Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Минут через десять он, пошатываясь, добрел до лагеря. В горле першило, начинался кашель. Состояние – словно тащил на буксире сломанный автомобиль.
«Не пора ли в отставку? – шевельнулась тоскливая мысль. – Эти командировки до добра не доведут».
В лагере теплилась жизнь. У костра с понурым видом сидел Субботин. Услышав шаги, поднял опухшее лицо.
– Нарисовались, призрачный вы наш… Доброе утро, хотя никакое оно не доброе. Куда вы пропали? Мы решили, что вы сбежали, но почему-то оставили рюкзак…
Зашевелилась груда хвойных лап, показалось заспанное лицо Троицкого. Он начал что-то говорить, но захрипел, закашлялся. Отогнулся полог палатки, высунулась бледная,
– Ба, картина масляными красками, – сипло выдавил он. – Не явление, конечно, но тоже любопытно. Посетили водопад?
– Куда там, – вздохнул Михаил, присаживаясь к костру. Вытянул руки, по ладоням поползло тепло. – Переоценил свои возможности, друзья мои… Проснулся, решил пройтись. Темно еще было, сослепу запнулся, сознание потерял… Провалялся, в общем, несколько часов…
– Сочувствуем, – хмыкнул Субботин. Он снова смотрел – пристально, как-то по-волчьи. – Странно вы себя ведете, Кольцов, это с чем-то связано?
– Я вроде объяснил…
– Неубедительно объяснили, – Субботин смотрел, не моргая. – Не было вас ночью у костра. Ладно, дело хозяйское, лично мне плевать, куда вы ходили – хоть на свидание с хозяйкой медной горы… Вы плохо выглядите, Кольцов, сомневаюсь, что далеко уйдете…
– Нам бы всем сейчас не помешала экстренная госпитализация, – выдохнул Довгарь, грузно падая у костра. – Состояние гадское, подохнуть хочется…
– Пора идти, – Субботин посмотрел на часы. – С нашей нынешней мобильностью мы до ночи в город не вернемся…
Из палатки выползла Люба со скорбно поджатыми губами, стала натягивать на себя полегчавший рюкзак. Остальные тоже завозились, стали собираться.
– Не прожить нам в мире этом, – фальшиво напевал Артем. – Без потерь, без потерь.
«Марш китайских парашютистов, – вспомнился анекдот. – «Лица желтые над городом кружатся…» Так, внимание! – сработала тревога в голове. – Преступник не планирует возвращаться в Кыжму. Ему – в другую сторону. Значит, что-то предпримет…»
Пешее путешествие действительно не затянулось. Несколько минут тащились в гору. Кольцов держался в хвосте – видел всех. Артем Троицкий – теперь он напевал «Уходили комсомольцы на Гражданскую войну» – сделал попытку оказаться сзади, возможно, и не умышленную. Кольцов остановился, пропустил парня вперед. Тот удивленно покосился, пожал плечами, засеменил за товарищами. Точку экстремума одолели, углубились в скалы. Стали попадаться сосны. От места ночлега группа удалилась метров на двести. Дорожка сузилась, теперь она огибала скалу, разрубленную пополам каким-то исполинским топором. Проход перегородило упавшее дерево. Образовался затор. Субботин первым перебрался через паданец, стараясь не усесться на торчащие ветки, быстро завернул за скалу. Что-то не понравилось в этой картине. Затем через сосну перелезла Люба, обернулась, как-то странно глянула на Кольцова, заспешила за Субботиным. Пришлось ждать, пока через препятствие переправятся Довгарь и Троицкий. Те не спешили, лезли медленно. Михаил перебросил ногу через опасную «конструкцию» и понял, что совершил ошибку. Подловили! За спиной образовался шорох. Обернуться бы он уже не успел, да и неудобно. Удар корягой обрушился на многострадальную голову, и все пропало…
Пробуждение было трудным. Не хотелось приходить в себя, возвращаться в ненавистный мир. Он лежал на спине, руки в неестественном положении находились под туловищем. Первое, что отметил, – отсутствие пистолета в куртке. Не было привычной тяжести. Новость отвратительная. Руки были связаны
в запястьях прочной бечевой. В голове все смешалось. Сотрясли ее качественно. Вроде не раскололась, но боль была адской. Зрение вернулось раньше слуха. Раздваивались кроны сосен над головой.Шевелиться он мог, поработал связанными руками, перевалился на бок, чуть не взвыл от боли в бедре. Видимо, зацепился за сучок поваленного дерева. Слева в паре метров находился обрыв. Пока без подробностей, зрение возвращалось не быстро.
