Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– А хрен его знает, товарищ майор, – простодушно отозвался Некрасов, – но обязательно выясним. Информация, кстати, от соседей. Будут молчать, им неприятности не требуются. Следующая фигура – Лазаренко. Назначен ГИПом по протекции покойного Запольского. Чем уж он ему приглянулся – история темная. Но малый пробивной, чего не скажешь о его профессиональных качествах. Проект он тянет, но часто допускает ошибки, которые сваливает на других. На похоронах присутствовал, стоял, как все, со скорбной миной, но при этом украдкой поглядывал на часы. На поминках его не было, и на работу он больше не явился.

– Возможно, права была Голубева насчет его компетенции, – пробормотал Кольцов. – Этот тип заслуживает внимания, сам с ним поработаю… Что у нас по Голубевой? Она одна выглядит безупречно, не находите? У всех свои тараканы, свои скелеты в шкафах, а у нее ничего.

– Да, это подозрительно, – согласился Вишневский и немного смутился. – Не в том, конечно, смысле, что нельзя быть благонадежными… С такими фигурантами, как Голубева, одна нервотрепка. На них ничего нет. Работает в институте без малого двадцать лет. Пришла совсем молоденькой, после окончания Ивановского текстильного института. Пережила кучу директоров, ГИПов, председателей парткома и профкома. Перед начальством не гнется, по любому вопросу имеет собственное мнение, далеко не всегда совпадающее с мнением руководства. Компрометирующих фактов в биографии не выявлено. С будущим мужем, специалистом по автоматизации, познакомилась в 63-м, в том же году сыграли свадьбу. Домой возвращаются вместе. Жизнь течет по заведенному руслу: дом, работа, беготня по магазинам. В выходные – дача.

– Догадываюсь, откуда дровишки, – хмыкнул Михаил. – Вездесущий Венечка. Неплохо устроились, товарищи… Ладно, сегодня разрешаю отдыхать. В институт пока ни ногой, пусть приходят в себя. Завтра вечером продолжим наружное наблюдение. Чувствую, что после вчерашнего конфуза нужно хорошо поспать. – Михаил поморщился, начиналась головная боль. – Никакого покоя сегодня не было, весь день в коридоре радио гремело… Войну кому объявили?

– Так сегодня 19 мая, – напомнил Вишневский.

– Продолжай.

– Неловко за вас, товарищ майор, – осторожно заметил Швец. – Впрочем, понимаем, в каком вы состоянии. Праздник сегодня – День рождения пионерии. С раннего утра во всех школах – слеты, маевки, встречи с ветеранами, выносы знамен пионерских дружин…

«Пьяные пионеры купаются в фонтанах», – мысленно закончил Михаил.

– Счастливая пора… – мечтательно протянул Вадик Москвин. – Нет, правда, приятно вспомнить. Пионерские лагеря, походы, посиделки у костра; за бабушками ухаживали – тимуровское движение называется. Сбор металлолома – вообще увлекательное приключение. Так не хотелось взрослеть…

– Так ты и не повзрослел, – оскалился Швец.

– Да ну тебя… Меня, кстати, два раза принимали в пионеры, – похвастался Вадим.

– Как это? – не понял Вишневский. – В первый раз исключили за аморальное поведение?

– Не. В 64-м это было. Вступил, как все, в третьем классе. Отец был ведущим специалистом на химзаводе, получил новую квартиру, переехали во Фрунзенский район. Пошел в новую школу, а там народ еще не принимали в пионеры, только на мне красный галстук. Гордился, с презрением смотрел на эту школоту… Так мне знаете, что сказали? Не выделывайся, мол, будь как все, снимай галстук – ты еще октябренок. Расстроился сильно. Фотка есть, как мне второй раз повязывают галстук – стою такой кислый…

Сотрудники заулыбались.

– Вот именно: будь как все, – хмыкнул Кольцов. – А то неприятностей не оберешься.

20 мая, среда

К 18.00 небо потемнело, хлынул дождь. Люди, выходящие из института, бросились обратно переждать в вестибюле. Только несколько человек, самые решительные, побежали в дождь. В их числе был ГИП Лазаренко.

