– Правда? – обрадовался Николай. – Вот спасибо, товарищ майор. Буду должен. Так я побегу? Мне еще на автобусе четыре остановки…

Окрыленный Славин умчался. Михаил докурил, бросил бычок в урну. Свет в окне продолжал гореть. Сумерки сгущались, но пока еще видимость не пропадала. По тротуару иногда проходили люди. Проследовала шумная компания; парни были навеселе, но случайных прохожих не цепляли. Снова все стихло. Делалось свежее.

Михаил поежился, поднял воротник плаща. Поднялся, прогулялся вдоль дорожки, проводил глазами припозднившуюся девушку со стройной фигурой. А когда отыскал глазами окно, насторожился – свет там уже не горел.

Соседние окна тоже были темные. Спать лег? Вроде рано. Интуиция зашевелилась, стала что-то нашептывать. Михаил пересел на лавочку напротив, стал ждать.

Через три минуты Штейнберг вышел из дома. Это точно был он – подтянутый, с близко посаженными маленькими глазками и ниточкой усов под носом – а-ля фюрер. Одет в короткую серую куртку. Куда собрался?

Иностранец прошел по дорожке от подъезда, ступил на тротуар. Присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурок, а сам исподлобья озирался. Выбранная позиция оказалась удачной. Объект находился практически рядом, но майора не видел. Результат наблюдения Штейнберга удовлетворил. Он поднялся и неспешно двинулся к проспекту. Несколько раз проверялся, а прежде, чем свернуть, сделал остановку и пристально оглядел пройденный путь.

Кольцов выжидал, и лишь когда объект свернул влево, выбрался из убежища и припустил следом. Штейнберг по диагонали пересекал проезжую часть, игнорируя правила дорожного движения. Поднявшись на бордюр, он снова огляделся. Серая видимость еще витала. Немец двинулся вниз по правой стороне проспекта – в направлении Коммунального моста.

Михаил шел слева. Но это его не устраивало – улица была широкой, полосы встречного движения разделял бульвар. Он перешел проезжую часть, двинулся по аллее.

Немец больше не крутился. Он миновал «Дом с часами», сунул руки в карманы, что-то насвистывал. Редкие прохожие не обращали на него внимания.

Михаил ушел с бульвара, перебежал на правую сторону. А когда Штейнберг все же обернулся, майора удачно прикрыл подвернувшийся тополь. Штейнберг сбавил скорость, делал вид, что просто гуляет. Возможно, так и было. Но зачем постоянно озираться?

Объект покосился на проплывшую мимо вывеску «Винно-водочные изделия». Магазин был закрыт – алкоголь продавался только до 19.00. Выбор продукции был невелик – причем везде. Приличные напитки доставали по знакомству. Как говорил Аркадий Райкин: «Через заднее крыльцо, через завсклад, товаровед…» Продавалась водка по 3.62 – цена единая на всем советском пространстве. А та, что лучшего качества, например «Столичная», стоила уже 4.12. Шампанское – только по праздникам. Витрины украшали портвейн «Три семерки», «плодово-выгодный» «Агдам» – эталон низкокачественной продукции…

Штейнберг вдруг сошел с дистанции и направился к телефонным будкам, прижавшимся к стене дома. Обычно будка была одна, а тут – сразу три и все свободные.

Штейнберг вошел в среднюю, прикрыл дверь. Времени на размышление не было. Объект уже вставил монетку и набирал номер. Стекла в этих будках не мыли, похоже, с судьбоносного 20-го съезда КПСС.

Михаил вошел в третий по счету таксофон. Объект за двойным стеклом превратился в размытое пятно. Он отвернулся, ждал, пока на другом конце снимут трубку. Положение складывалось некрасивое: немец видел, что в соседнюю будку кто-то вошел. Горсть мелочи в кармане и ни одной двухкопеечной монеты! Мошенники поступали просто: у обода монеты просверливалось отверстие. В него вставлялась тонкая проволока. Денежку помещали в монетоприемник, набирали номер. Требовался навык – выдернуть монету в тот момент, когда автомат ее еще не съел, а подключение уже прошло…

Две копейки нашлись в другом кармане. Штейнберг уже говорил – раздавался невнятный бубнеж.

Михаил вставил монету, набрал номер. Трубку сняли на третьем гудке.

– Демаков? Приветствую. Кольцов беспокоит.

– Михаил Андреевич? Здравствуйте! – старший лейтенант милиции несказанно обрадовался. – Есть работа? А я уж беспокоиться начал, что вы про меня забыли.

– Понравилось? Нет, Андрей, работы пока нет, только сутки прошли. Но скоро появится. Так что будь наготове. Находишься в резерве, – чуть не вырвалось: «в действующем».