Бизнес - класс

Работы меж тем хватало. И чем далее разбирали они накопившиеся завалы, тем больше проблем извлекалось.

Основное, что предстояло решить за эти четыре месяца, было:

– "заморозить" долги компании;

– взыскать деньги с "Руссойла";

– пресечь повальное воровство;

– и, наконец, самое важное, - взять под контроль реализацию конденсата с тем, чтобы за счет получаемых денег возобновить строительство "нитки".

Самым простым оказалось решение первой задачи. Собранные вместе, поставщики покричали, поматерились от души. Но - на самом деле такого предложения давно ждали. Тем более, что первым поддержал его самый авторитетный из всех - Резуненко. И уже через несколько дней был подписан протокол, в соответствии с которым поставщики соглашаются с консервацией накопившихся за последние годы долгов, а компания "Нафта" гарантирует своевременную выплату долгов текущих. И хоть документ этот не имел юридической силы, а носил скорее характер джентльменского соглашения, для перегруженной долгами "Нафты" он стал отдушиной. Для контроля за выполнением принятого решения с согласия Фархадова в Совет "Нафты" был временно введен Резуненко. Согласились потерпеть и буровики: для них возобновление строительства "нитки" давало надежду на стабильный заработок. Все эти дни воздух в головном офисе сотрясался от непрерывных матерных проклятий и жалоб. Но выкрикивались они если вслушаться - с бодрой надеждой.

Стронулась с места и проблема с долгом "Руссойла". По поручению "Нафты" банковские юристы подали в гамбургский суд иск о взыскании долга с фирмы "Руссойл". Впрочем, значение этого события Коломнин, имевший печальный опыт "судилищ" против Острового, не переоценивал. Неспешная западная юстиция могла заниматься исковым производством и год, и два, - срок, за который российские компании успевали родиться, обрасти капиталом и скоропостижно скончаться. Главный расчет Коломнина был в другом: скандал для респектабельной западной фирмы - это всегда ущерб для репутации, а значит, убытки.

Потому руководитель "Руссойла" Бурлюк был просто обязан выйти на переговоры. По предположению Коломнина, максимум через месяц-другой. Конечно, сразу возместить весь двадцатипятимиллионный долг Бурлюк не согласится. Да и не сможет. Но даже частичное погашение оказалось бы кстати: все финансовые возможности надлежало саккумулировать на решении главной задачи - достройку "нитки" к магистральному трубопроводу. Но опять же: когда это еще будет? А деньги нужны сейчас.

Необходимо было извести практику повсеместных хищений.
– Они люди, слушай. Как остановишь, кроме как головы рубить?
– Мамедов, к которому он обратился за помощью, был исполнен скепсиса.
– Думаешь, не пытался, нет? Но помогать он не отказался.

– А куда денешься? Надо - будем рубить. Как в старое время, поймали каждый десятый из ряда - на увольнение.

Коломнин, не столь кровожадный, поступил иначе. Бывший оперативник, он первым делом установил тесные контакты с райотделами, на территории которых находились филиалы "Нафты". За короткое время имя его стало популярным среди Томильских милиционеров. Встречаясь с руководителями служб, приватно договаривался о размерах вознаграждения за помощь в пресечении разворовывания компании. Были определены таксы за все: и за профилактику мелких хищений, и за вскрытие крупных, замаскированных. С теми из исполнителей, в ком был он постоянно заинтересован, Коломнин рассчитывался из рук в руки - без ведома остальных. Результаты не замедлили сказаться: если поначалу приходилось уговаривать возбудить уголовное дело или провести простенькую розыскную комбинацию, которую сам же Коломнин и готовил, то теперь он едва успевал управляться с сыплющейся со всех сторон информацией, - "замотивированные" оперативники вошли во вкус и беспрерывно "теребили" агентуру. Спешно готовилось несколько показательных судебных процессов. Троих наиболее увлекшихся бригадиров попросту уволили, огласив приказ по всем точкам компании. И скоро фамилию Коломнина хорошо запомнили и на буровых. Зачастую это теперь избавляло от необходимости "резать по живому". Сама угроза увольнения, превратившаяся из гипотетической в весьма осязаемую, останавливала любителей разговеться за счет владельца. Впрочем и "резали". Неприятную эту обязанность взвалил на себя Мамедов. Увидев, что работа, начатая Коломниным, приносит реальные результаты, он, отбросив амбиции, активно включился в нее. И теперь носился по тайге, азартно учиняя разносы и подписывая бесчисленные приказы о наказаниях.

Но и Лариса, и Коломнин, и тот же Мамедов, и активно включившийся в общую работу Резуненко отлично понимали, что успех этот может оказаться кратковременным. Если не будет выполнено обещание о выплате зарплат, повальное воровство возобновится с прежней отчаянной силой. И остановить его станет невозможно.

И потому первым и важнейшим, отчего зависел успех всего дела, становилось "поломать" сложившуюся систему продажи добываемого конденсата.

