Ближе

Женщина выпустила на волю все свои чувства и способности. Напрягла разум и дала волю новым инстинктам.

Основным был запах пепла. Горелое дерево… половые доски… обгоревший камень… Среди этих тревожных запахов выделялся один: резкий, страшный запах смерти, немыслимой, невообразимой жестокости.

Она сконцентрировалась. Казалось, едва слышные тонкие голоса зовут её откуда-то издалека. Голова женщины медленно повернулась на этот зов, и она поняла, что это.

Здесь погибли люди. Сгорели заживо.

— О Господи!

Миссис Берроуз задохнулась, осознав, сколько их было. Это место было одной огромной могилой. Здесь умерли страшной смертью десятки людей. Воображение перенесло женщину в прошлое, она почти наяву слышала крики несчастных жертв, которые не могли выбраться из огненной западни.

Внезапно она отчетливо поняла, что это за место.

О нём когда-то упомянул Дрейк. Он не распространялся, а она и не настаивала, видя, что воспоминания причиняют ему боль. Да и времени у них не было…

Но теперь она всё сопоставила и поняла: именно здесь Дрейк стал свидетелем истребления людей.

— Трущобы, — прошептала миссис Берроуз, словно мертвецы могли услышать её, и отступила назад. Под каблуком что-то хрустнуло. Она нагнулась и подняла что-то круглое. Фарфоровая головка куклы. Пламя уничтожило тряпичное тело и одежду игрушки. Миссис Берроуз стряхнула с неё пепел и пыль и поднесла к носу…

Тонкий, неощутимый для нормального человека запах. Поколения детей, игравшие с куклой… Здесь жили бедняки, эта игрушка наверняка передавалась от матери к дочери на протяжении десятилетий, может быть, даже веков. А последняя её владелица погибла страшной смертью в безжалостном огне.

В этот момент во всех храмах Колонии шла вечерняя служба. Те, кто был повинен в этом злодеянии, учили колонистов, как спасти свои души.

Стигийцы.

Миссис Берроуз бережно опустила фарфоровую кукольную головку на землю, усыпанную человеческим пеплом, повернулась и растворилась в темноте.

Проведя возле пирамиды целый день, они возвращались в лагерь. Когда они вышли на звериную тропу, доктор Берроуз покинул своё место предводителя и пошёл между Уиллом и Эллиот, пытаясь на ходу читать свой дневник. Его нога попала в ямку, он споткнулся, чуть не упал, но читать не перестал и даже удержал равновесие.

— Глянь на своего отца, если он сейчас войдёт прямиком в пасть саблезубому тигру, то даже и не заметит! — негромко проговорила Эллиот. — Он живёт в своём собственном мире…

— Да. Это у него получается лучше всего. Счастливым он чувствует себя только тогда, когда находит загадку и пытается её разгадать.

Стайка странных птиц лениво вспорхнула с куста и неторопливо расселась чуть дальше, между деревьев.

— Ух ты!

Тельца птиц были толстыми и дряблыми, словно пивное брюхо старика. Совершенно лысые головы и шеи дополняли и усиливали это впечатление. Уставившись на Уилла и Эллиот блестящими глазами-бусинами, птицы хранили молчание, лишь изредка прерываемое резкими криками: они словно недоумевали, что делать с этими чужаками, пришедшими в джунгли, и советовались друг с другом.

— Какие уродцы! Что это за порода?

— Может, что-то типа стервятников? — предположил Уилл.

Когда в поле зрения птиц появился Бартлби, крики стали тревожнее и чаще, птицы били крыльями, но не улетали. Было совершенно очевидно, что они опасаются Охотника, чья челюсть начала плотоядно подрагивать. Бартлби неотрывно следил за птицами, а потом издал разочарованное мяуканье: птицы сидели слишком высоко и он не мог достать их.

— Ты права, выглядят они довольно мерзко! — согласился Уилл.

Затем он перестал обращать внимание на птиц-уродцев: они с Эллиот пошли дальше по тропе, болтая друг с другом. Уилл подумал вдруг, что не один доктор Берроуз был абсолютно счастлив в этом подземном мире: он сам, Уилл Берроуз, тоже мог считать недели, проведённые здесь, лучшими в своей жизни. Он взглянул на Эллиот. Она казалась спокойной и безмятежной. Джунгли были для неё естественной средой.

В Глубоких Пещерах она выглядела совсем иначе — затравленное, озлобленное выражение лица, вечная готовность драться до смерти. Её бледная кожа была испещрена шрамами — здесь они стали почти незаметны, если не считать самого большого, на предплечье. Она загорела, и сочетание смуглой кожи и чёрных волос создавало удивительный эффект. Уилл не переставал поражаться тому, как она… прекрасна и как ему повезло, что она стала его другом.

Эллиот что-то говорила, но он её не слушал.

— Как сегодня было здорово! — выпалил он невпопад.

Девушка изумлённо посмотрела на Уилла, и он немедленно смутился.

— Ну… я имел в виду, что было интересно… и весело… Если мы будем оба ходить вместе с папой в эти экспедиции, то сможем проводить время вместе… — он говорил сбивчиво, не в силах точно выразить переполнявшие его чувства и мысли. — Ну, в смысле, если он не будет дёргать меня через каждые десять минут…

Уилл почувствовал, что у него начинают гореть щёки. Он отвернулся от Эллиот и сам себе скорчил рожу, злясь на собственную бестолковость. Он даже не может выразить словами то, что чувствует! Блеет, словно тупой пятнадцатилетний подросток… Он стиснул зубы и мысленно поклялся не открывать больше рта, чтобы не выдать себя. Иначе он будет выглядеть в её глазах полным и законченным идиотом…

Однако Эллиот задумчиво кивнула в ответ и посмотрела на него. Уилл почувствовал огромное облегчение — похоже, она прекрасно поняла, что он хотел сказать. Их глаза встретились…

…но в этот момент доктор Берроуз бесцеремонно нарушил очарование момента.

— Чтоб тебя! Чёртова тварь!!! Чёртов навоз!!!

Уилл и Эллиот обернулись. Доктор скакал на одной ноге, второй он вляпался в кучу навоза. Уилл и Эллиот ничем не могли помочь, они просто хохотали, пока доктор Берроуз пытался вытереть башмак о траву.

— Разве ты не хотел поглубже изучить палеомастодонта? — прерывающимся от смеха голосом спросил Уилл.

Он уже шагнул к отцу, но тот внезапно замер на месте, и лицо его приобрело отсутствующее выражение. Забыв об испачканной обуви, доктор торопливо раскрыл свой драгоценный дневник.

— Эти камни… Эти камни… — бормотал он, в волнении листая страницы.

Уилл не мог понять, о чём говорит отец.

— Какие камни, па?

— Я же нашёл другой ряд камней, такой же, как на первой пирамиде, помнишь, я тебе показывал.

— На этот раз ты ничего не сказал…

— Я пытался, но ты был слишком занят беседой со своей… ПОДРУЖКОЙ! — возмущённо заметил доктор, впрочем, эту тему он развивать не стал. — Вторая серия камней относится к более позднему периоду, и буквы на ней другие… я пытался понять, как их можно сопоставить с буквами первого ряда, чтобы был хоть какой-то смысл…

— Возможно, ответ мы найдём, когда доберёмся до третьей пирамиды? — предположил Уилл.

— Возможно… возможно-возможно-возможно… — Доктор Берроуз повторил это несколько раз, не осознавая, что говорит.