Битва

— Андре, мне нужна твоя помощь.

— Ты хочешь знать, что сделал бы я на твоем месте?

— Бертье утверждает, что правом берегу мы будем в безопасности.

— Вздор!

— Штаб думает, что нам следовало бы даже отойти за Вену.

— Штабу не надо думать. Особенно, когда думать нечем. А что потом? Пока не поздно, вернемся в Сен-Клу? Если мы оставим этот остров, то тем самым подпишемся под победой Австрии, если нет, то не проиграем.

— Но и не выиграем.

— Зато избежим сокрушительного разгрома!

— Меня преследует злой рок, Андре.

— Мы сорвали планы эрцгерцога Карла, его войска измотаны, у него почти не осталось боеприпасов...

— Знаю, — вздохнул Наполеон, бросая взгляд на реку. — Меня победил генерал Дунай.

— Победил! — хмыкнул Массена. — Не смеши меня! Скоро к нам присоединится итальянская армия. На прошлой неделе принц Евгений [95] овладел Триестом, и теперь двинется на Вену со своими девятью дивизиями, а это еще пятьдесят тысяч человек! Лефевр вошел в Иннсбрук девятнадцатого числа. Покончив с тирольскими мятежниками, он приведет двадцать пять тысяч своих баварцев...

95

Принц Евгений (Эжен) Богарне (1781-1824) — вице-король Италии, дивизионный генерал. Пасынок Наполеона, единственный сын первой жены Наполеона Жозефины Богарне. В 1812 году командовал 4-м (итальянским) пехотным корпусом Великой Армии.

— Значит, ты советуешь закрепиться на этом острове?

— В течение ночи мы должны перебросить сюда наши войска.

— Ты можешь гарантировать, что беспорядочного отступления не будет?

— Да.

— Тогда в добрый час! Возвращайся к своим людям.

Файоля разбудила тишина. Он открыл глаза и не сразу сообразил, что сражение закончилось с наступлением темноты. Кирасир лежал на спине, слишком слабый для того, чтобы сесть и сбросить тяжелую кирасу. Но даже найди он силы приподняться, в ночном мраке не увидел бы тысяч трупов, устилавших равнину. Здесь им предстояло стать пищей для воронов и обратиться в прах. Дрожащей рукой Файоль ощупал лицо, согнул одну ногу, потом другую: казалось, все было на месте, он не получил даже царапины.

Свежий ветер пригибал к земле редкие уцелевшие стебли пшеницы, в воздухе витал острый запах пороховой гари, лошадиного навоза и крови. Внимание Файоля неожиданно привлекло странное хрупанье: какая-то тварь настойчиво грызла веревочную подошву его эспадрильи. Кирасир брезгливо тряхнул ногой, сбрасывая с себя мелкого зверька с темной меховой шкуркой. В привычных парижских трущобах ему до сих пор доводилось сталкиваться только с крысами. Файоль глубоко вздохнул. Он всю жизнь был один. Грузчик, старьевщик, гадальщик с Нового моста, к тридцати пяти годам он многое повидал на своем веку, только хорошего так ничего и не увидел. Потом грянула революция, но и она не принесла ему ничего нового. Он даже не смог извлечь выгоду из правления Барраса [96] , сквозь пальцы смотревшего на всякого рода плутни и жульничество. После эпохи Террора [97] Файоль устроился в пассаже Перрон и занимался перепродажей краденых товаров: мыла, сахара, курева, английских карандашей. Пользуясь близостью Пале-Рояля, он днями бесцельно бродил под его аркадами, по роскошным галереям, где всегда толпились сотни девиц легкого поведения. Помимо них, там было еще много чего привлекательного. К примеру, в одном из ресторанов потолок зала, отделанного в восточном стиле, раздвигался, и нагие богини спускались с небес в золоченой колеснице. А в публичных заведениях гетеры делали клиентам массаж прямо в ваннах с вином. Он знал об этом лишь понаслышке, ибо таких голодранцев, как он, туда даже на порог не пускали. Ему оставалось лишь с завистью разглядывать путан, привлекавших к себе внимание картинками эротического содержания или просто задиравших юбки, чтобы продемонстрировать свой товар. Были и такие, что били на жалость — водили с собой детишек, взятых напрокат у обнищавших многодетных мамаш. Другие — в черных шляпках с золотыми кисточками и мягких атласных туфельках — зазывали клиентов прямо из окон номеров над «Кафе слепых». Эти девочки были восхитительны, но кредита не признавали. Даже их имена звучали, как поэмы: Мулатка Бетси, Софи Божественный стан или Лолотта, Фаншон, Куколка Софи, Султанша. Великолепная Шоншон заправляла игорным домом. Венера вообще стала героиней после того, как отвергла ухаживания графа д’Артуа...

96

Поль Франсуа Жан Николя, виконт де Баррас (1755-1829) — потомственный дворянин, деятель Великой французской революции, один из лидеров термидорианского переворота, директор всех составов Директории и фактический ее руководитель в 1795-1799 гг. Беспринципный политик и карьерист, постоянно стремившийся к личному обогащению. Содействовал выдвижению Наполеона Бонапарта. Тем не менее, после переворота 18 брюмера (9-10 ноября 1799 г.) был отстранен от участия в политической жизни.

97

Террор — период насилия, продолжавшийся в течение одного года и одного месяца после начала Великой французской революции (с июня 1793 г. по июль 1794 г.). В ходе конфликта между соперничающими политическими группировками жирондистов и якобинцев осуществлялись массовые расстрелы «врагов революции». По разным данным погибло от 16000 до 40000 человек. Под лезвием гильотины закончили свои жизни Людовик XVI, Мария Антуанетта, известные жирондисты Филипп Эгалите (Луи-Филипп II, герцог Орлеанский), мадам Ролан, известный химик Антуан Лавуазье и многие другие.

