Биограф

– Слушаюсь, – ответила горничная и побежала выполнять.

К приезду доктора у Шурочки наступило полное торможение. Она не реагировала ни на кого. Её взгляд устремился в одну точку и застыл там.

Доктор, осмотрев больную, резюмировал:

– Нервы, знаете. Должно быть, потрясение.

– Это надолго? – спросила княгиня, озадаченно.

– Не могу знать. Всё зависит от силы воздействия. Хорошо бы узнать причину, которая повлекла за собой такие последствия. Назначу лечение. А там посмотрим.

Доктор прописал микстуры, разъяснил, как давать больной, а после добавил:

– И, пожалуйста, полный покой!!! Выводите её на свежий воздух и старайтесь отвлекать от нежелательных эмоций и от ненужных раздражителей, разумеется, – акцентируя, произнёс он последние слова.

Теперь будем уповать на время, – сказал доктор и ушёл.

Неожиданное обстоятельство

Накануне венчания Рауль ездил по неотложным делам. Он отпустил карету, а сам пешком пошёл в торговые ряды. Рауль искал Шурочке подарки. Он хотел купить что-нибудь необычное, что запомнится ей на всю жизнь. Возвращался поздно, как назло кареты не было, и Рауль попал под проливной дождь. К ночи у него открылся сильный жар.

– Ай, барин, барин. Вы, как маленький. Знаете, что Вам нужно поберечься, а забываете, – бранился слуга.

Дело в том, что в юности Рауль застудил лёгкие, и простужаться ему категорически воспрещалось.

Компрессы, настои, отвары, – ничего не помогло, температура предательски ползла вверх, и у Рауля начался бред.

Слуга послал за доктором, который служил у Рауля и всегда сопровождал его в командировках.

Рауль горел неделю. К утру восьмого дня температура снизилась, а к обеду нормализовалась. Он открыл глаза и спросил:

– Где я?

– Синьор, как я рад, что Вы пришли в себя. Признаюсь, уже не чаял, что только не делал. Как я рад, – докладывал доктор.

Рауль огляделся по сторонам, посмотрел на слугу и спросил:

– Какой сегодня день?

– Пятница, синьор, – ответил слуга.

Немного поразмыслив, Рауль опять спросил:

– А какое число?

– 28-ое августа, лето на исходе. Да и воздух осенний. Климат здешний суровый вреден Вам. Я предупреждал. А Вы не послушались, – сетовал слуга, тараторя. – У нас в Италии гораздо теплее. То, что Вам и требуется. Пора домой, – наставлял он господина. Вспомнив вопрос Рауля, он спросил:

– А что случилось, синьор? Почему Вы спрашиваете? И тут же с тревогой обратился к доктору:

– Он опять бредит?!

– Не думаю, – ответил доктор, нагнулся над постелью больного, приложил к груди деревянную трубочку и стал внимательно слушать.

Рауль немного приподнялся на локтях и спросил у доктора:

– Бартоло, и как долго я болею?

– Неделю, синьор, – ответил доктор, перенося трубку с одного места в другое.

Рауль заныл:

–Что я наделал?! Она там ждала и ничего не знала. Господи… что я наделал?!

– Синьор, попрошу Вас успокоиться, в противном случае

я поднимаюсь и ухожу к себе. Я не могу гарантировать Вам выздоровление, – доктор брал на испуг, зная характер Рауля.
–

Прежде всего, Вы сейчас попьёте горячее молоко со свиным жиром, я разотру Вас, а потом расскажете нам, что стряслось. Обещаю, я постараюсь Вам помочь. Всё, что будет в моих силах, – заверил доктор Рауля в своих благих намерениях.

Рауль послушался, лёг, выполнил назначение доктора и рассказал ему подробно о своей любви к Шурочке и о тайном венчании с ней.

– Да… – скажу я Вам, – протянул доктор. – Ну и дела. Учудили Вы, друг мой. Девушка, наверняка там волнуется. Надо её оповестить.

– Бартоло, дружище, поезжай к ней. Объясни всё, успокой. Умоляю тебя, – попросил Рауль.

– Хорошо, синьор. Я поеду. Черкните маленькую записочку. Если любит – поймёт. И никаких треволнений, иначе переведу на казарменный режим, – пригрозил доктор.

Рауль с трудом нацарапал несколько строк и добавил:

– Остальное на словах передашь.

– Выполню, синьор. Не извольте беспокоиться. Она понимает итальянскую речь? – спросил он, надевая крылатку.

– Да, немного говорит, пишет, читает, – сказал Рауль.

– Очень хорошо. Прямо сейчас и поеду.

– Вели закладывать, – приказал он слуге.

– Слушаюсь, – ответил слуга и удалился.

Болезнь

Шурочка все дни проводила в постели, лишь изредка поднималась по надобности. Ни с кем не общалась. На вопросы не отвечала. Почти не ела. Она ушла в себя, отгородилась от всех, кто её окружал. Княгиня делала попытки выведать у неё правду, но Шурочка замкнулась в себе и не проронила ни слова.

Время от времени она возвращалась туда, в тот день, мысленно подходила к часовне, глазами искала Рауля… и опять начинала плакать. Одна навязчивая мысль не давала ей покоя:

– Неужели он забыл меня? Значит, я больше не нужна ему? Он больше меня не любит. Ответа она не находила.

За ней неустанно наблюдали. Все в доме разговаривали тихо, иногда шёпотом и всё время прислушивались, как там за дверью Шурочкиной комнаты. Ей тут же приносили и давали выпить успокоительную микстуру, вскоре она переставала плакать, продолжая всхлипывать, потом утихала и засыпала.

Прошла неделя с того дня, как Шурочка заболела.

– Сударыня, Вас там спрашивают, – доложила служанка княгине Софье Алексеевне.

– Кто? – спросила удивлённо княгиня, снимая пенсне. Служанка застала её за чтением письма от снохи.

– Не имею представления. Он не назвался. Серьёзный господин, правда, разговор у него какой-то странный, не здешний, – объяснила служанка.

– Где ты его оставила? – переспросила княгиня.

– В гостиной, – ответила служанка.

Растревоженная Софья Алексеевна сняла пенсне, поднялась с кресла и быстро направилась к нежданному гостью.

– Добрый день, – поздоровалась княгиня, входя в гостиную, всматриваясь в лицо незнакомца. – Вы ко мне? – спросила она.

– Здравствуйте, сударыня, – поздоровался доктор. – Я Бартоло Версаче – домашний доктор синьора Рауля Дель Монти.

Доктор подошёл к княгине и поцеловал ей руку.

– Как здоровье синьора Дель Монти? – спросила княгиня для приличия.

– Он серьёзно болен, – коротко ответил доктор. И, не дав княгине произнести ни слова, доктор продолжил свою миссию:

– Княгиня, я приехал к Вам для конфиденциальной беседы. Как у вас говорят, переговорить с глазу на глаз, – сказал он, улыбаясь. При этом он резко приглушил голос, поясняя жестом, – желательно, чтобы никто не мешал и не слышал нашего разговора.