Битва божьих коровок

– Чем же он там занимался?
– удивился эксперт.

– Не знаю. Писал свои исследования... Пишущая машинка в наличии, а что ещё нужно импо... Человеку в его положении, - тотчас же поправился Забелин.

А Крянгэ снова трижды сплюнул через левое плечо.

– Значит, твои свидетели утверждают, что Спасского они не видели, закончив магический ритуал, сказал он.

– Да.

– А что, если эти трое...

– На объекте их пятеро.

– Неважно. Что, если эти трое... или пятеро лгут?
– осторожно спросил Крянгэ.
– Если это они сами, так сказать, совершили надругательство? И в данном случае имел место сговор...

– Сговор хохла, молдаванина и таджиков? Да ещё в России... Ты надо мной смеешься. Они нелегалы, по шестнадцать часов работают, всего боятся, лишний раз с объекта не выходят... Даже в магазин не заглядывают. Это и Спасский подтвердил. И парень, который к ним приставлен. Ты же их видел, Игнатьич! Дремучие люди.

– Вот именно. Дремучие люди с первобытными инстинктами, - Крянгэ задумчиво дернул себя за ухо.

– Интересно, как ты себе это представляешь? Владелица приезжает в особняк, в котором, по утверждению Спасского, была только один раз. И это, заметь, в течение года... А потом ей попадает шлея под хвост, и она неожиданно решает приехать. И приезжает, когда сторожа нет на месте. И на неё тотчас же набрасывается свора из пяти человек?

– Я просто высказал версию...

– Ты же эксперт, Игнатьич, - Забелин укоризненно покачал головой. Есть разница между тем, когда насилует один человек или когда насилуют пять?

– Анализ спермы мы проводим...

– Молодцы, - похвалил Забелин эксперта.
– Думаю, что следов на теле было бы больше. А так - перерезанное горло и сломанный ноготь. Только и всего.

– Только и всего, - как эхо повторил эксперт.

– И вообще их слишком много, чтобы сговориться. И чтобы давать совершенно идентичные показания. И не путаться в них. И потом... Зачем им городить весь этот огород с сатанинским алтарем, а потом бить во все колокола и вызывать милицию? И привлекать к себе всеобщее внимание? Нет, огласка им не нужна. Им деньги нужны. Чтобы семьи кормить в ближнем зарубежье. Ведь нет же никаких гарантий, что после этого случая их не выкинут со строительства... А если уж взыграли инстинкты, как ты говоришь, - дремучие... Куда проще прищучить дамочку на нейтральной территории, где-нибудь на полянке, у пенька с опятами... Сделать свое дело и зарыть труп тут же... А? Они ведь не знали, что сторожа в особняке нет. И не знали, когда он вернется...

– Сдаюсь, сдаюсь, - поднял руки Крянгэ.
– Очень убедительно выступил. Пора тебе в адвокаты переквалифицироваться.

– Я тоже сдаюсь... Не могу понять, как же она там оказалась, эта чертова шл... гражданка Алексеева... А всетаки... Что там у тебя вырисовалось с отпечатком на стакане?

– Есть кое-какие соображения.

– Может, поделишься?

– Поделюсь. Но не сейчас.

– Тогда объясни хотя бы, какое отношение имеют квартирные улики к особняку в Юкках?

– Думаю, самое прямое. Думаю, что человек, который наследил в квартире у Алексеевой, наследил и в особняке.

– И ты его знаешь?
– снова спросил Крянгэ.

– Возможно...
– уклончиво ответил Забелин.

– Ну! Гений сыска! Гордость управления!
– ядовито польстил Крянгэ. Молодежь должна брать с тебя пример. А кстати, где она?

– Кто?

– Да молодежь твоя. Стажер... Он мне сотенную должен. Еще вчера обещал вернуть...

– Вот он вчера и отпросился. До завтра. Проблемы со здоровьем. В постели лежит с приступом сенной лихорадки.

