Близкие

Денис звонил ему после ток-шоу – слушал долгие гудки в телефонной трубке. Стефан не хочет обременять собой этот мир, он хочет уйти тихо и незаметно – уйти в телефонные гудки, в последние записи, в память бывших коллег.

Зато – совершенно неожиданно – в студии объявляется Макс Измайлов.

– А я наверх забегал, на «МузТВ», и к тебе вот заглянул…

Словно и не разливалось между ними море грязи, и не кричали они друг другу проклятия с разных берегов.

Макс лыс, блестящ, крепок, но видно, что Максу – пятьдесят пять, и семь из них – за колючей проволокой. Эти колючки всегда в его взгляде.

Падает в кресло без приглашения, тянется за сигаретой.

– Ну, как я тебя пропиарил? – хехекает миролюбиво.

– А что накатило на тебя? – спрашивает Денис прямо.

– И не спрашивай. Прости за наезд. Люблю ее. Кажется, последняя моя весна. Последняя. И обещал ей, что ни под кого подкладывать не буду и защищать буду – как долбанный рыцарь…

– Милочку что ли?

– Вот тебе странно, – кивает Макс. – Мне самому странно, а чувствую, что роднее, чем она, нет у меня никого и не было…

– А если ошибаешься?

– Не «если». Знаю, что ошибаюсь. Но не хочу этого знать. В последний раз такое, мне кажется… А ты так прошелся по ней – тупая, безголосая, продажная. А я же ее после корпоративов – никому, другие есть для этого… Дурак я, Денис, старый дурак…

– Сколько тебе этот Пичахчи стоил?

– Прилично обошелся. Но работает он цепко, мрачно. Он греко-татарин какой-то.

– Это все объясняет, – усмехается Денис. – Ладно, забудем…

– Рассосалось у тебя?

– Вроде того.

– А чего-то ты смурной…

– Да чувствую себя как-то… скверно.

– Стрессы проклятые! – соглашается Макс. – И пыли много. Дождей нет. Милочка на острова меня тянет, а мне, знаешь, так на дачу хочется – деревья молодые посадить, смородину. Не жил я никогда на земле, по-человечески. Теперь купил загородный дом, и стоит он пустой: тусоваться же надо, мониторить, пиарить, иначе рухнет все, уплывет прибыль, и вложенного не верну.

– Знаю, – кивает Денис.

– Ты приезжай как-нибудь – погостишь у меня. Бери своих и приезжай, – загорается Макс. – На речушку сходим, караси…

– Нет у меня «своих», сам приеду…

Макс спешно поднимается.

– Да, сложно со «своими». Когда тебя все знают, «своих» обычно не остается. Ну, спасибо, что… Уже пора карму чистить, сердце пошаливает, а тут лишний грех на душу…

Правда, пыльно в городе. Было пыльно в марте, было пыльно в апреле, а в мае совсем тяжело стало дышать. Денис старается больше работать и меньше спать, чтобы не видеть никаких снов о прошлом.

Олег неплохо справляется, но все равно Денис ловит себя на том, что следит за его работой придирчиво и ищет в ней недочеты.

– О Костике ничего не знаешь? – спросил все-таки.

Тот дернул плечами.

– По-моему, с Ревзиным кино снимают. Знаю, что в пустыню ехать собирались.

– Куда это?

– В Казахстан куда-то. Что-то о наркотиках. Экшен, короче. Целиком по нему.

Приключения, экшен, наркотики – это по нему. А по Денису – отрывочные ночи без снов, клиповый монтаж будней, фантомные боли отрезанных чувств. Все иссохлось.

Ждет худшего и не может дождаться. Лучше бы убил Шихарев. Но Шихареву мараться об это некогда. У него теперь другие дела – строить новый, как бы честный бизнес на месте старого – грязного и бесчестного.

– Мама, ну, как ты? Простила меня?

– Говорят, ты не знал ничего. Но я не верю!

Мама – не из тех, кто прощает. Для этого у нее слишком много обид накопилось – за все тридцать семь лет его жизни. Денису кажется, что нельзя все эти годы копить обиды – с той, самой первой, когда он запачкал пеленки. Но, значит, можно.

Есть ли смысл в непрощении? Денис легко простил Макса, и Шихарева, и греко-татарина Пичахчи, и оперную диву Арефееву, и нео-сектанта Рубакина, и футболиста Кравца, и бездарную Милочку Лебедеву, только вот Костика… К близким людям подходишь с совсем другой линейкой, угол зрения вымеряешь совсем другим транспортиром. Поэтому и нет прощения.

Нет прощения Костику. А ему нет прощения от матери. Нет прощения от Оксаны. Может, и не нужно оно ему. Может, без надобности. Он уже не собирает никакой картины из рассыпавшихся пазлов – тем более, фантастической картины – с огромными деревьями, добрыми животными и близкими людьми.

26. ТАК МОЯ МЕЧТА СБЫЛАСЬ.

Наконец, она звонит.

Денис ждал этого звонка и боялся его. И вот она звонит.

Он еще надеялся, что, может, чудом, этого не случится. Но она звонит.

И он уже не раз и не два подбирал слова, чтобы ответить ей, объяснить, но теперь накрывает телефон ладонью и прижимает его к столу. Под ладонью мерцает холодный свет – свет смертельного ужаса. Рука цепенеет. Пальцы сводит. Горло сдавливает спазмами.

Телефон замолкает. Денис успевает схватить воздуха до нового звонка. Звонок не медлит…

Уже вечер, и косые лучи врезаются в комнату. Высвечивают бледное лицо Дениса. Он уже слышит в трубке ее голос, но не может ответить – нужно еще немного времени. Времени, которого нет.

– Денис, извини, что я звоню. Просто не знаю, кому я могу… И если ты…

– Лучше приезжай.

– Я очень плохо себя чувствую.

– Поэтому… лучше приезжай. Нужно поговорить…