Но это же оказалось и самым трудным. За поставки отвечали службы, подчинявшиеся непосредственно Мясоедову. А, стало быть, попытка изменить сбытовую политику натолкнется на яростное его сопротивление. Позиции же Мясоедова оставались очень серьезными. Во-первых, в компании работало множество лиц, обязанных своим преуспеванием лично ему. А главное - несмотря на формальное понижение, Мясоедов продолжал пользоваться доверием Фархадова и нередко ездил к нему с докладами - через голову Ларисы. И влияние это определялось прежде всего тем, что именно через него к Фархадову приходили "живые" деньги. Своенравный старик, как подметил Коломнин, не был корыстен. Он был честолюбив. И "левые" деньги за конденсат, что регулярно передавались Мясоедовым, служили для него властным инструментом. С их помощью он привычно решал частные проблемы: подкидывал деньги в бригады, премировал послушных, поддерживал дружбу с власть имущими. То, что основная наличная масса под этим прикрытием хлещет "налево", старик, очевидно, не хотел задумываться.

Меж тем первые же изученные документы показали доподлинно: компанию попросту "сливают". Стало быть, необходимо немедленно приостановить все действующие договоры. А самого Мясоедова отстранить от реализации газоконденсата. Сделать это без санкции Фархадова было немыслимо. Предвидеть его реакцию - невозможно.

Потому к первому ежемесячному оперативному совещанию при президенте готовились тщательно - всей командой, еще и еще раз перепроверяя выявленные факты.

Докладывал на совещании о результатах продажи конденсата за истекший месяц сам Мясоедов. Докладывал бодро, чередуя прибаутками. Сыпал радужными цифрами и графиками. Но - несколько взвинченно. О том, что команда Шараевой пристально изучает документацию, ему, конечно, было известно. И теперь он явно торопился проскочить опасный участок.

Тем более, что нетерпеливый Резуненко, стрямясь привлечь внимание Фархадова, то и дело издавал многозначительное хмыкание. Но атаку начал Коломнин.

– Скажите, - с трудом вклинился он в непрерывное журчание.
– Почему ряду компаний конденсат отгружается ниже себестоимости? "Нафте" нужны деньги для строительства "нитки". Позарез нужны. А вместо этого мы грузим ее новыми долгами.

– Какие еще компании?
– неприязненно сбился Мясоедов.
– Что вы выдумываете?

– Вот перечень, - Коломнин положил перед ним список.
– Особенно большие объемы идут через акционерное общесто "Магнезит". Объяснитесь.

– Объясниться?!
– возмутился Мясоедов.
– Вы кто такой вообще, чтоб здесь допросы устраивать? Что Вы в нашем нефтяном деле понимаете?! Это не банк, где все по полочкам раскладывается. Здесь как раз обратная специфика.

– Так объясните. Может, пойму, - кротко попросил Коломнин.

– Я еще объяснять должен?! Здесь что, оперативное совещание или ликбез?! вскинулся Мясоедов, ища поддержки в Фархадове. Но Фархадов не вмешивался. Хорошо! Не для вас! Для других. Контролер тоже нашелся на нашу голову. Цифирьку увидел и бросился грязь на меня копать. А общую картину не догадался взять? Сверь, что получится!

– Сверил, - Коломнин принял от Богаченкова следующий лист.
– Каждым месяцем по продажам идет маленький плюсик.

– Тогда в чем дело?

– Хочу понять то, о чем спросил. Вот графики двухлетней давности. Продажа конденсата давала многомиллионную прибыль. Соответственно видно, как эти деньги шли на строительство нитки. Сейчас эта прибыль выражается в жалких десятках тысяч. Куда делось остальное? Или конденсат иссяк?

– Как разговариваешь? Почему его обижаешь?!
– Мамедов недоуменно закрутил головой, требовательно оглядывая остальных.
– Совести у тебя нет, слушай! Он при Салман Курбадыче три года состоит. Под Тимуром работал. А ты здесь приехал-уехал. И сразу учить? Как это может быть, дядя Салман, чтобы выскочки специалиста учили?

– А я тебе скажу, как это может быть, - голос Мясоедова аж побулькивал от обиды.
– Если компания начнет показывать реальные прибыли, как думаете, что у нее останется? Похоже, господин Коломнин не знаком с таким понятием, как минимизация налогообложения.

– За Коломнина говорить не буду! Зато я понимаю преотлично!
– прогремел Резуненко. Он вскочил - сидеть уже не мог, - слишком долго сдерживался. Резко отодвинутый стул обрушился на пол.
– В одной кухне варимся. И что такое налоговые прибабахи тоже в курсах! Но тогда объясни, куда "левый" нал деваешь. Может, мы им долги перекроем?

Наступила внезапная тишина, - витавший в воздухе вопрос прозвучал.

– Вора нашли?! Мальчика для битья нашли?! "Стрелку" мне решили устроить? Изгаляться, да?!
– дико вскричал Мясоедов.
– Салман Курбадович, как отцу, - от вас все стерплю. Но не от этих! Не доверяете мне, скажите, - подымусь уйду. Слова не скажу! Но чтоб от вас! Не от них. Вы-то сами все знаете! А чужим зачем?

В последней, бессвязной вроде фразе заключалась главная опасность, казначей через головы собравшихся напоминал президенту о ежемесячных наличных вливаниях, которые с его, Мясоедова, отставкой неизбежно иссякнут.