Благие намерения
Шрифт:
– Наши, - с облегчением сказала Алият.
– Вот и славно. Даже и прикидываться никем не придется…
… Уже можно было различить бьющуюся на вершине мачты выжженную солнцем до ослепительной белизны тряпку. Попрощавшись с колдуном и вернув ему щит, Ар-Шар-йахи и Алият двинулись навстречу судну. В полусотне шагов разбойнички убрали паруса, и корабль стал к зарослям левым стременем. «Тушканчик», - разобрал Ар-Шарлахи черную вязь названия. Скинули веревочную лестницу, и на песок спустился главарь, очень похожий издали на покойного Лако, такой же кряжистый, плотный, уверенный в каждом своем движении.
Потом Алият охнула, и Ар-Шарлахи всмотрелся пристальней. Всмотрелся -
Все трое остановились, не дойдя друг до друга пары шагов, и долго не могли произнести ни слова. Лако опомнился первым.
– Тебя же казнили в Харве… - растерянно сказал он Ар-Шарлахи.
Легкое суденышко прыгало по барханам, как тушканчик, вполне оправдывая свое название. Пол тесной каюты вздрагивал и накренялся. То и дело приходилось придерживать кувшинчик и чашки.
– Жаль, - с искренним вздохом говорил Лако.
– Хороший был «Скорпион» кораблик. Верткий, послушный… Значит, говоришь, сожгли его…
– Ты можешь толком рассказать, что случилось?
– не выдержал Ар-Шарлахи.
– Да что рассказывать… Попробовал проскочить - не вышло. Перехватили, навалились с двух бортов… Людей моих почти всех перебили, меня в самом начале угостили древком по голове - я и прилег… Перевели нас на другой корабль, сковали… Так вот я со «Скорпионом» и простился.
– Твое счастье, - пробормотал Ар-Шарлахи, - Видел бы ты, что с ним сделали, с «Белым скорпионом»!.. Нас с непривычки аж озноб продрал… Так ты бежал, что ли?
– Ну да!
– ухмыльнулся Лако, вновь наполняя чашки.
– От голорылых, пожалуй, убежишь!.. Привезли в Зибру, посадили в подвал. А через пару дней - мятеж. «Шарлах!
– кричат.
– Шарлах!» Сидим в подвале, над нами дом горит… Помнишь, что мы с портом Зибры сделали? Так вот теперь весь город такой… Злая луна выручила, не иначе: вспомнили про нас, вывели, расковали… Веришь? Хотели сгоряча караванным сделать. Ну как же, лучший друг Шарлаха, не шутки!.. В общем, сбежал я от них подобру-поздорову. Не по мне все это. Я - честный разбойник, мятежами не занимаюсь…
– А теперь куда?
– В Кимир.
– Ты что, с ума сошел?
– вскинулась Алият.
– У тебя два смертных приговора в Кимире!..
Лако нахмурился, крякнул, бросил на нее недовольный взгляд.
– А то я раньше там не гулял… со своими приговорами, - буркнул он.
– В Харве сейчас делать нечего. Тут такое скоро начнется…
– Слушай, а что начнется?
– тревожно спросил Ар-Шарлахи.
– Вот и колдун то же говорит…
– А это ты своих дружков спроси с кивающих молотов, что они там затевают! Такая дрянь в пустыне завелась - лучше и не встречаться. Вроде корабль, только без мачты, представляешь, и весь в броне, как черепаха. Сворами ползают. Колес вообще не видать, впереди из рубки труба торчит… И вот как ударит он, варан, огнем из этой трубы… Жуть, да и только. Сам видел.
– Ударит? А в кого? В нас?
– Да нет. Друг в друга палят. Да и нам достанется, если подвернемся…
– Поня-атно… - потрясение протянул Ар-Шарлахи и нервной рукой взял чашку.
– Значит, все-таки будут воевать здесь. У нас…
Лако выцедил свое вино и с любопытством уставился на Ар-Шарлахи.
– Интересный ты человек, - заметил он.
– Хоть бы спросил, за что тебя казнили в Харве.
– Да, правда!
– спохватился тот - Что стряслось-то? !
– Значит, так, - с удовольствием сказал
Лако и помедлил.– В Харве - казни. Причем таких людей жгут зеркалами - оторопь берет. Советников, сановников… Прямо как во время первой смуты. Тамзаа казнили, Альраза… Слышал таких? Друга твоего караванного Хаилзу… Ну и мелочь всякую. Тебя, к примеру, команду твою…
– Меня? Любопытно…
– Объявили, что тебя, а уж кого там на самом деле - не знаю…
– Хорошо, а за что?
Лако хмыкнул и неопределенно пошевелил бровью.
– Я сначала думал - за Пальмовую Дорогу. Потом прикинул, думаю, нет, что-то тут не так… Когда по оазисам указ оглашали, о мятеже ни слова не было. Только о покушении на государя…
– Не понимаю… - беспомощно проговорил Ар-Шарлахи.
– Ну ладно, допустим, разгневался Улькар… Допустим, решил, что нас с Алият прикончили, а воду подменили… Но меня-то он как мог казнить?..
Ход корабля постепенно менялся. Выматывающая душу тряска по белой зыби пустыни Чубарра кончилась. «Тушканчик» уже плавно покачивали и накреняли пологие барханы ничьих песков.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Все-таки Ар-Шарлахи на удивление плохо разбирался в людях, даром что учился когда-то у премудрого Гоена. Хотя, правду сказать, и сам Гоен по натуре был весьма доверчивым и наивным человеком… Словом, государя своего Ар-Шарлахи так до конца и не понял. При всей своей вспыльчивости Улькар никогда никого не казнил сгоряча. Потрясшие Харву казни были просто необходимы. Целебная морская вода - доставлена. И кто же в здравом уме решится оставить живыми тех, кто знает хоть что-нибудь о дороге к морю?
Подмены государь не заметил. У него действительно была плохая память на лица, а Шарлах, наученный досточтимым Тамзаа, вел себя при встрече очень естественно: кланялся и молчал, как бы лишившись от страха дара речи.
Итак, свидетелей всех убрали, государь искупался в морской воде и, надо полагать, обрел бессмертие. Ни доказать, ни опровергнуть это уже невозможно, поскольку сорок дней спустя он был отравлен одним из наследников (разумеется, не тем, который в итоге пришел к власти). Да оно, быть может, и к лучшему, поскольку государству Харва существовать осталось совсем немного…
СЛЕПЫЕ ПОВОДЫРИ
Памяти Любови Лукиной
Глава 1
В переулках лежала коричневая масляная грязь, бурлили мутные ручьи, жались к деревянным домам и заборам клочки ноздреватого, черного от золы снега. По этим-то хрустящим, проваливающимся под ногой клочкам выбрались из переулка на покрытый глинистой хлябью асфальт два мелодых и вроде бы интеллигентных человека. Во всяком случае, ругань их была приглушенной и по нашим временам вполне цензурной.
Видимо, хотели пройти коротким путем, да вот заплутали…
– К-козлы!
– со злобой выдавил один и оглянулся на пересекающую переулок траншею.
– Ненавижу!..
Второй восторженно посмотрел на него - и заржал.
– Ты чего?
– не понял тот.
– Оригинально мыслишь, - отсмеявшись, сообщил второй и указал на серый дощатый забор.
«Козлы! Ненавижу!» - крупно, с чувством начертано было на нем.
Увидев надпись, первый скривился. Чем-то он напоминал горбуна: сутулый, одно плечо чуть выше другого, но главное, конечно, лицо - умное, злое, с торчащим вкось подбородком.