Благие намерения

Трехлитровая банка выпала у меня из рук и разбилась об асфальт. Все повернулись ко мне, в том числе и полный лысеющий мужчина, которого Витька только что назвал земляком.

Это был Левушка Недоногов. Собственной персоной.

–  Хорошо еще, что пустая, - заметил Витька.
– А сейчас я, если хотите, покажу вам памятник Крылову. Он ему там цветы возлагает…

И вся группа, за исключением одного человека, двинулась в сторону площади, туда, где каменный Лев Недоногов возлагал скромный каменный букетик к ногам гениального баснописца.

Мы остались у статуи вдвоем.

–  Здравствуй, Лева… - сказал я растерянно.

Он смотрел на меня словно бы не узнавая. Словно бы прикидывая, а стоит ли узнавать.

Светлый выходной костюм, знакомые туфли, рубашка… Великий человек был скромен - ходил в своем. А между тем мог проникнуть в любой универмаг планеты и одеться во что пожелает.

–  А-а, Павлик… - проговорил он наконец.
– Здравствуй…

Я шагнул вперед. Под ногами заскрипели осколки.

–  А я вот… прогуляться…

Оробел… Как в кабинете большого начальника. Стыдно вспомнить - я даже не решился подать ему руку.

Но Левушка, кажется, и сам был смущен нашей встречей.

–  Ты слышал?
– отрывисто спросил он, мотнув головой в ту сторону, куда Витька увел приезжих.
– Что он им тут про меня плел? Какое окно? Какой Финский? Я, собственно, проходил мимо… ну и поинтересовался, о чем он тут…

Левушке очень хотелось уверить меня, что среди слушателей он оказался случайно.

–  Нормальная улыбка, искренняя… Что в ней ехидного?
– Левушка замолчал, часто моргая на статую.

–  Лева, а ты…

Я хотел спросить: "Ты идти сдаваться не думаешь?", но спохватился и пробормотал:

–  Ты домой-то как… собираешься возвращаться?

Великий человек нахмурился.

–  Не сейчас… - уклончиво ответил он.
– Не время пока…

Он что-то увидел за моим плечом, и лицо его выказало раздражение.

–  Слушай, - сказал он сквозь зубы.
– Будь другом, кинь ты в него чем-нибудь! Замучился уже в них кидать…

Я оглянулся. Метрах в десяти от нас по тротуару разгуливал голубь.

–  За что-ты их так?

–  Гадят, - ответил он просто и устало. Подумав, добавил: - Собак тоже развели… Никогда столько собак в городе не было…

–  А собаки-то что тебе сделали?
– удивился я, но тут же сообразил, что может сделать собака, если памятник стоит прямо на асфальте.

Левушка сосредоточенно разглядывал свободный карниз ближайшего здания.

–  Левка!
– сказал я с тоской.
– Что с тобой стало! Чего ты всем этим достиг? Татьяна тебя ищет - с ног сбилась… Милиция розыск объявила…

–  Ничего, - жестко ответил он.
– Пусть знают! А то привыкли: Недоногов!.. Что с ним церемониться? Можно прикрикнуть, можно настроение дурное на нем сорвать - все можно! За что его уважать, Недоногова? Подвигов не совершал, карьеры не сделал, зарабатывать как следует - не научился! А теперь… Ишь, засуетились! Ро-озыск…

Он повернулся ко мне, перестав на секунду моргать.

А глаза-то ведь, как известно, зеркало души. Этой секунды мне вполне хватило, чтобы понять: Левушка врал. Не обида - другое мешало ему вернуться к людям.

Левушка, мраморный Левушка, Левушка-легенда, "каменный гость" боялся встречи с Татьяной!.. И, похоже, не только с ней. Вот почему он так растерялся, увидев меня. Ясно же: стоит ему появиться на людях не в бронзе и не в граните, стоит ему произнести первую фразу, как все поймут, что никакой он, к черту, не монумент, а прежний Левушка, вечно теряющийся в спорах и робеющий перед женой.

–  Лева, - твердо сказал я.
– Давай честно. Тебя ищут не потому, что людям делать нечего. Ты нам нужен, Лева! Татьяне, ученым…

–  Следователю, - мрачно подсказал он.

–  Следователь вчера сравнил тебя с Колумбом.

–  Оригинально… Это что же, общественное мнение?

–  А ты, значит, уже выше общества?
– задохнувшись от злости, спросил я. Робости моей как не бывало.
– А для кого, позволь узнать, ты натыкал кругом все эти памятники? Не для общества? Кому ты доказываешь, что не ценили тебя, не разглядели? Кому?

–  Себе!
– огрызнулся он.

–  Врешь, - спокойно сказал я.
– Врешь нагло. Если в один прекрасный день люди перестанут замечать твои статуи, тебе конец!

Левушка молчал. Кажется, я попал в точку. Теперь нужно было развивать успех.

–  Лева, - с наивозможнейшей теплотой в голосе начал я.
– Прости меня, но все это - такое ребячество!.. Да поставь ты себе хоть тысячу монументов - все равно они будут недействительны! Да-да, недействительны! Монументы ни за что!.. И неужели эти вот самоделки… - Я повернулся к Левушке спиной и широким жестом обвел уставленную изваяниями улицу, - неужели они дороже тебе - пусть одного, но, черт возьми, настоящего памятника!.. За выдающееся открытие от благодарного человечества!

Левушка молчал, и я продолжал, не оборачиваясь:

–  Ну хорошо. Допустим, ты в обиде на общество. Кто-то тебя не понял, кто-то оборвал, кто-то пренебрег тобой… Но мне-то, мне! Лучшему своему другу - мог бы, я думаю, рассказать, как ты это делаешь!..

Я обернулся. Передо мной стояла мраморная Левушкина статуя и показывала мне кукиш.

–  Черт бы драл этого дурака!
– в сердцах сказал я, захлопнув за собой входную дверь.

–  Ты о ком?
– поинтересовалась из кухни жена, гремя посудой.

–  Да о Недоногове, о ком же еще!..

Посуда перестала греметь.

–  Знаешь что!
– возмущенно сказала жена, появляясь на пороге.
– Ты сначала сам добейся такого положения! Только ругаться и можешь!

Вот уж с этой стороны я удара никак не ожидал.

–  Оля!
– сказал я.
– Оленька, опомнись, что с тобой! Какое положение? О каком положении ты говоришь?

–  А такое!
– отрубила она.
– Сорок лет, а ты все мальчик на побегушках!

Нервы мои были расстроены, перед глазами еще маячил мраморный Левушкин кукиш, тем не менее я нашел в себе силы сдержаться.