На ходу открывая зонт, Кольцов припустил за ним. Инженер добежал до навеса над крыльцом магазина «Овощи – фрукты», примкнул к остальным, которые там уже стояли. Михаил не стал искушать судьбу, нырнул под ближайший тополь. Зонт держал открытым: дождевые капли пробивали листву.

Лазаренко кусал губы, поглядывал на часы. Когда он поворачивал голову, Михаил опускал край зонта.

Сработал вибратор под курткой. Майор оттянул воротник, одновременно активировав радиостанцию. Движение отработанное, граждане по соседству, если не будут всматриваться, ничего не поймут. Многоканальная «Нева» позволяла связываться с несколькими абонентами одновременно.

– Товарищ майор, все в порядке? Вы так внезапно нас покинули, – забеспокоился Москвин.

– Иду по приборам, – пошутил Кольцов, – все штатно. Выполняйте поставленную задачу.

Стихия буйствовала несколько минут. Потом все внезапно стихло, словно и не было ничего, разбежались тучи, и миллионный город озарило яркое солнце. Народ оживился, выбираясь из убежищ.

Лазаренко быстрым шагом двинулся к светофору. Нетерпеливо подождал, пока загорится зеленый, перешел на противоположную сторону. Но, перейдя дорогу, вдруг повернул почему-то налево, хотя трамвайная остановка была прямо. Он пробежал мимо здания, где размещалось торговое представительство ФРГ, даже ухом не повел, свернул перед огромным гастрономом в «Доме под строкой». Целью оказался таксофон, расположенный на торце здания.

Будка была занята – разговаривала словоохотливая дама. Лазаренко изнывал, метался, как волк в клетке. В итоге встал, фактически прилип к стеклу, угрюмо уставился на говорливую особу. Та никак не реагировала.

В открытом окне издевалась Пугачева: «И переждать не сможешь ты трех человек у автомата!» Алла Борисовна на данном историческом этапе была везде – на радио, на телевидении, даже в кино (кинофильм «Женщина, которая поет»).

Наконец, телефон освободился, и Лазаренко влетел в будку.

Михаил терпеливо ждал на углу. Игорь Дмитриевич явно не собирался домой. Разговор продолжался несколько минут. Лазаренко вышел из будки немного обескураженный и уже никуда не спешащий. Видимо, встреча откладывалась. Он покрутился на месте, отправился вглубь дворов. Минут пятнадцать кружил по району, застроенному историческими зданиями, встал в очередь в киоск «Союзпечать». Время тянулось искалеченной черепахой.

Майор пристроился на лавочке за кустами, тоже ждал. В соседнем переулке страждущие граждане с банками и бидонами осаждали пивной ларек. Очередь за разбавленным «Жигулевским» выстроилась огромная. Доносились недовольные крики. В очереди работали «душманы» – предприимчивые, авторитетные на районе люди. Те, кто не хотел провести вечер в очереди, давали знаки парням характерного вида. Те забирали емкости, лезли в толпу и через минуту оказывались у окошка. Сопротивляться «душманам» было не принято, это могло закончиться неприятностью. Еще через пару минут вам доставляли ваши емкости – уже с пивом. Брали за услугу по-божески – примерно треть от суммы. «Институт душманства» был развит по всей стране и пока не представлял угрозы национальной безопасности. Ландшафт советских городов эти очереди, конечно, не украшали.

Сработала рация. На связи был Славин.

– Товарищ майор?

– Давай, только быстро.

– Довел Урсуловича до дома. Он снова стоял на перекрестке – весь потерянный, прямо жалко человека. Хоть бы в цирк сходил, что ли. Сейчас он дома, я убедился.

– Хорошо. Давай до связи.

– Подождите. – Кольцов скрипнул зубами. Женщина на соседней скамье смотрела с подозрением: с кем разговаривает этот прилично одетый гражданин? – Еще не все, товарищ майор. Людей не хватает. Виктор Алексеевич подключил к наблюдению нового сотрудника. Тот только что доложил: Богомолов вел себя необычно, домой не пошел, сидел какое-то время в соседнем дворе. Подошла машина, водитель окликнул Глеба Илларионовича. Тот быстро сел рядом с шофером, и машина ушла. Сотрудник молодой, опыта нет, собственное транспортное средство оставил за углом. Но запомнил номер и марку машины – старая «Волга» ГАЗ-21 серебристого цвета. Богомолов сильно нервничал.