Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Окружающая местность заметно изменилась. Склон приобрел другую форму, стал каким-то вогнутым. Массивная скала теперь находилась на краю обрыва – хотя еще недавно стояла в глубине.
«Преобразуем природу», – подумал Михаил.
В голове взорвалась мина, он застонал, сел, схватился за виски. У подножия, там, где лежало мертвое тело, теперь возвышалась груда камней. Останки Васильченко оказались безнадежно завалены. Трудно представить, какая техника сюда подойдет, чтобы разобрать завал…
– Эй, все живые? – прохрипел майор.
Слева что-то зашевелилось, покатился камень. Показалось черное, как сажа, лицо, заморгали глаза.
– Живая, Любовь Викторовна?
– Владимировна… –
По курсу за камнями появилось еще одно туловище. Хромал Довгарь, с каким-то священным ужасом таращился на каменную гору, которая с успехом могла бы похоронить целый танк.
– Субботин жив? – крикнул Кольцов. – Денис Валерьевич, вы как?
– В порядке… – голос доносился непонятно откуда. – Хотя не знаю, еще не вставал… Где эта сволочь Троицкий? – простонал Субботин. – Если выжил, клянусь, лично его прибью…
Артем Троицкий оказался жив. Когда потрепанная группа туристов, покачиваясь от усталости, сделала крюк и вышла к лагерю, виновник несчастья с покаянным видом мялся у палатки и был готов провалиться сквозь землю.
– Да ладно вам, – пробормотал он, опуская глаза. – Все ведь живы, а Дмитрию Карповичу уже безразлично…
– Ты что натворил, сволочь? – зашипел Субботин, делая страшное лицо. – Не мог сообразить, чем это кончится?
– Откуда я знал? – взвизгнул молодой человек. – Вы сами, Денис Валерьевич, на этот камень опирались – вам, значит, можно? Ну, простите, – взмолился Артем. – Каюсь, не хотел, не повторится. Сам, между прочим, еле ноги унес…
– Да бог с ним, – отмахнулся Довгарь. – Любой мог оказаться на его месте… особенно если в голове пустота.
Кольцов заскрежетал зубами, отвернулся. Разговаривать не хотелось. Состояние было ужасным. Мутило со страшной силой, в голове периодически что-то рвалось. Охватила предательская слабость, рассеивалось внимание. Не было смысла выхватывать пистолет и укладывать выживших лицом в землю. Он мог выявить преступника, но что дальше? В таком состоянии он не сможет никого контролировать. Все усилия уходили на то, чтобы как-то держаться, сохранять ясность в голове.
На его счастье, остальные были не лучше. Все находились в шоке. Смерть товарища, обвал, от которого еле унесли ноги. Ныли свежие шишки и ссадины. У Любы болело плечо. Довгарь растянул сухожилие на ноге, хромал и выл от боли. Субботин жаловался на отбитые внутренности, ощупывал живот, кашлял кровью. Люба достала из рюкзака медицинский пакет, раздала нуждающимся обезболивающие таблетки, извлекла бинты, зеленку.
Минут пятнадцать зализывали раны, приходили в чувство.
Михаил проглотил две таблетки анальгетика, закурил. Табачный дым, проходя через легкие, успокаивал, способствовал пробуждению головы. Заворошились мысли, глаза кое-что стали подмечать.
«А ведь ты здесь, приятель, – думал он, – среди нас, и планы твои не изменились. Возвращаться в город ты не намерен, поэтому будешь всячески возражать. В худшем случае пройдешь немного вместе со всеми, потом слиняешь. Или ночью сбежишь. За водопадом есть тропа, верно? Еще немного помучаешься и выйдешь на дорогу, связывающую два горных поселка. Пока поймут, кто ты такой, уйдешь далеко. Это ведь ты столкнул в пропасть бедолагу Васильченко? Тот что-то знал или смутно подозревал – возможно, был в курсе, что ты проживаешь в Кыжме, а заявил, что прибыл из другого города. Не хотелось Дмитрию Карповичу стучать в КГБ – до абсурда не хотелось, решил сам во всем разобраться. Вот и разобрался.
