Бизнес - класс
Шрифт:
– Высоко поднимаете, - угрюмо пробормотал Коломнин.
– И ты за эти гроши собрался дотянуться до моей невестки? Или они не заслуживают жить как приличные люди?
Он требовательно оглядел насупившегося банковского ставленника.
– Думаю, при всем к вам уважении, это Ларисе надо решать, чего она хочет.
– Уже решила. Поклялась, что с этого дня всякие отношения ваши прерваны. И я ее простил, - уязвленная гордость и умиление собственным благородством причудливо смешались в тоне Фархадова.
– А жениха мы ей со временем подберем. И куда поприличней.
– Пообещала,
– пролепетал Коломнин. Не верить Фархадову не было оснований. Особенно, если припомнить Ларисин звонок, когда он положил трубку, не дослушав. Именно это она и порывалась сказать ему.
– А ты на что рассчитывал? Другого и быть не могло. Накатила блажь, с кем не бывает? Но и только. Из компании ее с сегодняшнего дня забираю. Мусора, вижу, вокруг много. Потому и в голову нанесло. Пусть ребенком больше занимается. А тебе - чтоб в двадцать четыре часа духу не было. Так Дашевскому и передай. Фархадов, де, велел другого шестерку прислать. Не такого прыткого. Ишь каков гусак оказался! Тихой сапой с Фархадовым породниться надумал.
Человеческое терпение, как нерв в зубе. В нормальном состоянии его не чувствуешь. Но - содралась защитная эмаль, обнажился нерв и - окати холодом, взвоешь.
Коломнин и взвыл.
– Чхать я хотел родичей себе в этой паучьей банке искать! Жену - да. Искал. Ну да раз отреклась, стало быть, так тому и быть. А насчет миллионеров, так это я бы на вашем месте поскромней держался. Компанию-то профукали. И если я, банковская "шестерка", сейчас здесь не расстараюсь, так это я очень сомневаюсь, что вашей внучке будет чего передать, кроме долгов. Я понятно объясняюсь?!
Объяснялся он вполне доходчиво - лицо Фархадова пошло пятнами. Но Коломнин больше не владел собой.
– Я, между прочим, прислан банковские денежки, вами разбазаренные, вернуть. И без приказа Дашевского никуда не уеду. Так что надо - звоните сами. Только сперва советую очень подумать. Потому что я здесь костьми ложусь, чтоб гребаный ваш бизнес вытянуть. И не только за ради великого Фархадова. Но для тех тысяч, что по тайге разбросаны. А другой приедет - нужна ли ему эта головная боль - полгода в глуши сидеть? Не проще ли выдернуть наспех, что удастся, а остальное утопить? Да и отрапортовать. Так что - Бог в помощь, звоните! И мне, как говорится, с глаз долой.
"Тем паче, если меня - из сердца вон", - не договорил он.
Хриплое, с присвистом дыхание обессилевшего тигра заполнило собой кабинет. И непонятно, чего больше было в нем: усталости или отчаяния от невозможности одним прыжком, как прежде, переломить хребет обидчику.
– Хочу думать, что мы поняли друг друга, и интересы дела преобладают, так сказать...- Коломнин задержался у двери.
– Кстати, о деле, Салман Курбадович. Что бы ни было, но Лариса Ивановна должна остаться финансовым директором. Без этого сам откажусь. Нравится вам или нет, но сегодня она единственный, кто еще способен разгрести накопившееся...завалы, словом. Засим честь имею!
В приемной Коломнин едва не налетел на стоящую наизготовку Калерию Михайловну - со стаканом воды.
– Валокордин ему нужен?
– она укоризненно оглядела незадачливого жениха.
– И побольше, - виновато подтвердил он.
Часа через три Коломнин обнаружил,
что лежавшая перед ним папка с документами оказалась на треть разобрана. Он перепроверил резолюции, нанесенные его рукой. Все вполне разумные. На всех стояла сегодняшняя дата. Но ничего этого он не помнил.– К тебе можно?
Коломнин вскинул голову и медленно поднялся: перед ним с виноватым видом стояла Лариса. Волосы ее были собраны на затылке в пучок, - видимо, в спешке. И оттого распухшее, наспех подретушированное лицо казалось каким-то беззащитным. Она рассеянно провела ногтем по разобранной пачке.
– Даже сейчас работаешь?
– в голосе ее Коломнину почудилась укоризна.
– Тебя Фархадов вызвал?
– Да. Совершенно неожиданно. Разрешил вернуться к работе. Сережка, я так тебе благодарна, что настоял. Даже не представляю, как бы усидела дома без всего этого. ... Эта поганая анонимка! Все-таки люди - сволочи! Наверняка работа Мясоедова. Куснул-таки напоследок. Помнишь, тогда в гостинице?..
– Как говорил мой дружок, теперь это не имеет никакого полового значения. Мне твой свекр все поведал. У вас в семье опять мир да благодать. С чем и поздравляю.
– Сереженька, я, конечно, виновата. Гадина, если хочешь. Но не смогла. Ты должен понять. Так получилось. Фархадов, он, когда прочитал, был таким!..У него руки тряслись. Если б я не пообещала, просто не знаю...
– Это твой выбор.
– Выбор?!
– вскинулась Лариса. Но тут же смутилась, осознав неуместность негодования.
– Какой там выбор? Пришлось и все. Все образуется, увидишь.
– Хотя в принципе ты права. Хороша бы оказалась парочка: невестка нефтяного магната и банковский клерчишко. Неравный брак называется.
– Досталось тебе от Салман Курбадовича, - сообразила Лариса.
– Чего уж теперь? Слово дано.
– А ты и поверил, дурашка? Это лишь временно. Пока все успокоится. Как же мы друг без друга?
– Почему друг без друга? Надеюсь, продолжаем оставаться в одной связке?
– Дурачишься?
– недовольная взятым им официальным тоном, она улыбнулась прежней, зазывной улыбкой.
Но Коломнин на ее призыв не откликнулся. Хоть далось это ему не без труда.
– Ничуть не бывало. Быть может, ты права: когда личное мешает делу, жертвуют личным. Согласна?
– Стало быть, ты от меня рад отказаться?
– Я??!!
Умеют все-таки женщины в любой ситуации оказаться обиженной стороной. Ноздри Ларисы затрепетали:
– В таком случае с этой минуты прошу обращаться на "вы"! И исключительно по служебным вопросам.
– Буду благодарен за то же самое. Если не возражаете, я бы хотел вернуться к делам, Лариса Ивановна.
– Не возражаю, Сергей Викторович.
За издевательски нейтральным этим тоном прорвалась такая ярость, что Коломнину показалось: еще секунда - и Лариса просто кинется на него.
Быть может, так бы и произошло. Но от входной двери донеслись нарастающие возбужденные голоса.
– Тулуп скину и зайду, - послышался голос Мамедова.
Вслед за тем дверь распахнулась, и в кабинет ввалился взмыленный Хачатрян.
Не здороваясь, протопал унтами, оставляя за собой мокрые следы, будто загулявший сенбернар. Рухнул на стул.