Благородна и благочестива

– На ночь – одену снова, – вздохнул ллей Корнелиус. – Бедный Тадеуш может навредить прежде всего самому себе. У дверей-то стража, но долго ли ему спалить собственных людей? Так надёжней, ллейна Камилла.

Дочь Рыжего барона ничего не ответила: хватило и первой небольшой победы. Дождавшись, чтобы принесли и лохань, и воды, она лишь тогда оставила впавшего в задумчивость деда. Пальцы Тадеуша не желали её отпускать, так что вмешался уже Корнелиус: положив ладонь поверх руки мага огня, он несильно сжал. Хватка Эйросского ллея тотчас ослабла, словно крепкие пальцы лишились костей.

– Я ещё зайду, – успокоила Камилла деда, – пожелать доброй ночи.

Соседние покои оказались заняты самим ллеем Корнелиусом, и больше в этом крыле, кроме стражи, никто и не жил: даже слуги перебрались в восточное.

– Я обещал его величеству, что позабочусь о Тадеуше, – пояснил королевский регент. – Светлейший ллей – последний маг огня и великая ценность для королевства, поскольку ллей Золтан чудесного дара лишён. Пока у вас, дорогая ллейна Камилла, не появятся сыновья, других магов огня ждать не приходится.

Дочь Рыжего барона ненадолго задумалась. В основном о том, принесли ли уже в отведенные покои ужин, и управилась ли мэма Софур с прислугой. Хотелось поплескаться в тазике, хоть бы и с ледяной водой, переодеться во что-то не такое вонючее, и упасть на желательно мягкую постель.

– Это не слишком-то лестно – когда от тебя не ожидают ничего, кроме наследника, – вздохнула наконец Камилла, впервые посочувствовав ллейнам Бианке и Одетте, от которых магов воздуха ждали с прямо-таки фанатичным вожделением. – Ничего не обещаю, ллей Корнелиус, рожать я ещё не пробовала. А вот порядок в собственном замке навести сумею! С этого и начну, пожалуй.

– Это ещё не ваш замок, дорогая, – улыбнулся регент. – Вы – всего лишь наследница. Без сомнения, законная. Однако до смерти светлого ллея Тадеуша – чего, я надеюсь, не случится ещё долгие годы – вы здесь всего лишь гостья. Управлять имуществом Эйросских ллеев поручено мне.

– В королевском указе чётко сказано, что со дня предъявления прав на наследство никакое решение регента не может быть принято без моего согласия, – вежливо парировала Камилла, обмахиваясь письмом с печатью. – А вот про ваше согласие касательно моих указаний ничего не сказано. Так что, со всем уважением, ллей Корнелиус, с завтрашнего дня приступим к осмотру доходных книг, долговых расписок, принятых вами указов за время регентства – перечень в письменном виде имеется? – и состояния складов.

Ллей Корнелиус, кажется, удивился по-настоящему. Даже потёр аккуратно подстриженную бородку, приглядываясь к юной наследнице с искренним интересом. Так на щенков или котят смотрят – снисходительно и с улыбкой.

– Я вижу, хозяйственному делу вы обучены, ллейна Камилла.

– Лучшими учителями, ллей Корнелиус.

Это ничего, что о мэме Фаиле пришлось во множественном числе сказать. Старый лавочник никогда не отказывался от некой таинственности, если дело требовало.

– Знакомились с моими трактатами? – полюбопытствовал тем временем ллей Корнелиус.

Камилла на долгий миг замерла, а потом воззрилась на королевского регента с нескрываемым восхищением:

– Так это вы написали все эти толстые книги? Как бишь… управление государством, дворцовый этикет, хищение… э-э-э, хозяйственность в особо крупных размерах, да что-то про войну…

Корнелиус рассмеялся.

– Значит, ознакомились?

– Можно и так сказать, – вежливо согласилась Камилла.

Королевский регент оказался польщён, пообещал ответить завтра на все вопросы по трактатам, и пожелал доброй ночи на случай, если сегодня они больше не увидятся. Камилла поглядела на снующих по закопченному коридору слуг – те бегали с полными бадьями воды то в покои к ллею Тадеушу, то к ллею Корнелиусу – прикинула в уме, сколько займёт помывка крыла, вздохнула и направилась к обгоревшим дверям в отведённые им покои.

Мэма Софур, верно, оскорбилась бы, узнай она о мысленных сомнениях воспитанницы. Нянька не только управилась с прислугой – она и мэму Мартину выгнала прочь, не позволив той дождаться наследницы Эйросских земель. Старшая горничная отличалась настойчивым любопытством, но Софур превосходила сухонькую Мартину убедительными размерами. Камин в спальне растопили, хотя стены и так оставались горячими от соседства с покоями хозяина замка, ужин на подносе принесли, а пэра Эдна даже подготовила свежее платье на ночь.

Камилла успела и освежиться, и перекусить, и даже мужественно не заснуть, когда в коридоре затихли все невнятные междометия в адрес гостьи и её поздних указаний, а западное крыло наконец затихло в предрассветной дрёме. Мэма Софур уже спала, прямо на диванчике в спальне, от чего тот жалобно поскрипывал в такт похрапываниям няньки. Камилла перекинула через плечо сумочку ллейны Бианки, набросила оставленный пэрой Эдной халат и выскользнула за дверь.

Коридор показался тёмным: факелы и светильники без масла потухли, словно уморившись вместе с магом огня. Камилла ступала тихо, зажав подол халата с ночной рубашкой в одной руке и прислушиваясь к звукам спящего замка. Пожалуй, даже слишком тихо, потому что, когда она вывернула из-за угла, утомившиеся у покоев хозяина замка стражники едва не подпрыгнули.

– Ллейна… как вас… час поздний, все слуги уже ушли, даже ллей Корнелиус…

– Я обещала ллею Тадеушу зайти перед сном, – негромко проронила Камилла. – Отоприте дверь. Светлейший прикован; что мне будет?

Припомнив огненный смерч в спальне и ничуть не пострадавшую внучку мага огня, стражники рассудили, что и впрямь ничего. Но засомневались.

– Ллей Корнелиус не велел одну пускать. Сказал его разбудить, если вы всё-таки пожалуете.

– Зачем его тревожить? – участливым шёпотом поинтересовалась Камилла. – Верно, устал за долгий день. Я быстро. Пожелаю деду доброй ночи и выйду.

Камилла была убедительной. И улыбалась приветливо, мягко. Стражники переглянулись и пропустили будущую хозяйку замка к нынешнему уже почти недействительному хозяину.

Дождавшись, чтобы двери за ней замкнулись, Камилла тихо подошла к опаленной кровати мага огня. Слуги убрались по-быстрому и не слишком тщательно, но спальню проветрили, постель перестелили и ллея Тадеуша освежили тоже. Потому что, когда Камилла осторожно присела на край ложа, вглядываясь в лицо деда, тот показался ей расслабленным и помолодевшим. А ещё – подстриженным и побритым, отчего проявилось и лицо, когда-то, несомненно, красивое, а теперь – по-мужески привлекательное и решительное.

Даже пахло от светлого ллея Тадеуша значительно лучше: травами и благовониями. И волосы с проседью лежали ровно, гладко. Камилла даже провела по ним рукой, погладив деда по голове.

Тадеуш распахнул глаза.

Вовсе не мутно-болотного цвета, но яркие, светлые, буквально плеснувшие чистой изумрудной зеленью. Камилла даже замерла: в этот миг светлый ллей Тадеуш напомнил ей отца. Полузабытого Рыжего барона, которого Камилла никогда толком не знала. Беспокойного, яростного, порывистого…