Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Михаил уходил с поляны, озирался. Дрожь прошла, солдатик лежал неподвижно, устремив в пространство тоскливый взгляд…
Игнатов орал в рацию, вызывал подкрепление. Выстрелы оборвались. Лес стал редеть, образовалось открытое пространство. По курсу – заброшенное овощехранилище, пара дощатых построек. Ими пользовались много лет назад, но так и не снесли, потому что никому не мешали…
Солдаты подкрадывались к овощехранилищу, перебегали, стали спускаться в подвал. Проверить, конечно, стоило. Но что-то подсказывало, что Шаховец не идиот (хотя и сумасшедший). Впереди за пустырем – заросли кустов, вроде не густые, за ними периметр.
Чувство самосохранения внезапно пропало, Михаил побежал дальше. Оглянулся на бегу – подчиненные не отставали. Где-то в арьергарде ковылял Игнатов, подвернувший ногу. В кустах рассыпались, каждый бежал своим курсом. В какую сторону подался преступник? Да хрен его знает, товарищ майор…
В какой-то момент дошло, что он остался один – товарищи
Под оградой кто-то возился. Майор Шаховец потерял фуражку. Он сидел на коленях и штык-ножом, отстегнутым от автомата, кромсал колючую проволоку, надеясь проделать проход. Где-то в дежурной части звенело и свиристело, но это не имело значения – здесь все решали секунды. Автомат валялся под рукой.
Открылось второе дыхание, Михаил перешел на бег, сжимая корягу. Преступник что-то почуял, бросил свое занятие, подскочил, хватая оружие. Передергивать затвор не требовалось – автомат был уже взведен.
Михаил остановился. В живот ему смотрело дуло АКМ. Горячий пар ударил в голову. Впервые он находился практически перед лицом смерти.
Беглый майор трясся от страха, отвисла челюсть, и все же он сумел изобразить усмешку. Палец дрожал на спусковом крючке.
– Стоп, Шаховец… – Кольцов не узнал свой голос. – Не вздумай стрелять, не отягощай…
– Не отягощать? – преступник хрипло рассмеялся. – На три расстрела уже наработал, хуже не будет. А вот прикончить тебя, майор, будет честью, уж больно въедливый ты, гад, оказался…
Палец уже оттягивал спусковой крючок. Предательское оцепенение не давало пошевелиться. Внезапно слева раздался пронзительный свист! Из-за кустарника выскочил Вишневский, покатился по земле. Преступник дернулся, ствол автомата обрисовал дугу, выплюнул очередь. Михаил швырнул корягу, та ударила предателя в грудь, устроить ей достойный прием Шаховец уже не смог. Михаил повалил его на колючку, схватил за ворот двумя руками, чтобы отбросить. Но тот словно прилип, стальные шипы впились в одежду, отбивался кулаками, ядовито шипел. От удара по печени потемнело в глазах, Михаил утратил контроль. Откуда-то сбоку взялся Швец, врезал Шаховцу наотмашь. Голова предателя дернулась, поникла.
– Вишневский жив? – прохрипел Кольцов.
– Жив, даже не пострадал, – отмахнулся Алексей, потирая отбитую ладонь. – Вон в траве копошится, сейчас подойдет…
Ноги не держали, Михаил сползал по бетонному столбику, сел на землю. Рядом в странной позе корчился Шаховец – то ли сидел, то ли висел. Проволока не отпускала. Он стонал, приходя в чувство. Опустился на землю и Алексей Швец. Подошел и сел в траву Гриша Вишневский. Из кустов вылез солдат Советской армии с выпученными глазами, наставил автомат:
– Ни с места!
– Дурак, что ли? – Григорий постучал по голове.
Солдат смутился, подумал, повесил автомат на плечо. Показался второй, держался за живот, в котором разыгрались колики. Прихромал, бормоча под нос, майор Игнатов. Кросс был энергичным, уморил всех.
Шаховец издал булькающий звук, открыл глаза.
– С пробуждением, Алексей Германович, – прошептал Кольцов. – Нормально себя чувствуете? Будете жаловаться? Вас злобно и бесстыдно оклеветали? На что вы, интересно, надеялись? Покинуть часть, уйти в болота? Долго бы не протянули, сами понимаете. Есть такая штука – всесоюзный розыск, мало кто от него ушел…
– У вас ничего не выйдет, я буду все отрицать… – выдавил Шаховец.
– Даже убийство солдата срочной службы? Ваше право, Алесей Германович. Вам все равно вынесут приговор, получите по заслугам. У вас такие впечатляющие заслуги… Но мощь страны вы не обрушили, не надейтесь, броня крепка. Деньги-то где храните? В одном из заграничных банков? Надеялись выслужить срок, уволиться из армии и, наконец, зажить по-человечески? Невеста-то в курсе была? Думаю – да, и мы с ней тщательно поработаем. Это ведь она вас прикрыла, когда вы пытались уйти за периметр с Беллингтоном? Она не могла не знать о ваших продолжающихся встречах с Вдовиной, которые отныне носили рабочий характер. Не она ли их придумала? Не она ли помогала вам осуществить убийство Беллы? Ладно, разберемся. И про связного в Речице, и про ребят, устроивших представление на КПП. За убитого мальчишку получите отдельно – очень жаль, что вас не смогут расстрелять дважды…
– Да иди ты лесом, майор… – Шаховец закрыл глаза. Его опять колотила дрожь. Ржавые шипы впивались под кожу. Плевать на него. Хотелось курить, но не хотелось шевелиться и лезть в карман.
Подступал вечер. Природа теряла краски, погружалась в сонную зыбь.