– Надо же!
– изумился Крянгэ.
– А сегодня утром выглядел вполне цветущим. Ни тебе насморка аллергического, ни тебе конъюнктивита...

– То есть как это - сегодня утром?

– Теперь пришло время изумиться Забелину.
– Ты что, навещал его, что ли?

– Я не навещал, а вот он... Скажем так, мы вместе навестили одного человека.

– Кого?

– Вернее будет сказать не кого, а что. Труп в морге.

– Труп?! Чей труп?

– Угадай с двух раз. Нашу овечку сатанинскую, безвременно погибшую. Которую мы тут с тобой так горячо обсуждали. Елену Алексееву. Я и зашел-то на полминуты, заключение по трупу забрать. А Пацюк твой там сидит. Вернее, стоит, холодильный шкаф подпирает. Увидел меня и запрыгал, как блоха. Чуть прозекторский стол не опрокинул и в дверь - шмыг... Я его понимаю... Кому охота сотенную отдавать...

– Никому. Никому не охота, - подтвердил Забелин.

* * *

...Баклажан с чесноком.

Сороковая сигарета.

Наконец-то он до неё добрался. А значит, пора действовать.

Вот уже полчаса Забелин сидел под окнами серого шестиэтажного дома, по карнизу которого прогуливались мордатые голуби и гипсовые колхозницы с рабочими. Рабочие сжимали в жилистых руках отбойные молотки, а колхозницы несли снопы колосьев. И над всей этой развесистой социалистической клюквой гордо реял год издания дома: "1951". Единицы по краям светлого прошлого подпирали колонны. И Забелина страшно интересовала одна из этих колонн левая. Именно к ней прилепилось окошко на пятом этаже.

В нем горел свет.

Добив баклажан с чесноком, Забелин поднялся, вывернул из крошечного скверика на такую же крошечную торговую площадь и, пройдя между озябшими парусиновыми палатками, свернул во двор. Двор примыкал к кинотеатру "Москва" и был заставлен вышедшими в тираж иномарками.

Через минуту Забелин уже поднимался по лестнице в угловом подъезде.

На пятом этаже, возле квартиры № 44, он остановился и прислонил к косяку похолодевший лоб.

Что ты делаешь, Забелин? Это ведь статья.

Статья 316 УК РФ. "Укрывательство преступлений". А ты прыгаешь в её объятья, как девка к скотнику на сеновал. Еще не поздно развернуться и уйти, ещё не поздно перестать чувствовать себя вероотступником.

Еще не поздно...

Забелин сунул папку, которую держал в руках, под мышку и нажал кнопку звонка.

Дверь распахнулась тотчас же, как будто его ждали. Нет, он совсем не изменился, все такой же всклокоченный и такой же молодой, с молодой щетиной и молодым порезом на подбородке. Незаживающим порезом. Одна морока с ним, когда бреешься. У Забелина в молодости был точно такой же порез.

На том же самом месте.

Забелин коротко вздохнул и попытался улыбнуться.

– А я вот проведать пришел.
– Улыбка получилась вымороченная.
– Как твое ничего?

– Ничего...

– А выглядишь неважно. Из рук вон.

– Правда?
– Конечно же, он совсем не ожидал увидеть Забелина и потому страшно смутился.

Нет, "смутился" было не совсем точным словом. И дешевенькое, как паленая водка, словосочетание "впал в ступор" не подходило.

Пацюк испугался.

Испугался, именно так.

Хотя чего пугаться, если в девять вечера тебя навещает коллега по работе? Девять вечера - не четыре утра. Наоборот, радоваться надо - лежал в постылой койке, позабыт-позаброшен, а тут к тебе старший товарищ. Да не один, а с гостинчиком.

– А я тебе кетотифен принес, - сказал Забелин Пацюку.
– И пива. "Калинкин". Ноль тридцать три.

– Не понял...

– Очень хорошее средство от сенной лихорадки. У тебя ведь сенная лихорадка, да?

– А... То есть... Да.