Бироновщина. Два регентства

— Чмъ богатъ, тмъ и радъ, дяденька, — сказалъ Самсоновъ, съ поклономъ подавая ему штофъ и чарку: — угощай себя ужъ самъ, сколько душа требуетъ. Да съ плеткой теб не способно; дай ка–сь, я подержу, прибавилъ онъ, отнимая y него плетку.

Оба караульные жадными глазами слдили за тмъ, какъ «дяденька» наливаетъ себ свою порцію, и одинъ его еще предостерегъ:

— Да ты осторожнй! половину даромъ разольешь.

Самсонова вс трое хватились только тогда, когда онъ юркнулъ въ калитку и захлопнулъ ее за собой. Когда они тутъ, одинъ за другимъ, выскочили также на улицу (жандармъ еще со штофомъ въ одной рук, съ чаркой въ другой), Самсоновъ верхомъ на жандармской лошади скакалъ уже къ Зеленому (теперь Полицейскому) мосту. Сзади его грянулъ выстрлъ, мимо уха его просвистла пуля. Онъ и не оглянулся. Но y самаго моста ему волей–неволей пришлось осадить лошадь: по Невской першпектив, поперекъ его пути, тянулась похоронная процессія.

Похороны были богатыя и притомъ иноврческія: впереди, въ черныхъ одяніяхъ, шли факелбщики, съ пылающими факелами; за ними на дрогахъ, запряженныхъ шестеркой парныхъ лошадей въ черныхъ попонахъ и съ наголовниками изъ черныхъ страусовыхъ перьевъ, слдовалъ обитый чернымъ сукномъ гробъ, безъ покрова, но зато весь покрытый пальмовыми втками и роскошными внками изъ живыхъ цвтовъ. Надъ гробомъ покачивался черный балдахинъ съ пучками черныхъ страусовыхъ перьевъ по угламъ. За дрогами выступалъ пасторъ въ черномъ бархатномъ «берет» и черномъ «талар»; за нимъ — толпа дамъ и мужчинъ, дамы — въ глубокомъ траур съ разввающимися креповыми вуалями, мужчины — съ креповыми же повязками на шляпахъ и лвомъ рукавъ. За пшеходами виднлся еще цлый рядъ пустыхъ каретъ. Процессія двигалась торжественно–медленно около самой панели, а на мосту — около перилъ. Самсоновъ снялъ картузъ и набожно перекрестился.

Вдругъ за спиной его раздался конскій топотъ. Онъ обернулся: къ нему мчался конный жандармъ, очевидно, тотъ, что разъзжалъ по переулку. Гд ужъ тутъ пережидать! Скачи да кричи…

— Гей, поберегись! поберегись! Дорогу!

Визгъ дамъ и ропотъ мужчинъ. Но дорогу–таки дали, Самсоновъ пустился вскачь черезъ першпективу по берегу Мьи (Мойки) къ Блому (теперь Красному) мосту.

И снова позади его гремятъ по булыжной мостовой кованныя копыта: жандармъ, по его примру, не постснился нарушить погребальное шествіе, чтобы нагнать его во что бы то ни стало.

Въ настоящее время по лвому берегу Мойки, отъ Полицейскаго до Краснаго моста, кром углового — y Невскаго — дома графа Строганова, стоять одни лишь казенныя зданія (Николаевского сиротскаго института, Воспитательнаго Дома и Училища глухонмыхъ). Въ 40–хъ годахъ XVIII столтія здсь были дачи разныхъ вельможъ, между прочимъ, также и оберъ–гофмаршала графа Лёвенвольде. Только–что Самсоновъ поравнялся съ воротами графской дачи, какъ оттуда показалась пара кровныхъ рысаковъ съ каретой. Отъ налетвшаго на нихъ вихремъ всадника рысаки шарахнулись въ сторону, и всадникъ проскочилъ мимо, провожаемый проклятіями пузатаго кучера. Жандармъ же подосплъ только тогда, когда кучеръ выхалъ уже совсмъ изъ воротъ и сталъ заворачивать лошадей въ сторону Невскаго, совершенно загораживая такимъ образомъ путь по узкой набережной Мойки. Вслдствіе этой задержки, преслдователь отсталъ отъ преслдуемаго на лишнюю сотню шаговъ. Когда первый миновалъ только блый мостъ, второй приближался уже къ слдующему — Синему.

— Держи его, держи! — неумолчно доносился вслдъ ему зычный ревъ жандарма.

И нашелся человкъ, внявшій этому кличу, — ражій дворникъ, сгребавшій передъ однимъ домомъ въ кучу накопившуюся за зиму грязь. Съ поднятой въ рукахъ лопатой онъ выступилъ на середину улицы. Но Самсоновъ съ налету сшибъ его съ ногъ, а самъ полетлъ дале.