– Ну, что, товарищ майор, взяли свой маленький рейхстаг? – спросил Вишневский.
Походило на то. Но почему же снова так много смертей – ненужных, ничем не обоснованных?
Молчали все, кто добежал до периметра. По небу что-то летело – то ли запоздалые журавли, то ли самолет двоился в глазах. Надо шевелиться, что-то делать, дембель пока не светит…
Валерий
Георгиевич ШараповТени возмездия
«На войне приходится действовать то с отвагой льва, то с лукавством лисицы, где не берет сила, там возьмет хитрость. Поэтому, безусловно, необходимо пользоваться и той, и другой».
Глава 1
Неожиданно в спину ударили из пулемета. Миклош упал как подкошенный. Не зря немецкий пулемет МГ-42 называли «пилой Гитлера», которая косила всех подряд. Еще первая мысль «Откуда здесь пулемет?» не успела до конца оформиться, как рефлексы спецназовца ГРУ четко сработали. Матвей мгновенно перекатился под защиту старого бука, ППС направлен в сторону врага. Рейдовая группа из четырех бойцов спецназа военной разведки под руководством двух офицеров советской контрразведки и вместе с приданными двумя венгерскими сотрудниками госбезопасности чистила от «лесных братьев» лесной массив на границе Венгрии и Австрии. После подавления мятежа замаранные в убийствах и грабежах повстанцы рванули к границе в надежде укрыться от расплаты. На одну из таких банд и вышла рейдовая группа. Временный схрон взяли в кольцо. Сдаваться в плен не предлагали, пленные не нужны ни той ни другой стороне. Венгерский оперативник успел бросить в приоткрытый вход схрона две гранаты — и тут этот пулемет в спину. Парень был ранен, его специально не добивали, опытные стервятники ждали, когда на линию огня полезут товарищи вытаскивать своего боевого друга. Справа и слева затрещали автоматы. Резко — наши пистолеты-пулеметы Судаева и шепеляво — немецкие МП-40. Новые автоматы Калашникова АК-47 оставались еще секретными, и в войска, расположенные за пределами Союза, их выдавали мало. Даже на Родине при марш-бросках на них обязывали надевать брезентовые чехлы. Стало очевидно, что другая группа бандитов шла навстречу со своими подельниками, и теперь советские бойцы попали в клещи. Пулеметчик стрелял с поваленного дерева, а это очень ненадежный упор. При стрельбе ствол съезжал в сторону, из-за чего страдала точность прицеливания. Зато расстояние было всего метров тридцать. В густом лесу надо стрелять в упор. Гранаты тоже особо не докинешь. Матвей крикнул: «Граната!» — и метнул последнюю имевшуюся у него РГД, следом пробежал метров пять и залег. Пулеметчик дал неуверенную короткую очередь. Боец опять крикнул: «Граната!» — кинул какую-то гнилушку и выиграл еще пять метров. У венгра не выдержали нервы, и он высунулся из-за дерева, надеясь массированным огнем из автомата смести отчаянного противника. Матвей оказался точнее, и рука у него была тверже. Короткая очередь из трех пуль, выпущенная почти в упор, разворотила грудь мадьяра. Матвей успел утащить Миклоша под здоровенный корень вывороченного бука, как сбоку тренькнул автомат, и бок обожгло будто раскаленной кочергой. С разворота спецназовец смог разрядить по кустам остатки патронов из последнего магазина. Противник либо был убит, либо убежал. У сержанта остался только ТТ с последней обоймой. Внезапно стрельба усилилась. Удача снова вернулась, и теперь уже на звуки перестрелки примчалась находившаяся рядом другая наша рейдовая группа. В течение пяти минут все было кончено. Бойцы подхватили своих раненых и споро двинулись к ближайшему населенному пункту.
Матвей проснулся. С того памятного боя во времена венгерского восстания прошло уже почти пять лет, на дворе 1959 год. Бой еще шумел в памяти, а проснувшееся сознание пыталось сориентироваться, «где я» и, соответственно, «на каком языке мне сейчас говорить». Мозги привыкли анализировать происходящее вокруг, и мужчина быстро сообразил, что это сильный дождь так барабанил по жестянке отлива за окном, что иногда по ритму напоминал автоматную дробь. Поэтому и всплыли такие ассоциации.
Начальник 5-го отдела управления «С» Первого Главного управления Комитета государственной безопасности полковник Дмитрий Петрович Таранов уже собирался уходить, когда раздался звонок. Управление «С» — это работа с нелегальными разведчиками, а 5-й отдел отвечал за их безопасность, то есть, по сути, являлся контрразведкой в нелегальной разведке. Нелегальные разведчики были одной из самых охраняемых тайн в КГБ, а кто входил в кадры «пятерки», знало считаное количество людей, не больше, чем пальцев на одной руке. Руководитель всей нелегальной разведки Виталий Григорьевич Павлов попросил своего контрразведчика зайти. По какому вопросу и какие материалы необходимо взять, Павлов не сказал. Это было странно. Виталий Григорьевич слыл педантом и доклады подчиненных всегда просил подкреплять документами. В кабинете, кроме Павлова, находился один из сотрудников центрального аппарата внешней разведки Николай Семенович Захаров. Дмитрию Петровичу уже приходилось с ним сталкиваться. Коллега не так давно перевелся в разведку из второго главка, контрразведывательного. Однако пришел он не с пустыми руками: у него были несколько агентов на связи в ФРГ, и управление «С» помогало ему установить с ними контакт. Впечатление о себе как о профессионале он оставил хорошее, но характер проявил жесткий. Так же, кстати, как и рукопожатие. Клещи, а не руки.