Справа доносились приглушенные голоса – ругались люди. Слух восстанавливался, рассасывались пробки в ушах. За деревьями находились люди. Он слышал обрывки голосов, угадывались силуэты. Преступник был не один и даже не двое. Их было трое! Это стало откровением, такое даже в голову не приходило. Всякие варианты он прорабатывал, но чтобы такой…
Михаил стиснул зубы: «Не справился, майор, дал себя развести, и теперь у тебя шансов – как у коровы на бойне…»
– Куда подевалась эта чертова баба? – хрипел Довгарь.
– Да хрен на эту бабу, – огрызался Троицкий. – Меньше всего волнует. Куда она денется с этой подводной лодки? Не могу уже изображать беспечного дурачка, сколько можно? Все пропало, а мы тут хорохоримся…
– Да заткнись ты, идиот, – бурчал Субботин. – Раскис, как баба, все нормально.
– Ничего и не нормально! – истерил Троицкий. – На хрена ты убил Васильченко, ничего другого не мог придумать? Теперь еще и этот гэбэшник, чтоб он сдох… Нам точно хана, вы понимаете?
– А раньше была не хана? – злобно рассмеялся Субботин. – Ты в курсе, что за шпионаж дают? Ладно, два раза не расстреляют… Поборемся еще, граждане хорошие. Если дойдем до дороги, то есть шанс. И запомните, чем меньше вы будете убиваться, хвататься за головы, перекладывать с больной головы на здоровую – тем больше наш шанс…
– А с этим что делать? – мрачно спросил Довгарь.
– А ты догадайся, блин, Владимир Михайлович, или как там тебя…
Михаил начал ерзать, перекатился влево. Вроде рассчитал, не должен был свалиться – так и есть, застыл на откосе. Перевернулся на бок, вытянул шею. Крутой склон простирался в бесконечность. Но нет, картинка в глазах утряслась, проявились подробности. На дне – щетинистые кустарники, разбросанные камни. Склон неровный, с волдырями. Ближе к подножью – дебри можжевельника – целая перина. Выступы в откосе слева и справа, если прокатиться между ними, увязнуть в можжевельнике, то теоретически можно выжить… Ничего себе нафантазировал!
– Далеко собрались, Кольцов? – прозвучало сзади.
Он скрипнул зубами, перевернулся на спину. Подошел Субботин с пистолетом Макарова – весь какой-то обрюзгший, серый. Он сильно ссутулился, сдал, глаза запали.
«А ведь эти ребята сразу меня раскусили, когда я их догнал, – подумал Кольцов. – Напрасно я питал иллюзии. Возможно, засекли в «Ониксе» или по другим каналам получили сведения. Не знали, что делать, ждали удобного случая – ведь не обученные солдаты, простые биоинженеры, узкая прослойка советского общества. Но кто-то из них мог служить в армии. Субботин точно служил, не все еще навыки растерял…»
Остальные тоже подошли, но держались на заднем плане, видимо, стеснялись. Довгарь превращался в какую-то рыхлую грушу третьего сорта. Троицкий гримасничал, как наркоман – даже не пытался сохранять спокойствие.
– Крепко вы сдали, Субботин, – прошептал Михаил. – Тревожно на душе, кошки скребут?
– И у вас нездоровый цвет лица, – парировал предатель. – Позаботьтесь лучше о своих кошках. Ей-богу, товарищ Кольцов, у вас больше причин для паники, чем у нас.
– Вы и есть Бердник?