БЛАТНОЙ

— А почему бы и нет, - усмехнулся я, стараясь говорить как можно небрежней, - место подходящее. Обожди-ка минутку!

Я отвернулся, расстегивая халат. И тут же опомнился, сообразил, что дамский этот халатик - единственное мое одеяние.

— Слушай, Хасан, - проговорил я озадаченно.
– Я согласен с тобой пойти куда угодно. Но как это сделать? Вся моя одежда-то ведь у тебя… А новой я пока еще не обзавелся.

— Та-ак, - протянул Хасан, - так. Ну, что ж, - он наморщился, собрал складки на лбу.
– Не можешь идти, давай здесь схлестнемся, пока твоей Марго нет… Не люблю, признаться, бабьих воплей.

«Ага, - тут же подумал я, - он, очевидно, не знает пока ничего. А то, что он явился именно сейчас, это просто совпадение. Но все же и здесь ему везет! Опять он, проклятый, в выигрышном положении! Все шансы - на его стороне…»

— Что ж, Хасан давай схлестнемся, - сказал я, - проверим последнюю талию… Но, полагаю, игра будет честная?

— А как же?
– широко ухмыльнулся татарин.
– Честность - мой девиз!

— Ну, если так, - сказал я, - верни мне финку. Ты ведь ее, помнишь, забрал вчера вместе с барахлом…

— Так у тебя что ж, другой нету?
– спросил он медленно.

— Как видишь, - я развел руками.

С минуту он молчал, размышлял о чем-то, потом заглянул в коридор, махнул рукой:

— Заходи, ребята!
– и грузно шагнул ко мне навстречу. Я отстранился невольно… Тогда Хасан сказал, затягивая слова, презрительно оттопырив нижнюю губу: - Не будь таким нервным.

Он нагнулся и вытянул из-за голенища ножик. Ледяным синеватым блеском вспыхнуло узкое лезвие. Вспыхнуло и погасло. Хасан подбросил нож и ловко поймал его. И потом еще раз. И снова шагнул, приблизился вплотную, держа финку в полусогнутой руке, целясь в живот мне колючим, отточенным жалом.

— Слушай, но это не по правилам, - быстро (быстрее, чем следовало бы!) заговорил я, чувствуя, как живот мой и спину обдает знобящим холодком.
– Если уж играть, то на равных… Где мой нож?

— А разве это не твой?
– поднял брови татарин.

— Нет.

— Извини, браток. А я уж было хотел это перышко отдать тебе…

Он явно резвился, баловался, наслаждаясь моей беззащитностью. Коренастый, широкоплечий, он стоял, прочно расставив ноги и поигрывая мерцающим лезвием. А вокруг, теснясь по стенам и заполняя комнату, настороженно помалкивала многочисленная его челядь: всевозможные шестерки, мелкая шпана…

Все они ждали конца. И конец этот был им ясен так же, как и мне самому. Я был приговорен, находился в безвыходном положений. Все сейчас зависело от Хасана… А он не спешил!

* * *

Хасан не спешил! Он слишком был уверен в себе. Прирожденный игрок, он издавна привык полагаться на фортуну. И она никогда не подводила его раньше.

Однако на этот раз - подвела!

С грохотом распахнулась дверь, и в проеме се увидел я лица Кинто и Абрека.

Следом за ними появилась Марго; она придерживала за плечи побледневшую, плачущую Алтыну.

— О-о-о!
– сказал Кинто и присвистнул протяжливо.
– И Хасан тут. Собственной персоной! Вот это здорово; тебя-то нам и надо…

— А зачем я вам?
– спросил Хасан.

— А ты не догадываешься?
– прищурился Кинто. Неспешно, вразвалочку прошелся он по комнате. Согнал со стула одного из хасановских мальчиков и уселся сам. Раздвинул колени и потом, опершись о них ладонями, спросил:

— Не догадываешься?
– затем повторил с укоризной: - Ай-ай-ай! Что же это с тобой стряслось? Такой всегда был шустрый, сообразительный, все знал! Как блатных обманывать, как карты ковать…

— Какие карты? При чем тут карты?
– завертелся татарин.
– Ничего не знаю!

— А вот Саркисян говорил…

— Саркисян?
– прошептал Хасан.

— Ну да, - задушевно, почти ласково сказал Кинто, - Саркисян, который на базаре торгует. Знаешь такого?

— Нет, - пробормотал Хасан, озираясь и легонько двигаясь вдоль стены в глубь помещения.

— А он тебя признал и рассказал кое-что. Ха-а-рашо рассказал! Подробно, как на исповеди!

— Не представляю, что он вам мог рассказать… - Хасан облизнул пересохшие губы.
– Да и вообще, где он сам?

— Нету его, - сказал Кинто сокрушенно, - нету.

— Как так нету?
– вмешался я в разговор.

— Очень просто, - пробормотал Кинто, - нету.
– Он указал пальцем через плечо - в сторону Абрека.
– Перестарался твой корешок…

Абрек стоял у дверей, посасывая прилипший к губам окурок, исподлобья оглядывал комнату. Он стоял так - длиннорукий, тощий и жилистый, - и под тяжелым его взглядом хасановские ребята пугливо жмурились и поджимались.

— Слушай, Абрек, - спросил я, нахмурясь, - что у вас там произошло?

— Да как тебе сказать, - пожал плечами Абрек.
– Промашка вышла. Он, понимаешь, поначалу не хотел колоться, ну, я осерчал маленько…

— Прома-а-ашка, - низким вздрагивающим голосом отозвалась вдруг Алтына и всхлипнула, стукнув зубами.
– Ты бы видел, что он, зверь, с ним сделал, что натворил! Привязал к стулу, а потом…

— Ладно, тихо, уймись, - торопливо склонилась к ней Марго.
– Молчи, милая, молчи.

— Я молчу, - запинаясь, с трудом выговорила Алтына, - я молчу…

И она как-то странно выгнулась вся, запрокинула голову: у нее начиналась истерика.

— Главное, это ж я заманила его! Позвала, мигнула - ну, он и пошел, - причитала Алтына, захлебываясь, задыхаясь от слез.
– Доверчиво пошел, с охотой. Теперь его кровь на мне!

При этих ее словах меня передернуло. Случилось все то, о чем я догадывался и чего втайне опасался с самого начала… Абрек перестарался, переборщил. Он всегда перебарщивал. Любое связанное с ним дело пахло кровью - это знали все! И я это знал. И Хасан тоже…

Никто из нас не заметил - когда и как оказался татарин возле окна. Взгляды всех находящихся в комнате прикованы были к Алтыне. Марго успокаивала ее, совала ей какие-то таблетки. Кинто, чертыхаясь, поил ее водой. Я суетился здесь же. И когда раздался звон разбитого стекла, все мы удивленно поворотились к окошку.

Поворотились и увидели, что рама сорвана, болтается на одной петле, горшок с геранью сброшен на пол, и все вокруг усыпано стеклянным блескучим крошевом, глиняными черепками, красными брызгами рассыпавшихся цветов.