Тогда Файолю пришло в голову, что сине-красная униформа кирасир поспособствует благосклонному отношению к нему со стороны дам или, по меньшей мере, послужит прикрытием его махинаций, но нет: заполучить желаемое ему удавалось только силой или на войне. Он вспомнил красивую монашку, изнасилованную во время разграбления Бургоса, потом кастильскую тигрицу, которая едва не выцарапала ему глаза. Попользовавшись, он передал ее отмороженному польскому улану. Неожиданно в памяти всплыла крестьянка из Эсслинга и ее выворачивающий душу взгляд, обращенный к нему из иного мира. Файоль вздрогнул. Что было тому причиной — страх или ночная прохлада? Ветер, в самом деле, крепчал и уже начинал пробирать до костей. Опершись на локоть, кирасир попытался дотянуться до своей коричневой шинели, но его внимание привлек отдаленный скрип колес.

Файоль прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной темноте. Вдалеке мерцали искорки бивачных костров: с одной стороны — у Бизамберга, с другой — у излучины Дуная. Кто же идет? Австрийцы? Французы? Что они тут делают? Зачем им повозка? Между тем, скрип и стук колес становились громче, слышались чьи-то приглушенные голоса и позвякивание металла. Терзаемый сомнениями, кирасир снова лег и замер, почти не дыша. Повозка двигалась как раз в его сторону, до нее оставалось всего несколько метров. Сквозь полуприкрытые веки Файоль видел силуэты людей с фонарями в руках. В их слабом свете он различил австрийскую гренадерскую шапку с торчащей, наподобие плюмажа, зеленой веткой. Кирасир затаил дыхание и притворился мертвым. Шаги и шуршание пшеничных стеблей раздались совсем рядом, потом смолкли. Чьи-то руки расстегнули ремешки стального нагрудника его кирасы. Файоль почувствовал на лице чужое дыхание.

— Эй, сюда, здесь есть чем поживиться...

Заслышав французскую речь, Файоль схватил вора за запястье.

— Ай! Мой мертвец встает! На помощь! — в панике заверещал тот.

— Не ори, — посоветовал один из его сотоварищей.

Файоль сел, опершись на обе руки. Санитары вытаращили глаза:

— Так ты не мертвый? — недоверчиво спросил Гро-Луи.

— Похоже, он даже не ранен, — добавил Паради, сдвигая на затылок австрийскую шапку.

— Что вы тут делаете? — подозрительным голосом спросил кирасир.

— Спокойно, приятель, все в порядке!

— Видишь ли, — начал объяснять Паради, — мы собираем кирасы, это приказ начальства. Велено ничего не оставлять врагу.

— Кроме мертвецов, — презрительно сплюнул Файоль.

— Насчет мертвецов нам ничего не говорили, к тому же их слишком много.

Файоль поднялся, наконец, на ноги, расстегнул кирасу и швырнул ее в повозку.

— Можешь оставить себе, ты же не мертвый, — заметил Гро-Луи.

Кирасир молча закутался в шинель. Постепенно его глаза привыкали к темноте. Теперь он видел уже десятки фонарей, тускло мерцавших по всей равнине, где днем шли кровопролитные бои. Паради, Гро-Луи и еще несколько человек из госпитальной прислуги неторопливо продвигались вперед, ощупывая перед собой землю палками. Как только под палкой звенело железо, они нагибались, снимали с покойника кирасу и бросали ее в повозку.

— Смотри-ка, никак офицер...

Заслышав слова Паради, Файоль тут же подошел ближе.

— Ты его знаешь? — спросил Винсент, опуская фонарь, чтобы осветить лицо убитого.

— Это капитан Сен-Дидье.

— Как-то старовато он выглядит...

— Заткнись и снимай кирасу!

— Хорошо, будем считать, что я ничего не сказал.

Когда Паради закончил свою работу, Файоль вырвал из его рук фонарь и опустился над телом капитана. Тот был убит на месте — пуля угодила ему в шею. Казалось, капитан спал с открытыми глазами. В правой руке он сжимал заряженный пистолет, из которого так и не успел выстрелить. Кирасир бережно разжал окоченевшие пальцы покойника и сунул пистолет себе за пояс.

Маршал Ланн лежал на толстой стопке кавалерийских шинелей. Марбо не оставлял его без присмотра ни на секунду, ухаживал за ним, как нянька, предупреждая малейшее желание. Молчаливая забота капитана поддерживала раненого лучше, чем любые слова. Ланн бредил, ему казалось, будто он все еще находится на поле боя, и отдавал бессвязные приказы:

— Марбо...

— Господин герцог?

— Марбо, если кавалерия Розенберга обойдет Эсслинг с тыла, со стороны леса, то Буде пропал.

— Не беспокойтесь, все будет хорошо.

— Да нет же! Отправьте Пузе к укрепленному амбару... Нет, не Пузе, он ранен. Лучше Сент-Илера. Этот болван Даву нам отправил боеприпасы? Нет? Так чего же он ждет?

— Поспите, господин герцог.

— Сейчас не время спать!

Ланн крепко сжал руку своего адъютанта.

— Марбо, где моя лошадь?

— Она потеряла подкову, — солгал капитан. — Кузнец займется ею.

На каждый вопрос Марбо отвечал спокойным терпеливым голосом. В конце концов, это вывело маршала из себя: