Блондинки не сдаются
Шрифт:
— Ты сравниваешь поразительно несравнимые вещи, — сказала Маша, одевая трусы.
— Скоро вы там, — еще раз пнула дверь ее сестра. Вот нетерпеливая!
— Сейчас! — крикнул я. — У меня расстройство! — добавил, посмеиваясь. — Несет так, что не остановить.
— Понятно, — пробубнили под дверью. — Не забудьте попрыскать освежителем после себя.
— Обязательно, — я заржал и вытер рукой слезы, выступившие от смеха.
— Хватит издеваться над ребенком, — Маша толкнула дверь и выскочила первой. — Иришка, заходи, уже все.
Ее сестра, стоявшая у двери в неизменных наушниках, мрачно взглянула на нас
— Там хоть дышать можно? — выдавила она.
— Все нормально, — ответил я. — Аромат любви витает в воздухе. Входи смелее, — я с трудом прятал улыбку.
Моей иронии и слов она не поняла, и подозрительно косясь на нас, прошмыгнула внутрь, захлопнув дверью.
— На чай не останемся. — предложил я. — Был уговор, он сорвался, так что едем домой выполнять обещание.
— Мне ведь к занятиям нужно готовиться, — заметила Маша. — Пропустила день ради тебя. Давай перенесем все на завтра, к тому же я устала и хочу спать. А еще лекции читать и готовиться к лабораторке.
— Не получится, — я взял ее за руку. — Мы поспорили, я выиграл, папа завтра выйдет на работу. Учись отвечать за свои слова.
— Ты мне это условие навязал, забыл? — недовольным тоном сказала она.
— А кто просил отца на работу пристроить? — задал я встречный вопрос. — Ладно, забудь.
Я уселся на старый диван, обивка которого совсем выцвела от времени. Обстановка в квартире оставляла желать лучшего. Местами обвисли обои в цветочек, на покосившейся тумбочке в углу пылился допотопный телевизор, занавески в желтый горошек настраивали на юмористический лад. Семья бедствовала и давно, я это понимал. Главу семейства давно надо было гнать из дома на работу. Хорошо устроился, бездельник, подумал я, наблюдая за тем, как мама раскладывает на столе чашки и пирожные. Ее лицо было уставшим и измученным.
— Татьяна Викторовна, — обратился я к ней с просьбой. — С Машей нужно прогуляться в свадебный салон. Поможете дочери выбрать платье?
— Господи, конечно! — она радостно заулыбалась. — Присаживайся, налью тебе чай.
— Сюда больше ничего не поместится — похлопал я по животу. — Все было очень вкусно, наелся. И дома много работы, нам пора ехать.
— Тогда я соберу вам в коробку печенья, потом съедите, — предложила она и тут же умчалась на кухню, чтобы набрать для нас продуктов.
Я вздохнул и вспомнил свою мать. Они обе были очень похожи повадками и выражением чувств к собственным детям. Их любовь к нам заключалась в еде. Как только у меня гостила мать, она становилась у плиты и готовила на роту солдат, без конца критикуя остатки китайской лапши в мусорном ведре и пустой холодильник.
Я вышел в прихожую и стал обуваться. Машина мама вынесла полный пакет, который настойчиво пихнула мне в руки:
— И салатов положила, — пояснила она вес и объем авоськи.
Маша задумчиво слонялась по коридору, я взял пакет и выразительно посмотрел на нее.
— Собирайся.
— Может быть, мне у родителей остаться? — виновато развела она руками. — Я устала и соскучилась по ним.
— Завтра заедешь, — подтолкнула ее к выходу Мария Ивановна. — Нечего тут делать, у вас столько дел. Вам с утра ехать в загс. Когда ты успела соскучиться-то?
— Хорошо, — обреченно вздохнула художница и полезла в свои сандалии.
Я понял, что она тяготится моим обществом, и криво улыбнулся.
— Поход
в загс можно отложить, это не горит, — с тяжелым сердцем открыл дверь, и выходя бросил:— Оставайся у них, сколько захочешь, — скользнул по ее щеке формальным поцелуем и вышел из квартиры.
Двор здесь плохо освещался, темнота сгустилась вокруг, укутывая пространство чернильным одеялом. Наверное, фонарь сломали, решил я, щурясь и пытаясь понять, куда двигаться дальше. С трудом дотопав до машины, остановился и засунул руки в карманы. Ехать домой одному не хотелось. Какая-то странная тяжесть сдавила грудь. Набрал номер Сергея, но линия была занята.
Сев за руль, покатил в центр, решив плюнуть на работу и посидеть за чашкой кофе в каком-нибудь круглосуточном кафе. Мне не хотелось видеть ни друзей, ни знакомых. Чувство одиночества и непонятости душило, словно петля, накинутая на шею. Не понимает и не слышит. У нее только ее правда жизни, ее мораль, ее принципы, а все остальное — плохо и “ненормально”. Все, что в эти принципы не вписывается, тут же отметается. И как с этим жить дальше, было неясно. Может, и не стоит торопиться со свадьбой.
Я припарковал машину на Моховой и забрел в первый попавшийся кофе-бар. За стойкой сидела пожилая женщина, она смотрела фильм, уставясь в маленький телевизор. Увидев меня, тяжело встала и дежурно улыбнулась:
— Что будете заказывать? — сунула мне меню, косясь на экран, где вовсю разворачивались какие-то любовно-сопливые баталии.
— Каппучино с корицей, — сказал я. — Что за фильм?
— В активном поиске, — машинально ответила она, не отрывая взгляда от экрана, но тут же спохватилась и покраснела. — Скучно сидеть здесь одной, смотрю романтику
— Актуальная тема, — я вытащил пару пакетиков с сахаром и стал крутить их в руках. — Смотрите, посижу у вас немного, не против?
— Вы же клиент, сидите, сколько хотите, — она положила на стойку дымящуюся чашку.
Я понюхал: пахло горячим шоколадом и пряностями.
— Вкусно и красиво, — похвалил ее.
— Пирожное? — предложила женщина, но я отрицательно покачал головой, засыпал сахар, и медленно мешая ложкой кофе, задумался.
— Чего такой грустный? — подала она голос, усаживаясь напротив.
— Работы много, устал, — ушел от ответа. — Выпью и поеду домой.
— Ночью нужно спать, — поджала губы женщина, подперев подбородок кулаком. — Какая работа сейчас. Побольше отдыхай.
— Ну вы же работаете, — резонно заметил я, улыбнувшись.
— Твоя правда, — она вдруг положила голову на поверхность стола и искренне призналась:
— Хочется закрыть глаза, обняться с подушкой, и чтобы кто-то гладил меня по спинке.
— Закройте, — усмехнулся я. — Левой чашку держу, а правой вас почешу. Мне несложно.
Женщина засмеялась и зажмурила глаза.
— Ну давай, сынок, только не приставай ладно? Только погладить, я посплю немного, пока ты тут сидишь.
— Валяйте, — я поставил чашку на стол и придвинулся поближе. — Если войдут, пну вас в бок.
— Десять минут, — сонным голосом пробубнила она, проваливаясь в небытие.
Я погладил ее уставшие плечи и посмотрел в окно. По шоссе проезжали редкие машины, вдоль дороги стояли длинноногие фонари, вокруг которых билась мошкара. Группы деревьев покачивались в такт слабому ветру.