Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Мы ставили этот вопрос перед заместителем председателя горисполкома – получили ответ, что вопрос не актуален. Маршрут считается безопасным, средства связи не требуются… И это действительно так, в последние годы происшествий практически не было.

– И вдруг появилась необходимость… Ладно, не будем толочь воду в ступе. Присматривайтесь. Но не переусердствуйте. Ведите себя натурально. Для этого не требуется большой артистичности, достаточно выдержки.

– Дурдом какой-то… – буркнул Васильченко. – Простите, товарищ, крик души…

– Понимаю, Дмитрий Карпович, ситуация нестандартная. Надеюсь с вашей помощью из нее выпутаться.

Мерно колыхались спины идущих впереди людей. Исподлобья глянула через плечо Люба – хотела выжать улыбку, но передумала. А может, не удалось. Обернулся Субботин, про-кричал:

– Эй, тренер, почему отстаете? Намекаете на привал? Так мы еще не выдохлись, готовы идти! – Он мазнул взглядом идущего рядом с «тренером» майора, отвернулся. В глазах блеснуло что-то недоброе. Или почудилось. Когда натянуты нервы, любое действие расцениваешь как улику!

– Кто же ты, товарищ? – бормотал про себя Кольцов. – Проявись, выдай себя чем-нибудь.

Васильченко побледнел, потом покрылся пунцовыми пятнами – создалось ощущение, будто он что-то знает, но не решается сказать. Стукачество в советском обществе не приветствуется. Половина населения стучит на другую половину, а все равно считается позорным…

– Держу пари, Дмитрий Карпович, это и есть Зуб Фараона! – звонко выкрикнул Артем Троицкий и некультурно ткнул пальцем.

Все дружно ускорились. Васильченко взял себя в руки, пошел на обгон. Когда подтянулись отстающие, он уже стоял на краю обрыва с деловой миной.

– Ух ты, красотища-то какая! – сказала Люба.

– Ага, Любаша, – подтвердил Троицкий. – Это тебе не утки за пациентами выносить. Где еще такое увидишь?

Люба глянула на него как-то странно, покачала головой. Объяснять, чем медсестра отличается от санитарки, не стала.

Природный феномен был весьма любопытен. Над обрывом завис причудливый гранитный утес – словно носовая часть гигантского корабля. Скала выступала за пределы откоса, она состояла из нескольких уложенных друг на друга глыб, что смотрелось весьма затейливо. Скала казалась рукотворной, напоминала часть крепостной стены – словно в древности здесь работал исполинский подъемный кран, поднимал булыжники со дна пропасти и укладывал друг на друга.

– Я что-то не пойму, – проворчал Субботин, – это так природа захотела или мы видим древнюю крепость?

– Крепость в горах? – озадаченно почесал затылок Довгарь. – От кого обороняться – от медведей, что ли?

– Впечатлительно, да? – усмехнулся Васильченко. – Природный феномен, человек здесь ни при чем. Товарищ прав – с крепостями на Урале было не очень. Это не Европа, где старые рыцарские замки на каждом шагу. То, что мы видим, – результат камнепадов и сдвигов земной коры, происходивших в далеком прошлом. Бывает – хотя и редко. Не спрашивайте, товарищи, почему эту скалу назвали Зубом Фараона. Честное слово, не знаю. Назвали – и ладно.

– Пойдемте фотографироваться, – встрепенулась Люба. – Вроде не очень рискованно, заберемся на самый край, а Денис Валерьевич нас щелкнет.

– Что-то не тянет, – засомневался Довгарь и с опаской заглянул в обрыв.

– А я готов, – заулыбался Троицкий, – будет чудный кадр. Остановись, мгновение, ты прекрасно!

– Так, отставить! – грозно рыкнул Васильченко. – На скалу никто не лезет, это запрещено. В 76-м году двое слазили, царствие им небесное. Свадьбу только отыграли и размечтались об острых ощущениях. Фотограф, кстати, снял, как они падали. Потом из области выписывали альпинистов с полной амуницией, чтобы тела достать. Выжившие вернулись в город с самыми яркими впечатлениями, а старший группы поехал дальше – варежки вязать. Ладно, что не в мою смену это произошло…

– Ужас, – покачала головой Люба. – Хорошо, не полезем. Денис Валерьевич, снимите меня на удалении. Не пропадать же такой красоте.

– Ты про какую красоту, Любаша? – засмеялся Троицкий. – Про собственную или природную?

Михаил фотографироваться не пожелал. Субботин щедро щелкал затвором. Вынул из аппарата кассету с отснятой пленкой, вставил новую. Мялся в стороне Васильченко, не участвовал в развлечениях. Остальные увлеклись, позировали.

Михаил украдкой всматривался в их лица – гадал на кофейной гуще. Преступник грамотно маскировался, выдавал себя за своего. Но он и был своим, такой же советский человек! Страх загреметь вынуждал его сливаться с местностью, быть таким, как все.

Смеялась Люба Цесарская, ухмылялся не больно-то расположенный к веселью Денис Субботин. Довгарь, немного стесняясь, приобнял девушку – Субботин их запечатлел на фоне живописной скалы.

«Есть на Волге утес, диким мохом порос», – напевал не имеющий музыкального слуха Троицкий.

Потом заинтересовался фотоаппаратом, стал спрашивать про выдержку, диафрагму, признался, что в юности увлекался фотосъемкой, даже приобрел примитивный фотоаппарат «Смена-8М». Дальше не пошло, терпения не хватило – такая маета с проявкой пленки, с печатью фотографий – все эти проявители, закрепители, увеличители, бромпортреты, фотобромы, унибромы…

– Значит, так хотел, Артемий, – фыркал Субботин. – Это увлечение требует полной отдачи. Все выходные посвящаешь этому делу, сидишь в ванной комнате в темноте, жена с детьми ломятся, постоянно спрашивают, когда же ты, черт возьми, закончишь?

Следующую остановку сделали через два часа у живописного горного озера. Водоем был небольшой, метров сто в поперечнике, вытянутой овальной формы – располагался на дне удивительно ровной природной чаши. В прозрачной воде отражались островерхие горы, полукругом окружающие озеро. Берега – пологие, заросли травяным ворсом. Зрелище завораживало.

– Не, ребята, мне так пленки не хватит, – жаловался Субботин, выполняя очередные прихоти туристов. – А еще Камышловский водопад впереди, давайте умерим аппетиты.

– Денис Валерьевич, вы же не пожадничаете, сделаете для нас фотокарточки? – вопрошала Люба. – Вы же не уезжаете в понедельник? Ну, давайте сложимся, в фотоателье сдадим пленку – они быстро все проявят и распечатают. А то разнесет всех по стране, нас же ничто не связывает.

– Действительно, что нас связывает, кроме диагноза? – засмеялся Троицкий. – Привал, Дмитрий Карпович?

– Привал, – согласился Васильченко. – Обедаем и до водопада идем без остановки. Так что достаем свои харчи и насыщаемся. До ужина – никаких перекусов.

Сбросили рюкзаки, с удовольствием устроились на траве. На общий «стол» полетели консервные банки, хлеб, овощи. Довгарь развернул хрустящую бумагу, опасливо понюхал дефицитную копченую колбасу, остался доволен. Михаил выложил банку сардин – в рюкзаке осталась еще одна. Довгарь вооружился перочинным ножом, стал вскрывать консервы.

– По капельке, товарищи? – предложил, подмигнув Михаилу, Троицкий.