Он наблюдал за выходящей из шока публикой, гадал, кто мог столкнуть Васильченко. Да кто угодно. Люба собирала ветки неподалеку,
но он не сторож ей, могла и отлучиться. Много усилий не надо, чтобы толкнуть человека – особенно когда он не ждет. Довгарь возился со своей корягой, потом испарился, Михаил не следил за его метаниями. Где находились Троицкий и Субботин, он вообще не представлял. Субботину ничто не мешало избавиться от опасного свидетеля, а потом самому же и обнаружить тело…– Надеюсь, все понимают, что мы не можем оставаться здесь? – Кольцов исподлобья озирал присутствующих. – Наслаждаться красотами водопада, устраивать посиделки у костра… Погиб участник группы. Мало того, тело завалило, и добраться до него невозможно, нужна специальная техника. Рация отсутствует. Надо уходить, причем делать это немедленно.
– Прошу вас, пожалуйста… Мой труп еще не остыл, что вы от него хотите? – простонала Люба. Она лежала на боку, свернувшись зародышем, спрятала лицо в ворот куртки.
– Как вы это себе представляете, Кольцов? – Субботин смотрел тяжело, недобро. – Мы все понимаем, развлечения отменяются, нужно возвращаться, вы правы. Но пока мы соберем палатку, пока выступим – пройдет еще полчаса. Сумерки не за горами, мы проведем в дороге от силы час. Идти по темноте нельзя – это аксиома, не требующая доказательств. Придется вставать на ночлег, снова разбивать лагерь, ставить палатку.
– Можно ее и не ставить, – проворчал Троицкий. – На хрена нам палатка? Ее нес Васильченко, а теперь его нет. Значит, потащит кто-то из нас – помимо своего рюкзака? Не нужен нам этот геморрой, оставим ее здесь, спасательная команда потом заберет. Можно спать на земле, не такая уж холодина…
– То есть ты, Артем, предлагаешь выступать сейчас? – насупился Довгарь.
– Я такого не предлагал, – Троицкий вздрогнул. – Не знаю, что делать, хоть тресни, не знаю…
– Если торопитесь, Кольцов, можете идти, – мрачно произнес Субботин. – Вас никто не держит. Но если подумаете головой, поймете, что ваше предложение не лучшее. Мы сэкономим час, может, два, но потеряем больше. Все уже случилось, Васильченко не вернуть. Пороть горячку – это еще и себя загубить. Ночуем здесь, в палатке, или где хотите. К утру успокоятся болячки, будем нормально себя чувствовать. С рассветом выступаем, палатку оставляем в лагере. Избавляемся от лишних вещей, чтобы не мешали. Вечером возвращаемся в Кыжму, извещаем о происшествии экстренные службы. Что не так, товарищ Кольцов? Назовите хоть одну причину, почему мы должны срываться с места.
«Она тебе не понравится, – подумал Михаил. – При условии, что ты добропорядочный советский гражданин. А если нет, то и сам все знаешь».
Внешне все выглядело логично. Возражать было глупо. Преступник не имел оружия, иначе давно бы им воспользовался. Причин тому множество: кончились патроны (на озере все истратил), решил не рисковать, разгуливая с пистолетом, – ведь на встречу с работником КГБ рассчитано не было. Захватят с оружием – дополнительная статья, и тогда наверняка все кончено.
Ситуация развивалась в каком-то абсурдном ключе. Душа и тело требовали отдыха. Но спать нельзя, иначе проспишь самое интересное, например свою смерть. Преступник загнан, готов на все – каким бы «бесхребетным интеллигентом» он ни был еще вчера. Ночью он не пойдет – в темноте только ноги ломать. Но пока все спят, может покинуть лагерь, укрыться за водопадом, а чуть свет – в бега. Не самое приятное занятие – искать его в каменных лабиринтах.
Голова не работала. Простая мысль – что преступнику после всего случившегося тоже требуется восстановление – в нее не приходила. Кольцов смирился. Но с этого момента держался особняком. На него смотрели угрюмо, но, по крупному счету, большинству присутствующих не было до него дела.