Вотъ и Синій мостъ. Тутъ только бглецъ нашъ отдалъ себ отчетъ въ томъ, что цль его вдь — фельдмаршалъ Минихъ. Домъ фельдмаршала былъ на Васильевскомъ острову, по набережной большой Невы, между 11–й и 12–й Линіями (гд теперь Морской корпусъ). Единственнымъ же сообщеніемъ съ Васильевскимъ островомъ служилъ тогда Исаакіевскій мостъ между сенатомъ и адмиралтействомъ, напротивъ церкви Исаакія далматскаго. Стало быть, туда!

На широкомъ пространств отъ Синяго моста до Исаакіевскаго былъ для скачущаго полный просторъ. Такъ какъ, однако, Исаакіевскій мостъ былъ построенъ недавно — въ 1727 году, — то для возмщенія произведенныхъ на него расходовъ существовалъ еще такъ–называемый «мостовый сборъ», и вс перезжающіе или переходящіе черезъ мостъ должны были вносить мостовому сборщику установленную лепту, становясь для этого въ очередь. Самсоновъ дожидаться, понятно, не сталъ и не въ очередь прорвался на мостъ. Сборщикъ кричалъ вслдъ ему что–то; но онъ летлъ впередъ безъ оглядки, безъ устали работая плеткой, потому что за нимъ по деревянной настилк моста стучали уже копыта жандармскаго скакуна.

Недалеко отъ конца моста встртилось новое препятствіе: навстрчу хали, обгоняя другъ друга, два лихача–извозчика, а на островъ, очевидно — на биржевую таможню, тянулся обозъ нагруженныхъ ломовыхъ подводъ. Произошла нкоторая заминка.

— Задержите его, ребята! — вопилъ ломовикамъ жандармъ.

— Эвона! Такъ для тебя и задержимъ! — былъ ему отвтъ. — Скачи, малый, улепетывай!

Сейчасъ вотъ и конецъ мосту; но на углу — будка, а передъ будкой — будочникъ съ алебардой. Завидвъ скачущихъ другъ за другомъ Самсонова и жандарма, онъ выбжалъ впередъ и протянулъ передъ первымъ свою алебарду въ видъ рогатки.

— Стой!

Самсоновъ стегнулъ свою измученную уже лошадь со всего маху и гикнулъ. Какъ окрыленная, она всми четырьмя ногами взвилась на воздухъ. Но будочникъ еще выше поднялъ алебарду. Лошадь задла за нее задними копытами, перекувырнулась, да такъ и осталась лежать, придавивъ собой одну ногу всадника.

«Пропалъ! — ршилъ про себя Самсоновъ. — Притвориться разв мертвымъ?»

— Эй, ты, долголь еще лежать–то будешь? — окликнулъ его жандармъ.

— Знать, шибко убился, до обумертвія, — подалъ голосъ будочникъ. — Да и лошадь, вишь, на него навалилась.

— Такъ подыми ее, за хвостъ–то.

Сталъ будочникъ тащить ее за хвостъ.

— Ну, ну, вставай, что ли!

Лошадь сдлала попытку приподняться, но опять повалилась.

— Да ты бы въ бокъ ее лебардой! — командовалъ жандармъ.

Алебарда подйствовала: посл новаго усилія лошадь поднялась на ноги, но дрожала еще всми членами.

— Эхъ, эхъ! и колна–то себ какъ отшибла! — замтилъ будочникъ. — А бгунокъ твой все еще безъ памяти.

— Такъ растолкай его!

Сталъ будочникъ расталкивать «бгунка», но тотъ по–прежнему не подавалъ и признаковъ жизни.

— Нтъ, какъ есть мертвое тло!

— Эка служба каторжная! — пробурчалъ жандармъ, нехотя слзая наземь.

Но едва только онъ подошелъ къ «мертвому тлу», какъ тло ожило, схватило его за об ноги, и самъ онъ растянулся на земл. Въ тотъ же мигъ Самсоновъ вскочилъ на ноги и — на собственную лошадь жандарма.

— Вотъ такъ такъ! Ай, молодца! Ха, ха! — раскатисто загрохотали ломовики, свидтели всей этой сцены. — Ну–ка, лови его теперь, лови!

Пока ошеломленный жандармъ пришелъ въ себя да собрался нагонять бглеца на оставленной ему чужой лошади, съ трудомъ передвигавшей свои разбитыя ноги, — того и слдъ простылъ.

VIII. Фельдмаршалъ графъ Минихъ

.

Во второй половин апрля солнце заходить въ Петербург довольно поздно — около 8–ми часовъ вечера. Когда описанная сейчасъ скачка съ препятствіями пришла къ концу, солнце было уже за горизонтомъ; но темноты еще не наступило, а потому хать къ дому графа Миниха прямымъ путемъ по набережной y всхъ на виду было бы безразсудно.